Харчо для полара (СИ) - Тарьянова Яна

— Да ты что?! — Дана остановилась, как вкопанная. — Пчелы?

— Да. Довольно большой рой. Ему тут же срочно привезли ульи. Начальство вокруг него вьется, лебезит и обещает охрану, лишь бы он продавал государству мёд. Он молчит и улыбается — Бай сказал, что он всё время молчит, не болтливый. А Славица наорала на спецназовцев и покормила Байбарыса харчо. Он просил передать, что твой — вкуснее.

— Это он еще твой харчо с фиолетовым бурьяном не пробовал, — улыбнулась Дана. — Он еще вкуснее. И папин у нас в запасе имеется. Бая ждут удивительные открытия. Интересно повернулось с пчелами. Теперь наши отцы-командиры с Чеслава пылинки сдувать будут. На вывоз мёда из волчьих воеводств приличная пошлина.

— Славица говорила, что свежий мёд из рук пасечника — самый целебный. Дело даже не в пошлинах.

— У нас есть баночка мёда, — вспомнила Дана. — И сахарная ветка шиповника. Не лежала душа класть ее в очаг «Вороньего гнезда». Сожжем там, где почувствуем себя дома.

Они вернулись в гостиницу, где заохавшая горничная нашла им три вазы и небольшое пластмассовое ведерко, и расставили тюльпаны по всему номеру. Комнату затопил аромат влажной свежести, бутоны робко приоткрылись. Темиртас плюхнулся на кровать, самодовольно улыбнулся. Дана легла рядом, обняла его за шею, поцеловала и прошептала:

— Спасибо за весну.

Последнюю ночь в Чернотропе они провели, залюбив друг друга до изнеможения. Тёма помял Дану, оставив синяки на плечах и бедрах — к утру синяки исчезли, но среди ночи изрядно смутили тюльпаны, которые отворачивались, потому что не могли покраснеть еще сильнее — и потом долго извинялся, вылизывая кожу и пытаясь убрать следы бесчинств языком.

Выспавшись и позавтракав, они погрузили в машину собранные вещи, а тюльпаны оставили в гостинице, строго-настрого запретив рассказывать об увиденном.

— В Лисогорск? — спросил Темиртас, усаживаясь за руль. — Или в Минеральные Бани? Если мы собираемся добраться до Ключевых Вод, то подходит любая дорога — обе ведут в нужном направлении.

— В Минеральные Бани, — выбрала Дана. — Не будем повторять путь Байбарыса и Петровой.

Тёма кивнул и поехал, следуя за солнцем — к цветущим яблоням, грушам и первой светлой сирени.

Бонус: Судьба шиповника

Бонус: Судьба шиповника

— Тёма! — охнула Дана, увидев, как букет тюльпанов освобождается от бумажной обертки. — Где ты их достал? Снег на дворе!

— У пограничников на КПП фура застряла, — сообщил довольный Темиртас. — От волков на цветочный рынок товар везли и сломались. Торгуют, пока ремонтируются — боятся, что тюльпаны промерзнут, ночью-то минус.

— Спасибо! — Дана понюхала цветы — еще не согрелись, пахли морозом — и поцеловала мужа в щеку. — Между прочим, завтра будет ровно год, как полар разбудил меня нытьем и выманил из берлоги. А ты сварил харчо.

— Я помню, — Темиртас потерся носом о ее щеку и прошептал. — А еще через восемь дней будет годовщина. Ты согласилась.

— Я оказала тебе честь, — важно ответила Дана.

— Надеюсь, через неделю на КПП еще что-нибудь застрянет, и я смогу принести достойный подарок.

— А если не застрянет?

— Тогда что-нибудь придумаю.

Тёма ушел в ванную, раздеваясь на ходу. Дана сняла с полки вазу, наполнила водой и поставила цветы на стол в гостиной.

Они уже полгода жили и служили в самом южном районе Хвойно-Морозненской области, граничащей с Волчьим Степным воеводством и Приморским поселением барсуков. Получилось так, что место службы выбрала Дана, а Темиртас поехал за ней, расставшись со льдами, родственниками и Байбарысом. Теперь им было проще добраться до Чернотропа, чем к Тёминой бабушке, и Дана временами чувствовала себя виноватой — утащила полара в край котов и бурых медведей, оторвала от родной земли. Муж напоминал ей, что им повезло — ему не пришлось увольняться со службы, он приехал в ХМАО по программе обмена сотрудников пограничного контроля — и повторял, что его дом там, где они могут жить вместе.

Дана ему верила — видно было, что Темиртас доволен, охотно служит посредником между котами и волками, азартно отлавливает контрабандистов и барсуков, просачивавшихся в кошачьи и волчьи земли, и демонстративно отрицавших любые дипломатические отношения. Дана — как и другие сотрудники министерства внешней разведки — проводила безуспешные мирные переговоры. Барсуки ни на кого не нападали, только шныряли по чужим землям, регулярно передвигали туда-сюда границу, обозначенную деревянными кольями, на которых висели треснувшие глиняные горшки, и привозили на рынки орехи и сладости, игнорируя санитарные требования и вопросы о документах.

Темиртас вышел из ванной, отвлек ее от раздумий — поцелуем — и увлек в спальню, где сделал всё, чтобы заставить тюльпаны покраснеть от доносившихся в гостиную звуков. Отдышавшись, они поужинали на кухне, заварили чай и перебрались к телевизору и тюльпанам. Тёма рассеянно посматривал на экран — показывали какую-то производственную драму — а Дана грела руки о чашку с чаем и думала.

Мысли метались, как переполошенные бурундуки. То вспоминалась фата, расшитая жемчугом — бабушка Тёмы заказывала фату сама, разрешив Дане выбрать платье и туфли. Жемчуг бережно хранился в шкатулке со сложными замками. Каждый жених-полар добавлял в шкатулку две-три жемчужины, пополняя семейный запас, фата расшивалась по рисунку, удваивающему крепость брачных уз, и после свадьбы хранилась в доме молодоженов, пока у них не рождался первый ребенок. После этого жемчужины бережно отпарывали от ткани и возвращали в шкатулку — до следующей свадьбы.

Дане это казалось немного странным, но она не противилась, принимая обычаи поларов. На нее не давили, позволили выбрать брачные браслеты с янтарем — бабушка Тёмы назвала ее свадебный наряд союзом морей и рек — и поставили вокруг домашнего алтаря медовые и яблочные свечи. Специально заказали в южном воеводстве.

От фаты мысли перескочили к Байбарысу и Петровой, поругавшимся на свадьбе, от них — к Чеславу и Славице, уже выбиравших имя ребенку, а от медовой пары...

— Что-то не так?

Темиртас приподнялся в кресле, посмотрел ей в лицо.

— Шиповник, — ответила Дана. — Та сахарная ветка, которую мы привезли из Чернотропа. Я не сожгла ее в «Вороньем гнезде» и совсем забыла о ней в дни Йоля. Наверное, потому, что у нас нет очага. Как жечь ветку в квартире?

— Можно было бы найти какую-то металлическую плошку. Но... раз не сожгла — значит не время.

— Наверное. Пусть еще полежит. Дождется своего часа.

Дни потекли своим чередом. Теплело, с юга повезли первую редиску и щавель, парниковые огурцы, а потом и клубнику. Дана перезванивалась с Петровой и Славицей, Тёма обещал бабушке, что они обязательно приедут к ней на Йоль и приглашал в гости. Бабушка отказывалась, передавала Дане приветы и просила записать ей рецепт окрошки — нового любимого блюда внука.

В мае Славица родила дочку, которую они с Чеславом назвали Агнешкой, и вскоре Дана поняла, что завидует медовикам, замкнувшимся в уютном мирке, охраняемом пчелами. Чеслав вопреки всему нашел свою избранную и продолжил заниматься привычным и любимым делом, Славица почти сразу затяжелела и сейчас гордилась тем, что стала матерью. У медовиков получилось вопреки, а у них с Тёмой, вроде бы, не было препятствий, а чего-то не хватало. Не складывалось.

Медведица заворчала, остерегая ее от жалоб на судьбу: «Не гневи Хлебодарную!» Дана кивнула и расплакалась: одолевала непонятная тревога, а еще в доме ужасно воняло рыбой, хотя Тёма рыбу не приносил и не ел.

Ей удалось взять себя в руки и скрыть состояние от мужа — благо, тот вернулся поздно, быстро поел и сразу лег спать. Утром они собрались на работу и разъехались в разные стороны. Тёма поехал в управление пограничного контроля, а Дана в дом переговоров возле Приморского поселения. Она дождалась появления барсуков, открыла папку с документами, намереваясь уточнить сроки строительства пограничного пункта, и услышала неожиданное заявление барсучихи Власты, возглавлявшей делегацию.