Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев

В первое время я постоянно мерз. Уже забылись привычки тех лет, когда я пас скот в бекских имениях и на кочевьях. Постепенно старое вспомнилось, и я вновь освоился с жизнью, проходившей в постоянных заботах: набрать дров, развести костер, принести воды из родника, залить молочную закваску в мотал для будущего сыра, перегнать отару или стадо буйволиц.

На кочевье человек все время занят. Даже маленькие дети не остаются без дела. Их посылают к роднику за водой или за съедобными или целебными растениями. Ребенок исподволь приучается к жизни кочевника, его тяжелому труду.

Однажды на рассвете, когда я выгонял из загона скот, к нашей кибитке подъехал всадник. Он спросил меня, не Будаг ли я Деде-киши оглы, и, получив утвердительный ответ, обрадовался.

— С вас причитается, — сказал он мне, — я привез вам радостную весть от Керима. У него родился сын. Он просил заехать к вам. Уже три дня я еду из Шуши…

Посоветовавшись с Агилом-киши, я подарил посланнику Керима три метра шевиота на костюм и жирного барана, как принято у нас одаривать того, кто принес добрую весть. А еще написал Кериму и Мюлькджахан длинное письмо, поздравил обоих с первенцем. И посоветовал им назвать сына Айдыном — в честь героя пьесы Джафара Джабарлы. Айдын означает — ясноликий. Я даже сочинил стихи, в которых желал ясноликому сыну Керима и Мюлькджахан судьбы с ясным лицом… Мои стихи понравились Кеклик и ее родителям. А тетушка Ипек добавила:

— Правая рука Керима на твою голову, сынок! — Эти слова означали пожелание, чтобы и у меня первенцем был сын.

Стоит ли говорить, как я был рад такому пожеланию?..

Приближалось время моего отъезда в Шушу. Перед этим было решено съездить в Вюгарлы, чтобы повидаться с родственниками и знакомыми. Мы отправились в Вюгарлы втроем: Агил-киши, Кеклик и я. Взяли с собой на дорогу еды. Агил-киши перебросил через седло барашка, но это было не все. По дороге заехали на базар, накупили подарков (их требовалось множество): мы знали, что будем желанными гостями во многих вюгарлинских домах.

Выехали мы ранним утром, а приехали в Вюгарлы только вечером. В сумерках промелькнула мимо меня долина Йовшанлы, которую я помнил с детских лет.

Первым делом надо было заехать к Соне, дом которой теперь на новом месте. К сожалению, жизнь моей двоюродной сестры совсем не удалась: первый муж оставил ее из-за того, что она была бездетна; второй умер в Минкенде — это случилось во времена бегства вюгарлинцев от дашнаков. Некоторое время Сона жила в семье братьев покойного мужа, но потом решила вернуться в Вюгарлы. Здесь вышла снова замуж, на сей раз за вдовца, у которого от первого брака было трое детей. Мне показалось, что и с третьим мужем сестра несчастлива.

— Переезжай ко мне! — настойчиво уговаривал я ее.

— Пока вы живете общим домом с родителями Кеклик, не проси, не поеду. Зачем из одной неволи переходить в другую?

— А когда мы будем жить отдельно?

— Тогда приеду!

За эти годы наша деревня изменилась. Из пятисот дворов осталось, может быть, сто пятьдесят. На месте разрушенных домов поднимались заросли одичавших яблонь и груш, алычи и вишни.

Я не нашел нашего дома. Даже не осталось следа на том месте, где раньше были ворота. На месте гумна рос густой клевер. И на соседском дворе больше не было высокой алычи, плодами которой я наслаждался тайком.

Не было и дома старика Абдулали, который он отдал когда-то под русскую школу. И память мне не подсказала, где был класс, в котором я слушал объяснения учителя Эйваза.

Ах, как постарел мой друг, дядюшка Магеррам! Его просто нельзя узнать. Но все так же выгоняет из села на пастбище скот односельчан. Хоть и был он теперь всегда сыт, но в глазах проглядывала неизбывная тоска, одиночество. Ушли из жизни почти все, кого он знал в былые времена и любил.

В селе было столько незнакомых мне юношей и девушек, что казалось, будто я приехал не в Вюгарлы. Родные и знакомые по нескольку раз в день приглашали нас в гости. Хоть времени было в обрез, все же мне удалось побывать в местах, которые сохранились в памяти.

На третий день мы покинули Вюгарлы. На прощанье оглянулся. «Я счастлив, — подумалось мне, — что родился в Вюгарлы. И рад, что здесь прошло мое детство, прошла юность. Здесь я сделал первые шаги по земле, прочел первые книги. И еще я счастлив тем, что с подругой моей жизни мне удалось выпить воды из родников Вюгарлы. Вюгарлы — опора моей жизни, начало всех моих начал. И я завещаю, чтобы меня, когда умру, похоронили здесь, на высоком месте, обвеваемом ветрами».

В долине Йовшанлы мы расстались: Кеклик вместе с отцом возвращалась на эйлаг Салварты, а я по горисской дороге ехал в Шушу.

Остановив коня, я долго смотрел вслед Кеклик, с которой впервые расставался надолго. Конечно, моей Кеклик хотелось поехать вместе со мной, но мы решили уступить родителям: сделать так, как советовали они.

Перед тем как наши пути разошлись, Агил-киши спросил меня:

— Да поможет тебе аллах, когда же ты вернешься?

— Буду заниматься до тех пор, пока не почувствую уверенность в том, что выдержу приемные испытания в Баку.

— Пусть будет так, как ты хочешь! Желаю тебе получить радостную весть из Баку. А за Кеклик не беспокойся. Пусть удача сопутствует тебе во всем. Будем ждать твоего возвращения.

ПОЕЗДКА В ШУШУ

В Шуше, как всегда, было чудесно: свежая листва деревьев, цветы, чистый воздух и целебные источники. В июле и августе на низинах нечем дышать, нет спасенья от комаров и насекомых, а здесь человек чувствует себя так, будто вновь родился.

В то лето на курсы прибыло значительно больше учителей, чем в прежние годы.

Здание, в котором когда-то помещалась шушинская партийная школа, передали шушинскому педагогическому техникуму. Летом здесь размещались учительские курсы. Сколько воспоминаний вызвал во мне вид классов, в которых шли занятия!

Директор шушинского педагогического техникума Махиш Гусейнов по совместительству был и директором курсов. Это был немолодой уже человек, который всю свою жизнь отдал делу просвещения молодежи. Мягкий, добрый и отзывчивый, он пользовался всеобщей любовью курсантов. Мы называли, его Махиш-эфенди, а педагоги, преподававшие на курсах, — Махиш-муэллимом, подчеркивая обращением муэллим — учитель меру своего уважения к его знаниям и опыту.

У него был кроткий, ровный нрав, и мы к нему часто обращались за советом и помощью. И в техникуме и на курсах