Говорят сталинские наркомы - Георгий Куманёв

У нового пополнения, конечно, недоставало необходимого опыта и знаний, но оно настойчиво перенимало советы старших, быстро осваивая сложную технику и технологию производства.

Неблагоприятное развитие событий на фронте вело к новым бедам и потерям в нефтяной промышленности. Так, уже в начале июля 1941 г. враг оккупировал сравнительно богатую нефтью и газом Дрогобычскую область, где перед войной имелось несколько крупных нефтеперегонных предприятий, а в одном только районе Борислава около 800 нефтяных скважин.

Из–за ухудшения военной обстановки Государственный Комитет Обороны принял серию важных постановлений о перебазировании промышленных предприятий, в том числе нефтяной индустрии в восточные районы. На меня возложили руководство эвакуацией нашего наркомата в Уфу. Сотрудники наркомата вместе с семьями были вывезены туда водным путем на теплоходе по. каналу Москва — Волга, затем по Волге, Каме и реке Белая. После их прибытия и размещения в Уфе я вернулся в Москву. Здесь меня ожидало с оставлением в прежней должности новое назначение — уполномоченным ГКО по обеспечению фронта горючим. В течение нескольких месяцев я занимался вопросами контролирования поступления в войска горючего из Баку, районов Северного Кавказа и «Второго Баку».

Г. А. Куманев: Где–то я прочитал, будто за обеспечение фронта горючим отвечал и Анастас Иванович Микоян, хотя он мне об этом не рассказывал.

Н. К Байбаков: Нет, снабжением нашей армии горючим Микоян не занимался. Если Вы хотите знать, был у нас специальный штаб. Я как уполномоченный ГКО нес полную ответственность за снабжение фронта горючим. В качестве заместителя был у меня генерал Андрей Васильевич Хрулев — начальник Тыла Красной Армии. С ним, если не ежедневно, то во всяком случае раз пять в неделю мы собирались для того, чтобы решать вопросы — куда, какое топливо, сколько и на какой фронт направлять. Вот такая шла у нас здесь активная работа.

Микоян ведь тогда занимался преимущественно внешнеторговыми делами, вопросами снабжения легкой промышленности сырьем, материалами, а армии и населения — продовольствием.

Г. А. Куманев: А Михаил Георгиевич Первухин (который, как и Микоян, был не только наркомом, но и заместителем Председателя

СНК СССР) тоже во время войны не имел поручений по распределению топлива в народном хозяйстве?

Н. К. Байбаков: Первухин как один из заместителей главы правительства, кроме руководства Наркомхимпромом страны, в военные годы курировал, в частности, Наркомат электростанций, занимался распределением электроэнергетики. В 70‑е годы он у меня в Госплане СССР был заместителем, возглавлял одно из управлений, со всем и республиками разрабатывал планы. Это был душевный человек, очень умный, опытный, знающий и сильный как руководитель.

Г. А. Куманев: Давайте перенесемся опять к событиям, связанным с деятельностью советских нефтяников в начале и в первый год Великой Отечественной войны. Каковы были достигнутые тогда результаты?

Н. К. Байбаков: Нашим несомненным достижением в тяжелые, драматические месяцы 1941 г. явился тот факт, что нефтяная промышленность СССР не только не рухнула под напором неимоверных трудностей и возросших потерь, но даже сумела обеспечить определенный рост своего производства. В этом деле положительно сказался массовый трудовой подъем работников отрасли, их стремление отдать все свои силы, чтобы выполнить задания фронта, а также умелое руководство со стороны ГКО, партии и правительства, которые постоянно использовали опыт и преимущества планового управления экономикой.

В авангарде работников отрасли находились бакинские нефтяники. Посудите сам: в первый год войны они обеспечили самую большую добычу нефти за всю предшествующую историю Азербайджана

— 23,5 млн. тонн. И это при острейшей нехватке квалифицированных кадров, оборудования, машин и механизмов! Во время войны мы сумели выстоять в основном на нефти Баку. Ведь бакинская нефть в тот тяжелейший период и до войны составляла около 80 % всей добычи этого топлива в стране.

А как выросли с самого начала войны среди нефтяников ряды рационализаторов и изобретателей. Люди искали и находили выход из самых сложных ситуаций, добивались, казалось, невозможного. Народная инициатива, как говорится, билась через край. Например, нефтяники острова Артем на Каспии организовали водолазные поиски и подняли со дна моря много, вроде бы, ненужного железного хлама, старого оборудования, в том числе даже заброшенный трубопровод. Однако почти все было отремонтировано и пущено в дело. В частности, привели в порядок старые трубы и направили их на строительство газопровода Бугуруслан — Куйбышев. Это позволило обеспечить топливом оборонные заводы Куйбышева.

Я мог бы привести Вам десятки, даже сотни характерных примеров самоотверженных дел рабочих коллективов отрасли а эти самые трудные месяцы войны. Одно могу сказать: работали мы день и ночь, трудились, не покладая рук, и многого добивались.

Можете себе представить, как поднялся дух народа, какую уверенность в неминуемой победе над фашистскими захватчиками вдохнула во всех нас весть об их разгроме на полях Подмосковья. Словно была снята с души тяжесть какой–то безысходности. Но война продолжалась, и нас ожидали новые испытания.

Г. А. Куманев: Вы имеете в виду наши неудачи и поражения на фронте весной и летом 1942 г. со всеми последствиями?

Н. К. Байбаков: Да, конечно. Как Вы знаете, противник в силу ряда причин добился тогда серьезных успехов. По этому поводу я зачитаю имеющуюся у меня небольшую выдержку из газеты «Правда». Вот что она писала в те тревожные дни: «В предгорьях Кавказа идут невиданные по своим масштабам и ожесточенности бои. Над Советской Родиной нависла серьезнейшая опасность. Враг захвати важные районы нашей страны. Он хочет лишить нас хлеба и нефти…»

Действительно, проблема горючего (как и продовольствия) для фашистского рейха была наиважнейшей. Ведь перед нападением на СССР Германия производила лишь около 8–9 млн. тонн бензина и дизельного топлива в год и то в основном из бурого угля методом гидрогенизации его под высоким давлением. Своей нефти Германия фактически не имела.

Г. А. Куманев: А Сталин знал об этом?

Н. К. Байбаков: Сталин об этом знал и знал достаточно основательно. Наша разведка накануне войны ему докладывала, какими возможностями по топливу обладают Германия и ее союзники и каким образом немцы добиваются получения бензина из бурого угля. Гитлеровская Германия вступила в войну преимущественно на искусственном жидком топливе, которое получала таким путем. Правда, немного помогала ей Румыния. Но румынской нефти не хватало.

Вот почему на захват кавказских нефтепромыслов в своем новом наступлении враг возлагал большие надежды. Ввиду резкого ухудшения военной обстановки на южном крыле советско–германского фронта и возникшей угрозы прорыва гитлеровских войск на территорию Северного Кавказа встал вопрос об эвакуации местных нефтяных предприятий.

Г. А. Куманев: Как же проходил этот процесс перебазирования и какие лично на Вас возложил тогда задачи Государственный Комитет Обороны?

Н. К. Байбаков: В один из жарких июльских дней 1942 г. меня вызвал в Кремль Сталин. Когда мы встретились, он неторопливо пожал мне руку и тихим спокойным голосом сказал:

— Товарищ Байбаков, Гитлер рвется на Кавказ. Фашистский фюрер решил сам руководить операцией, прибыв для этого в Полтаву. Он уже заявил, что если не завладеет кавказской нефтью, то проиграет войну. Нужно сделать все, чтобы ни одна капля нефти не досталась немцам. Вы должны вылететь на Северный Кавказ. Если нужно, дадим кого хотите. Мы можем Вам выделить специалистов для уничтожения там нефтепромыслов.

Я задаю вопрос:

— Товарищ Сталин, а кто даст команду по уничтожению нефтепромыслов?

Сталин отвечает:

— А Вы с товарищем Буденным решайте вопрос на месте. (Семен Михайлович Буденный командовал тогда войсками Северо — Кавказ- ского фронта.)

Затем Сталин меня предупредил:

— Имейте в виду, товарищ Байбаков, если Вы хоть одну тонну нефти оставите немцам, мы Вас расстреляем. Но если Вы уничтожите промыслы, а противник не сумеет захватить эту территорию, и мы останемся без нефти, мы Вас тоже расстреляем.

Набравшись храбрости, спрашиваю:

— Товарищ Сталин, а какова же альтернатива? Вы мне не оставляете выбора.

Он мне показывает двумя пальцами на висок и отвечает:

— Молодой человек (а мне тогда шел 31‑й год), здесь выбор. Вот Вы туда летите и, повторяю, вместе с Буденным этот вопрос и решайте, когда и что делать.