Адмирал Колчак, верховный правитель России - Павел Зырянов

Обосновавшись в переселенческих волостях, партизанские отряды устанавливали там свою власть, распространяли её на соседние волости и проводили мобилизацию. Так создавались партизанские армии. Вооружены они были на первых порах чем попало – берданки, дробовики, пики. Но основной отряд, как правило, вооружён был хорошо, имел один-два пулемёта и сидел на лошадях. Дело начинало принимать нешуточный оборот.

Особенного размаха движение приняло в Енисейской губернии. Вблизи Сибирской магистрали, грозя её перерезать, образовалось три фронта – с севера Тасеевский (с центром в селе Тасееве Канского уезда), с юга Камарчагский (близ станции Камарчага) и восточнее – Тайшетский.

В марте во внутренних губерниях Сибири побывал Пепеляев, вернувшийся в бодром настроении. «Народ бунтовать не хочет, – докладывал он Колчаку. – Он сильно раскачался и не может сразу остановиться. Беспорядки носят бандитско-большевистский характер. Население парализовано и как бы отрезано бандитами от власти. Власть должна туда проникнуть, уничтожив бандитов, и тогда море окончательно утихнет».[1171]

Пепеляев предлагал слишком простое решение, но верховный правитель, видимо, ему поверил. В Енисейскую губернию был послан генерал С. Н. Розанов, бывший начальник штаба при Болдыреве. 23 марта в Иркутский военный округ была отправлена телеграмма военного министра Степанова: «Передаю следующее повеление верховного правителя: „Возможно скорее и решительнее окончить с Енисейским восстанием, не останавливаясь перед самыми строгими, даже жестокими мерами в отношении не только восставших, но и населения, поддерживавшего их…“» 31 марта Розанову были присвоены права генерал-губернатора.[1172]

В распоряжении Розанова были 3-я чехословацкая дивизия, итальянские, румынские и сербские части и казаки из отряда Красильникова.

Наибольшую опасность для железнодорожной магистрали представлял Тайшетский партизанский район, где действовало несколько отрядов, не объединённых единым командованием. Начиная с февраля, здесь участились диверсии против воинских эшелонов и грабежи пассажирских поездов. В связи с этим пришлось перейти на дневной график работы и выделять бронепоезда для сопровождения. Начались нападения на чехословацкие посты, охранявшие дорогу. Всё это вынудило чехов начать операции по очищению от партизан близлежащих деревень. На помощь им были посланы румынские и казачьи части. Попавшихся в плен партизан чехи вешали на деревьях и телеграфных столбах. Жестом отчаяния со стороны повстанцев было нападение огромного их отряда (до тысячи человек) на станцию Тайшет. Застигнутые врасплох, чехи быстро пришли в себя и дали отпор. Летом тайшетская «пробка» была ликвидирована.[1173]

Сложнее обстояло дело с Камарчагским фронтом, проходившим верстах в пяти от железной дороги и прикрывавшим партизанскую «республику» со столицей в селе Степной Баджей Красноярского уезда. Эта «республика» просуществовала около полугода. Жители Степного Баджея с гордостью называли своё село «Петроградом». Здесь собирались крестьянские съезды, издавалась на гектографе газета «Крестьянская правда», работал кустарный заводик, делавший патроны.[1174]

Войсками двух волостей, образовавших единое «государство», командовали А. Д. Кравченко и П. Е. Щетинкин. Оба были офицерами и подлежали мобилизации, но бежали в тайгу с группой своих приверженцев. Кравченко по образованию был агрономом и имел здесь же неподалёку хутор, но, как говорили, водил дружбу с зелёным змием. А потому главной фигурой был его помощник Щетинкин, человек чапаевского склада, выдвинувшийся из солдат, военный самородок, обладавший к тому же даром демагогии. Он был большевиком ещё с фронтовых лет, выступал за советскую власть, но вёл пропаганду с учётом крестьянских взглядов. Во Владивосток, говорил он, приехал великий князь Николай Николаевич и взял власть в свои руки, ему уже подчинились Ленин и Троцкий, которых он назначил своими министрами, и только «вампир Колчак» оказывает сопротивление, а потому надо всем встать на борьбу за царя и советскую власть.[1175]

В мае чехословацкая дивизия перешла в наступление. Противник был отодвинут от железной дороги, и Камарчагский фронт превратился в Манский, по имени реки Маны, на границе безлюдного таёжного района, куда стремились загнать повстанцев правительственные и союзные войска.

Повстанцы оказывали отчаянное сопротивление, цепляясь за каждый пригорок или речку, а рельеф местности по направлению к Мане становился всё сложнее. Но к середине июня повстанческая армия, число бойцов в коей доходило до шести – восьми тысяч, была разбита, а таёжный «Петроград» сгорел во время боёв. «Моральное состояние армии к этому времени сделалось ужасным, – писал Колосов. – Разыгрывались потрясающие картины при отступлении в тайгу». Многие погибли в боях, другие разбежались по домам. Кравченко и Щетинкин со своими отрядами отступили в тайгу, где, как казалось, их ожидала неминуемая гибель. Но они сумели найти лазейку, обойти заставы, расставленные вокруг таёжного района, и выйти в Минусинский уезд.[1176]

И это был типичный случай, когда мобилизованные в партизаны мужики падали, как снопы, а основной отряд во главе со своими предводителями ускользал.

Село Тасеево, в 125 верстах от железной дороги, было ещё более труднодоступным местом, чем Степной Баджей. Повстанцев там возглавлял В. Г. Яковенко, фронтовик и большевик. Тасеевцы почти не угрожали железной дороге, но начали завоевание смежного с их волостями золотопромышленного района. Правительственных войск там не было, сопротивление же исходило от отрядов самообороны, состоявших из старателей, артельщиков, мелких золотопромышленников и служащих фирм. Оказать им помощь можно было только ударом по Тасееву с юга, а туда вела единственная дорога, по которой невозможно было протащить артиллерию.

Борьба с обеих сторон носила крайне ожесточённый характер. Чехословацкие солдаты натыкались на трупы своих товарищей, взятых в плен, со следами страшных пыток. Каратели же расстреливали пленных без суда, брали среди населения заложников, которых тоже нередко расстреливали, устраивали порки, иногда накладывали контрибуцию на целую деревню.[1177]

По-видимому, Колчак, мало интересовавшийся тем, что происходит к востоку от Омска, не всё знал и не во все детали вникал. На последнем допросе его спросили, известны ли ему случаи, когда Розанов в виде наказания сжигал деревни. Колчак отвечал, что отдельные случаи такого рода были, но носили чисто военный характер. Если деревня, как, например, Тасеево, превращалась повстанцами в укреплённую базу, то во время боя она, конечно, начинала гореть в результате артиллерийского обстрела.[1178]