История русской литературной критики - Евгений Добренко

В контексте разговора о жизни за пределами «НЛО» можно выделить по крайней мере три направления в постсоветском литературоведении. Во-первых, продолжают выходить традиционно филологические журналы «Вопросы литературы», «Русская литература», «Филологические науки», стремящиеся к обновлению и обретению своего места в новом социокультурном ландшафте. Существует и «традиционное» литературоведение, сформировавшееся в 1960–1970-х годах на пересечении методологий Бахтина, формализма и «шестидесятнического» идеологизма (иногда «замаскированного» под семиотику). Ориентированность на имманентный анализ поэтики конкретного текста или «художественного мира» автора парадоксально сочетается в этой методологии с не всегда рефлектируемыми поисками «отражений» в поэтике пред-заданной идеологической концепции (как правило, антикоммунистической). Последняя тенденция подчас переходит в свою противоположность, когда эстетические свойства произведения прямо выводятся из политического поведения литератора в условиях советского режима (ярчайший пример такого рода представлен Станиславом Рассадиным в его книге «Советская литература: Побежденные победители», 2006). Подобные публикации не редкость для многих изданий, а историко-литературные исследования в этом направлении ведутся в стенах таких научных учреждений, как ИМЛИ и ИРЛИ, а также в провинциальных центрах филологической науки: Иванове, Воронеже, Перми, Екатеринбурге, Томске и др.

Во-вторых, глубокие изменения переживает фольклористика. С одной стороны, в Москве под руководством Сергея Неклюдова сложилась школа постфольклора, исследующая новые формы и жанры современного, преимущественно городского, фольклора: анекдоты, уличные песни, страшные истории и стихи, разнообразные письменные жанры (граффити, девичьи и дембельские альбомы, «наивную» литературу). Если школа постфольклора продолжает на новом уровне структуралистскую традицию, то дружественная ей школа мифологий повседневности, сложившаяся в Петербурге, сочетает фольклористику с методами cultural studies. Начатая исследованиями Константина Богданова («Повседневность и мифология», 2001) и ежегодными конференциями «Мифология и повседневность», сегодня эта тенденция представлена фундаментальными историческими исследованиями самого К. Богданова, и прежде всего его книгой «Vox Populi» (2009), где различные элементы сталинской культуры рассматриваются как фольклорный метатекст; работой Александра Панченко о русских мистических сектах (2002); книгой Ильи Утехина, посвященной культурной антропологии советской коммунальной квартиры (2004); теоретической монографией Светланы Адоньевой «Прагматика фольклора» (2004) и ее же антропологическими очерками (2001) о ритуалах и «ритуальных площадках» советской эпохи (от Вечного огня до Деда Мороза).

В-третьих, российское феминистическое и гендерное литературоведение завершило период становления и освоения западных теоретических моделей (публикации переводов и антологий). Наряду с харьковским журналом «Гендерные исследования»[1998], где регулярно публиковались работы о гендерных аспектах русской литературы и культуры, и довольно эклектичными сборниками нескольких конференций, с конца 1990-х годов начали выходить оригинальные научные работы, посвященные историческому исследованию гендерных дискурсов в русской культуре XIX–XX веков: Ирины Савкиной[1999], Олега Рябова[2000], Ирины Жеребкиной[2001], Сергея Ушакина[2002] и др.[2003]

«НЛО» взяло на себя роль флагмана в то время, когда другие корабли эскадры — столичные журналы, не говоря уж о региональных — с трудом удерживались на плаву. Журнал Глеба Морева «Новая русская книга» (1999–2002), несмотря на свою короткую жизнь[2004], оказался своего рода преддверием следующего проекта — «Критической массы» (2002–2006), журнала с исключительно отечественными источниками финансирования (чувствительный вопрос в постсоветской России); главным образом, это фонд «Арт Прагматика»[2005], возглавляемый экономистом А. Долгиным. По мнению Морева, «КМ» от «НЛО» отличают, как минимум, три черты. Во-первых, читатель: если «НЛО» адресовано прежде всего филологам и лишь во вторую очередь широкому кругу интеллектуалов с гуманитарными интересами, то именно на эту вторую, более широкую, группу ориентирована «КМ». Во-вторых, спектр тем «КМ» соответственно шире, простираясь от архитектуры до общегуманитарных вопросов. В-третьих, «НЛО» отмечено, по ироническому определению Морева, печатью «благопристойности», тогда как «КМ» стремится провоцировать читателя.

Эти новые «толстые» журналы вместе — или, точнее, в постоянном соперничестве — с журналами, выжившими еще с советских времен, создают международный критический форум для обмена самыми острыми идеями. При этом журнальные войны, скажем, по поводу применимости «нового историзма» к русской культуре свидетельствуют не об интеллектуальном разладе, а о крепком интеллектуальном здоровье. В отличие от периодических сварливых перебранок в «Times Literary Supplement» или «New York Review of Books», полемические столкновения, подобные конфликту между «ВЛ» и «НЛО», лишь улучшают циркуляцию этих журналов — во всех смыслах этого слова.

В более широком контексте, в центре дебатов как между постсоветскими интеллектуальными изданиями, так и внутри глобального сообщества русистов-литературоведов остается вопрос о той новой роли, которую современная культура могла бы играть в артикуляции ключевых социальных практик, об отношении интеллектуальной элиты к своему собственному социалистическому прошлому и к международной аудитории ученых, читателей и писателей в их непримиримом и изменчивом разнообразии.

Именной указатель

Абрамкин В.

Абрамов Ф.

Абрамович Н.

Аввакум, протопоп.

Авдеев В.

Авербах Л.

Аверинцев С. С.

Агамбен Г.

Агапов Б. Н.

Агеев А.

Агранов Я. С.

Агурский М.

Адамович А.

Адамович Г.

Адоньева С.

Адорно Т.

Ажаев В.

Азадовский К.

Азадовский М. К.

Айги Г.

Айзенберг М.

Аймермахер К.

Айтматов Ч.

Айхенвальд Ю.

Акимов В.

Аксаков С. Т.

Аксенов В.

Акунин Б.

Алданов М.

Александров В.

Александров В. Е.

Александров Н.

Александровский Б. Н.

Александровский В.

Алексеев Г.

Алексеев М. П.

Алешина Т.

Алешковский П.

Алешковский Ю.

Алигер М.

Алпатов М.

Алтюссер Л.

Альтман И.

Альтман Н.

Амальрик А.

Амелин Г. Г.

Амирэджиби Ч.

Амлинский В.

Амурский Д.

Анастасьев В.

Анашенков Б.

Андреев А.

Андреев Л.

Андреев Ю.

Андреевский А.

Аникст А.

Анненский Ин.

Аннинский Л.

Анпилова Л. H.

Антокольский П.

Антонов В.

Арамилев В.

Арбитман Р.

Арватов Б.

Аренда X.

Арешьян С.

Аркус Л.

Арнольдов А.

Аронзон Л.

Арро В.

Артамонов М.

Артизов А.

Архипова А. С.

Арцыбашев М. П.

Асеев Н.

Асмус В.

Астафьев В. П.

Астахов И.

Астахова А.

Атарова К.

Ауэзов М.

Ауэр А. Э.

Ауэрбах.

Афиногенов А. Н.

Ахмадулина Б. А.

Ахматова А. А.

Бабаджан В.

Бабаевский С.

Бабель И.

Бабиченко Д. Л.

Бабиченко Л.

Бабушкина А.

Бавильский Д.

Багрицкий Э.

Бадью А.

Баевский B. C.

Байгушев А.

Байрон Д. Г.

Бак Д. П.

Бакланов Г.

Балабанов А.

Балашов Д.

Балашов Н. И.

Бальзак О. де.

Бальмонт К.

Барабанов Е.

Барабаш Ю.

Баранов В. И.

Баратынский Е.

Барт Р.

Барзах А.

Баршт К. А.

Басинский П.

Батай Ж.

Батлер Дж.

Батрак И.

Батюшков К.

Бахметьев В. М.

Бахнов Л.

Бахтин М.

Бахчанян В.

Бгаба X.

Бегичева А.

Бедный Д.

Безродный М.

Безыменский А.

Бек А.

Беккер М.

Беккет С.

Белая Г.

Белик А.

Белинков А.

Белинский В. Г.

Белицкий Г.

Белкин А.

Белобровцева И. З.

Белов В.

Белоус В.

Белоусова З. С.

Белоусова Э. Г.

Белый А.

Бельчиков Н.

Беляев А.

Беляев В.

Беляева-Конеген С.

Белякова И. Ю.

Бем А. Л.

Бенаквиста Т.

Беневич Г.

Беньямин В.

Берберова Н.

Берберова Н. Н.

Берг М.

Берггольц О.

Берда Р.

Бердяев Н.