Воспоминания - Андрей Сахаров

9 августа 1989 г. я, начальник 1 отделения 9 отдела 5 Управления КГБ СССР полковник Шевчук А. К., рассмотрев материалы дела ? 10740 на "Лису" с окраской "антисоветская агитация и пропаганда", нашел: материалы дела утратили свою актуальность, в связи с чем

в ОСК: Боннэр Елена Георгиевна по ДОР ? 10740

постановил: дело прекратить со снятием объекта дела "Лису" со всех видов оперативного учета, материалы уничтожить<...>

Согласен.

Начальник 9 отдела 5 Управления КГБ СССР

полковник Баранов А. В.

На обратной стороне:

Акт об уничтожении дела ? 10740

<...>6.09.1989 г. путем сожжения уничтожены тома [перечислено 7 номеров] дела ? 10740.

Четыре документа из дела изъяты<...>, а именно

1. Заключение об осведомленности "Аскета" (еще одно их кодовое имя Сахарова - Е. Б.) в государственных секретах особой важности<...>

2. <...>и одна кассета с магнитной пленкой<...>

Ранее были уничтожены следующие тома дела [перечислено еще 576 номеров]<...>

Всего по этому акту было уничтожено 583 тома. Но первые 7 томов уничтожены на основании приведенного постановления. А на каком основании производилось уничтожение до 6 сентября 1989 года?

Были ли в сожженных томах рукописи и дневники Андрея Дмитриевича? Я все еще надеюсь, что они найдутся. Надеюсь, что уничтожались только следы многолетней слежки за нами, доклады осведомителей и другие материалы, которые они относят к оперативной разработке. Это же надо суметь испоганить, а потом ликвидировать такую кучу бумаги - на Андрея 200 томов, а на меня - 383. Но меня не очень интересует, как они вели за нами свою слежку, насколько глубоко проникали в нашу интимную жизнь. Не хочу я знать имена тех, кто в доме числился в друзьях, но работал на КГБ. И сегодня я живу, как жила раньше, дела и заботы КГБ в его прежнем качестве меня не касаются. И не очень верю, что его можно изменить так, что он станет адекватен демократическому государству. Но вдруг в нем найдутся люди, которые смогут разыскать бумаги Андрея Дмитриевича?<...>

3

Вольные заметки к родословной Андрея Сахарова

Эти заметки - не родословная Андрея Сахарова. В них не использовано многое из собранных материалов, касающееся непрямых его предков. Но я стремилась максимально подробно рассказать о тех, кого он знал, о ком упоминает в книге "Воспоминания". О том, что, на мой взгляд, взволновало бы его. Мой выбор, моя воля, поэтому они "вольные". Внутренне - я писала их для него. Внешне - получилось для тех, кому интересна автобиографическая книга Сахарова. Заметки существенно дополняют ее первую главу и исправляют имеющиеся в ней неточности.

Казалось бы, что проще - написать обычный комментарий. Но бесконечное число раз я бросала работу на первой же странице. Можно проверить даты, уточнить названия, исправить ошибки в именах и фамилиях. А что делать с мифами? С судьбами людей? С событиями, которые вроде были, но - все было не так?

Андрей Дмитриевич не просто многого важного не знал или не помнил. Он не успел узнать. У него что-то отложилось в памяти из рассказов, которые слышал в детстве, по-детски избирательное, не откорректированное возрастом. Подростком он начал уходить в свою страстную одержимость наукой. Первая военная осень и эвакуация с Университетом, жизнь и работа на военном заводе, секретный "объект" вырвали его психологически из семьи и круга родных. Общение с родителями (тем паче с другими родственниками) стало эпизодичным.

Уже работая над книгой, Андрей Дмитриевич как-то сказал, что за годы работы в секретном городе Арзамас-16 он только однажды провел с родителями целый день, приехав к ним на дачу; один раз его отец несколько дней гостил на "объекте". И самым долгим общением с ним были три больничных свидания; последнее - за пять дней до кончины Дмитрия Ивановича.

Составляя наброски к будущему алфавитному указателю книги "Воспоминания", еще в Горьком, не зная, дошла ли рукопись до детей в США, я обнаружила, что нет даты смерти бабушки Андрея Дмитриевича с материнской стороны Зинаиды Евграфовны Софиано, и спросила у него. Он ответил: "Наверно, когда меня не было в Москве - в войну или в годы "объекта"". И книга, хотя он, после нашего возвращения в Москву, ее дополнял и редактировал, так и вышла без этой даты - не у кого было спросить! Но девичья фамилия его матери Софиано - обсуждалась нами неоднократно, потому что она трижды встречается у Пушкина.

В октябре 1824 года из Михайловского Пушкин пишет Жуковскому: "...8-и летняя Родоес Софианос, дочь Грека, падшего в Скулянской битве Героя, воспитывается в Кишиневе у Катерины Христофоровны Крупенской, жены бывшего Виц-Губернатора Бессарабии. Нельзя ли сиротку приютить? Она племянница Рускаго полковника, следств. может отвечать за дворянку. Пошевели сердце Марии, поэт! и оправдаем провидение". 29 ноября Пушкин вновь обращается к Жуковскому: "Что же, милый? будет ли что-нибудь для моей маленькой гречанки? она в жалком состоянии, а будущее для нее и того жалчее. Дочь героя, Жуковский! Они родня поэтам по поэзии".

<...> Не был ли Алексей Семенович Софиано - дед Андрея Дмитриевича потомком кого-то из упоминаемых Пушкиным Софианосов? Эту версию я выдвинула в Горьком, где нашим постоянным чтением был Пушкин и вся доступная литература о нем. Выдвинула без всяких оснований, кроме желания, чтобы где-то в прошлом возникло пересечение с Пушкиным. Андрей Дмитриевич отверг мои эмоции.

В "Воспоминаниях" он пишет, что его дед заслужил первый офицерский чин и дворянство во время русско-турецкой войны 1877-78 годов, оказав важную услугу Скобелеву. "Кажется, он вывел под уздцы из болота под Плевной под огнем противника лошадь, на которой сидел сам генерал Скобелев". Мне казалось сомнительным, что только благодаря случаю и личной храбрости рядовой русской армии, не получивший военного образования, дослужился до чина генерала. История с лошадью могла помочь в карьере, но не настолько.

Легенда о лошади распалась, когда я увидела "Полный послужной список капитана Софиано. Составлен Октября 20-го дня 1892 года" и рапорт от 4 сентября 1917 года о его увольнении в отставку, в которых сказано, что Алексей Семенович Софиано происходил из дворян Харьковской губернии. Позже были разысканы документы Департамента герольдии, Министерств земледелия и финансов, послужные списки других Софиано, в том числе уроженца греческого острова Зея (совр. назв. Кеа) Николая Петровича Софиано (прапрадеда Сахарова). Но ничто не подтверждало связь Родоес Софианос с предками Андрея Сахарова.

Мы уже имели всю восходящую линию от Андрея Сахарова до Николая Петровича. Имели документы полковника Петра Софиано, знали о его отце, жене и детях. А про Родоес наши розыски ничего не добавили к тому, что сказано у Пушкина. И в августе 1994-го я с внуком поехала в Грецию, имея в виду не так фестиваль Сахарова, который проходил в Афинах, и Акрополь, как остров Кеа.

Нам повезло - несколько хороших людей сошлись в желании помочь мне найти греческие корни Сахарова. С ними мы на яхте "Мадиз", кое-как справившись с морской болезнью, оказались на острове. Там после молебна в небольшом светлом храме мне в общине города Иулида передали ответ на ранее посланное им письмо: "Мы испытываем радость, ибо частично корни А. Сахарова - из Кеа, с нашего острова, о котором много веков назад древний историк Плутарх писал, что он характеризуется маленькими размерами, незначительным населением, однако многими известными людьми, рожденными и воспитанными на нем".

Из этого документа следовало, что во второй половине XVIII века в семье жителя острова дворянина Петра (Петроса) Софианоса было три сына Анастасио, Николай, Иосиф и дочь Марулио. <...>а Родоес, соответственно, внучатая племянница Николая Петровича Софиано, прапрадеда Андрея Сахарова.

Таким образом, сошлись данные российских и греческих архивов и подтвердилось пересечение с Пушкиным. Андрей Дмитриевич - внучатый племянник пушкинской "маленькой гречанки"!

<...> Дед Андрея Сахарова, Алексей Семенович Софиано, был младшим в семье. Он родился 4 января 1854 года в Харькове. Обучался в 1-й С.-Петербургской Военной гимназии. В службу вступил юнкером во 2-е Военно-Константиновское училище, которое окончил по 1-му разряду в 1873 году прапорщиком. "Участвовал в походах и делах против турок". Незадолго до русско-японской войны был послан инспектировать строительство Байкало-Амурской железной дороги (БАМ строился уже тогда!) и участвовал в русско-японской войне, командуя 1-м дивизионом сводной артиллерийской бригады.

Кавалер многих орденов, в том числе св. Анны 4-й степени с надписью "За храбрость", св. Анны 3-й степени с мечами и бантом, св. Анны 2-й степени, св. Станислава 1-й степени, 2-й степени с мечами, 3-й степени с мечами и бантом, св. Владимира 3-й степени. Имел светлобронзовую медаль за войну 1877-78 годов и румынский железный крест в память перехода через Дунай.

В 1914 году произведен в генерал-лейтенанты и уволен по возрастному цензу с мундиром и пенсией. В июле 1915 года из отставки определен на службу командующим 90-й артиллерийской бригадой. Участвует в боях до декабря 1916 года, когда был переведен в резерв и назначен председателем комиссии по проверке военнообязанных. "Высочайшим приказом, состоявшимся 19 августа 1916 года, за отличия в делах против неприятеля награжден орденом св. Анны 1-й степени с мечами". 14 ноября 1917 года генерал-лейтенант А. С. Софиано вторично "уволен по возрастному цензу от службы с мундиром и пенсией".