Избранное - Борис Сергеевич Гусев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В самом ВНИИЗе тоже поулеглись страсти.
Сообщение на ученом совете делал Рузин — по производственной линии. Он в целом положительно охарактеризовал и БМ и лучановский автомат, но отметил некоторые недостатки. В результате дискуссии — в ней приняли участие такие влиятельные члены, как Остров, Горовой, — мнение определилось окончательно: решено было представить монументальный теоретический труд группы ученых по нормированию (точнее — по некоторым аспектам), а с машинами пока подождать до получения более впечатляющих результатов, которые несомненно последуют. Таким образом, и авторы не были обижены и справедливость восторжествовала. Правда, оказавшаяся на заседании (очевидно, по чьему-то приглашению) инженер-технолог Арцруни попросила слово для реплики уже после выступления Горового и очень спокойно привела цифровые данные Белой машины в сопоставлении ее со швейцарским и американским аналогами: данные были в пользу БМ. После этого по всем нормальным канонам следовало либо подвергнуть сомнению приведенные Арцруни данные, либо сделать какие-то выводы. Сидевший рядом с Хрусталевым Подранков пожал Игорю Николаевичу руку, шепнул: «Поздравляю, старик!» — но Ленина реплика как-то повисла в воздухе, Подранков с недоумением покрутил головой, но промолчал, а взявший слово генеральный директор, как бы отвечая на реплику, заметил, что иногда надо прислушиваться и к практикам. Тем дело и кончилось. Видимо, решили, что поскольку все обговорено, то переигрывать неудобно.
Между тем Федя вполне освоился в новой должности, и даже ревнивый Рузин вынужден был признать, что хватка у него есть. Со временем он произвел ряд перестановок, приятно щекочущих людское самолюбие: так, например, начальник технологического бюро стал одновременно именоваться замом начальника производства, а Рузин стал официально именоваться п е р в ы м замом. «Ну, это как раз верно», — заметил Рузин, не изменяя себе, ибо сама постановка вопроса («это как раз верно») предполагала, что есть нечто другое, с чем Рузин не согласен. Ставку старшего инженера по просьбе Рузина отдали юноше-заочнику, зато Рузин, в свою очередь по Фединой просьбе, изыскал возможность, и Лене добавили пятнадцать рублей к ее ставке, так что она почти ничего не потеряла.
Вопреки предсказаниям Хрусталева конференция по наставничеству прошла на хорошем уровне. И надо отдать должное Паше, он постарался. Организовал прессу, выступил с сообщением, сказал коротко и то, что нужно. Основной доклад делал Атаринов, присутствовал генеральный. С сообщениями выступили секретари комитета комсомола, Жлобиков и молодой рабочий (нашли-таки, и даже станочника!). Все говорили о пользе наставничества и о распространении передового опыта. А затем Федя давал интервью корреспонденту «Вечерки». Назавтра под вечер Паша, радостный, принес Феде свежий, только вышедший номер газеты с заметкой «Опыт мастеров — молодежи!», с подзаголовком «Наставничество — в центре внимания ученых и производственников». Федя понес газету генеральному, и тот с улыбкой наклонил голову в знак одобрения.
Конференция дала толчок новому важному мероприятию — созданию на опытном производстве научно-технического совета; однако, чтобы не противопоставить его ученому совету, этот орган назвали постоянно действующим научно-техническим совещанием, в задачу которого входила и выработка рекомендаций по наиболее эффективному использованию; затем был проведен месячник рационализации и изобретательства, а также ряд других мероприятий.
Словом, Федя был удовлетворен тем, что сделано. Одно огорчало его и отвлекало — черновая сторона его деятельности, составление справок, все вплоть до канцелярщины: не мог же он использовать самолюбивого Рузина на технической работе — Рузин был его заместителем, а ему требовался энергичный помощник с инженерным образованием, чтобы был на подхвате, примерно такой, как у генерального. Секретарь есть секретарь: ею могла быть пенсионерка Екатерина Игнатьевна, высококвалифицированная машинистка, милый человек, которая умела любезно подать чай и ответить на телефонные звонки — не более. Но в штатном расписании такая должность не предусматривалась. Федя подумал, что со временем надо ввести ее. А что, это современно — иметь помощника, это и есть научная организация труда. Долго он подбирался, прикидывал, но законным путем должность помощника никак не удавалось пробить, а обращаться к директору он как-то стеснялся. Наконец приятель-кадровик подсказал ему ход: поменяться с Островым ставками — отдать лаборатории инженерную ставку, а взамен получить ставку лаборанта. «Ну и что?» — не вдруг понял Федя. Но приятель тут же объяснил ему тонкость: инженера неловко сажать в приемную, а лаборанта вполне. Можно поставить ксерокс или счетную машинку, чтоб видели — человек занят делом.
С неделю Федя колебался, главным образом из-за сомнений, как это будет воспринято в коллективе, но тут подвернулся Паша с предложением: у него племянник со среднетехническим — согласен пойти, мобилен и, главное, свой человек. И Федя решился, и в приемной его появился невысокий интеллигентного вида юноша лет тридцати, который как-то быстро все понял, что от него требуется.
Вообще говоря, Феде и в самом деле требовался помощник. Для чисто технической работы, канцелярщины и т. д. Но снежный ком тщеславия желал другого — мальчика на посылках, для сигарет, почты, заказов… И чтоб шел он с работы домой, а за ним, на полшага отставая, шествовал интеллигентный юноша и нес его портфель, — вот о чем была тайная мысль! А уж оправдать его желание высокими побуждениями, диктуемыми НТР, всегда можно. И вот свершилось. Федя шел, а за ним шествовал… Федя даже не предполагал, какую ошибку он совершает. По ВНИИЗу тотчас пошли иронические разговоры, и Атаринов за какие-то полгода утратил свою популярность. Но, пожалуй, этот Пашин племянник был лишь предлогом, за который можно было ухватиться. Корни утраты Фединой популярности лежали глубже.
26
Несмотря на неприличную сцену в Федином кабинете, когда Лена с трудом увела Игоря; несмотря на ряд предупредительных акций со стороны Феди, наконец, несмотря на искреннюю, возникающую временами и делавшуюся все устойчивее неприязнь Феди к Игорю, неприязнь во многом взаимную, — инерция старой двадцатилетней дружбы временами брала верх. Кроме того, им приходилось сталкиваться по работе.
Теперь, после Белой машины, Игорь работал над созданием станка с беззубчатыми передачами. Эта новая работа — выполнение предсмертного замысла одного из учителей его, Кирьянова, главы школы советского станкостроения, — увлекла Игоря, и он уже меньше вспоминал и переживал Федино коварство. Иногда оно само напоминало о себе: бухгалтерия отказывалась принимать
