«Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности - Генри Каттнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чего мы ждем? – рявкнул Конвей. – Я же сказал: разбуди его!
– Еще рано, генерал. Это небезопасно – пока. Я не могу предугадать последствия…
– Он не будет работать?
Брум взглянул на стальную маску, на которой отражались мигающие лампочки приборной панели. Старик колебался, и от этого морщины еще глубже врезались в кожу его лица. Склонившись над ящиком, он тронул пальцем провод, тянущийся в широкую распахнутую грудь робота к схеме, отмеченной как «Пуск».
– Он запрограммирован, – нерешительно проговорил Брум. – И пока…
– Тогда он готов. – Тон генерала не допускал возражений. – Ты слышал, Брум? Я не могу больше ждать. Разбуди его.
– Я боюсь, – ответил Брум.
Слух генерала, как уже случалось не раз, сыграл с ним злую шутку. «Я боюсь… я боюсь…» – эхом отдавалось у него в голове, и Конвей ничего не мог с этим поделать. Но страх – свойство живой плоти, подумал он. Плоть знает, где кончаются ее возможности. Дальше пусть сталь продолжает ее дело.
«Кнопочная» война раньше казалась пустяковым делом. Человек стал осторожным. Он знает, что слабое звено – это он сам. Плоть и кровь. Задача человека – самая сложная: принимать решения, основываясь на неполных данных. До недавнего времени это было не под силу ни одной машине. Компьютеры служили сердцем и мозгом «кнопочной» войны, но их искусственный интеллект все равно был ограничен. У них имелась безотказная отговорка: «Нет ответа. Недостаточно данных». А уж как накормить их всем необходимым – верной информацией, верными вопросами, верными командами, – это была головная боль человека. Неудивительно, что генералы на командных постах так быстро сменялись.
Потому и был создан электронно-генераторный оператор. Генерал посмотрел на него: оператор спокойно ждал своего рождения. И звали его Эго. Завершенный, он будет обладать свободной волей. Сложность самых действенных компьютеров состоит не в электронике, а в заложенных в них программах. От банков данных мало толку без точных инструкций, как использовать эти данные. А разработать инструкции чертовски сложно.
Теперь эту работу возьмет на себя Эго. Он сконструирован, чтобы работать как человеческий мозг и действовать на основании неполной информации, чего до сих пор не могла ни одна машина. Плоть и кровь исчерпали свои возможности, думал Конвей. Пришло время стали. И вот Эго лежал, готовый отведать первый кусочек плода от древа познания. Неутомимый, как и положено стали, изобретательный, как живое существо, он будет грызть яблоко, пережевывать которое человечество больше не в силах…
– Что значит боишься? – спросил Конвей.
– Он наделен свободой воли, – ответил Брум. – Разве не видите? Невозможно дать машине свободу воли, оставив за собой возможность ею управлять. Я могу лишь сформулировать Эго основную задачу: «Выиграть войну», но не могу объяснить, как именно он должен это сделать. Я сам этого не знаю. Я даже не могу приказать ему чего-то НЕ делать. Эго проснется совсем как… человек, который возмужал и получил образование за время долгого сна. У Эго появятся свои нужды, и он будет действовать по собственному усмотрению. Я не могу его контролировать. И это меня пугает, генерал.
Конвей стоял неподвижно, удивленно моргая, чувствуя, как в нервных окончаниях резкой дрожью отдается усталость. Он вздохнул и прикоснулся к выключателю маленького микрофона на лацкане.
– Прием, это Конвей. Отправить полковника Гардена на операцию «Рождество». И парочку военных полицейских.
– Нет, генерал! – поспешно выпалил Брум. – Дайте мне еще неделю. Хотя бы два дня…
– У тебя примерно две минуты, – ответил Конвей и подумал: «Посмотрим, как тебе понравится быстро принимать решения. Везунчик – на тебе-то оно всего одно. Мне за пять лет решений хватило по горло. Когда я последний раз спал? А, какая разница, какая разница… Бруму придется сделать выбор. Дадим ему пинка. Отдыхал он, видите ли!»
– Я не стану этого делать, – заявил Брум. – Ни за что. Я не могу взять такую ответственность на себя. Мне нужно больше времени, чтобы все проверить…
– Ты до Судного дня проверять будешь и никогда не активируешь Эго! – сказал Конвей.
Открылась дверь. В лабораторию вслед за полковником Гарденом вошли двое военных полицейских. Форма на Гардене была мятой и грязноватой, как обычно. Этот человек не создан для того, чтобы носить форму. Однако, заметив темные круги под глазами полковника, Конвей смягчился. Гардену последнее время тоже редко удавалось поспать. Впрочем, теперь это, можно сказать, в прошлом: с этого дня Эго возьмет бремя ответственности на себя и оправдает свое имя.
– Арестовать Брума, – приказал Конвей, проигнорировав перепуганные взгляды. – Полковник, вы можете разбудить этого робота?
– Разбудить, сэр?
Конвей сделал нетерпеливый жест.
– Включите его, запустите.
– Э… да, сэр, я знаю как, но…
Конвей не стал утруждать себя его отговорками. Он ткнул пальцем в робота. Все возражения Гардена генералу казались бессмысленным лепетом. Сорок восемь часов, думал он. Достаточно времени, чтобы протестировать робота перед тем, как начнется атака. Если повезет. Пусть эта железяка только попробует не включиться! Генерал снова помассировал глазные яблоки, чтобы комната вокруг него перестала медленно и плавно кружиться.
– Стойте, генерал! – раздался голос Брума из глубин пустоты вокруг. – Дайте мне всего один день! Он не…
Конвей махнул рукой, не открывая глаз. Он услышал, как один из полицейских что-то сказал, а потом завязалась короткая потасовка. Затем дверь захлопнулась. Генерал вздохнул и открыл глаза.
Гарден смотрел на него с тем же сомнением, что прежде светилось в глазах Брума. Конвей сердито сдвинул брови, и полковник торопливо повернулся к ящику с роботом. Он наклонился над ним, совсем как Брум, и коснулся пальцем провода, ведшего к участку схемы с пометкой «Пуск».
– Как только мы его отсоединим, Эго начнет действовать по своему разумению, – предупредил полковник.
– Он получил приказы, – коротко ответил генерал. – Ну же, делай что-нибудь.
Раздался тихий гудок: Гарден аккуратно отсоединил провод и закрыл стальную пластину, которая изолировала внутренности Эго. Затем он пробежал пальцами по стальным конечностям, дабы убедиться, что ни один из многочисленных проводов не подсоединен к роботу, встал и перешел к пульту управления.
– Сэр, – сказал он.
Конвей ответил не сразу. Он долго покачивался взад-вперед, перекатываясь с пятки на носок, словно башня, вот-вот готовая рухнуть, потом сказал:
– Не говорите мне того, что я не хочу услышать.
– Просто я не знаю, чего ожидать, сэр, – сдержанно ответил Гарден. – Вы скажете мне, когда робот начнет реагировать? Подаст хотя бы малейший сигнал…
– Скажу. – Конвей опустил
