Я – начальник, ты – дурак (сборник) - Сергей Трищенко

Подтянув тюк с провизией, Монт решил перекусить, а потом двинуться дальше.

Жуя и озирая окрестности, Монт отметил, что птицы парят значительно ниже его, а на противоположной стороне Долины показалась узкая полоска западной Стены — серым фоном между слоем белых облаков и зеленью полей.

Но подниматься до облаков ещё довольно далеко: ленточка предполагаемой расселины скрывалась в клубящейся мути над головой, и Монт надеялся, что ему удастся добраться до неё прежде, чем облака опустятся ниже.

Поев, Монт несколько уменьшил свой вес, скомпенсировав поглощённые продукты, и пустил струйку по скале, наблюдая, как она извивается на бесчисленных неровностях камня и удаляется вниз. Но самого подножия Стены, разумеется, не достигнет.

И вновь отправился наверх.

Монт прерывал восхождение лишь для того, чтобы подтянуть за собой верёвочные бухты, да всё уменьшающуюся связку стальных крючьев.

Но, в очередной раз взглянув вниз, Монт заметил, что стал с трудом различать крюк, где висели запасные верёвки.

Надвигалась совсем уж кромешная тьма, сменяя собой тот полусумрак, в котором ещё удавалось что-то различить.

Монт понял, что настала пора готовиться к ночлегу. Предстоящая ночь его не пугала. «На высоте у человека не может быть врагов». Эти слова произнёс отец, в первый раз готовя подвесное ложе для сына. Тогда они ещё поднимались вместе.

— Когда человек сражается с природой, — говорил отец, — то чем выше приближается к высотам профессии, тем меньше у него врагов. Человек становится сильнее, и с ним мало кто может тягаться. Борясь со скалами, мы становимся крепки, как они.

— А почему не все идут в скалолазы? — спросил маленький Монт.

— Не обязательно становиться скалолазом, чтобы достичь высоты, — скупо заметил отец.

Монт вынул из кармана тонкую паутинку гамака и развернул. Ему не впервой пользоваться гамаком на стене — однажды он несколько ночей провёл в подъёме, но так и не смог достичь верха.

Это было на Юге. Там в одном месте Стены сходились особенно явственно, под острым углом, образуя узкое ущелье, а не постепенно закругляясь, как на Севере, и Монт подумал, что именно там, упираясь в противоположные стены, легче подняться наверх.

В этом месте, разумеется, никто не решался штурмовать Стену: все были достаточно благоразумны, чтобы не пойти ещё на одно безрассудство.

И подниматься там приходилось в сплошном полумраке, практически на ощупь. Но глаза у Монта, благодаря наследственной особенности, легко различали в царящем на Юге сумраке все шероховатости, неровности и трещины Стены, поэтому он чувствовал себя относительно неплохо.

И место подъёма он выбрал исключительно путём рассуждений, чем особенно гордился. Он размышлял так: что такое Юг? Место встречи двух Стен. А на что может быть похоже место встречи двух Стен? Правильно, на ущелье, на расселину! Их немало в самих Стенах, хоть в Западной, хоть в Восточной. Но если те расселины быстро заканчиваются, сходя на нет, то южная расселина должна идти до самого верха Стен, и потому по ней можно взобраться на Стену. Всем известно, что по удобной расселине подниматься всегда быстрее, упираясь руками и ногами, а где и спиной. Поднимаешься с невероятной скоростью, а если расселина извилистая, то порой можно и передохнуть, присев на уступ и свесив ноги. И никаких крючьев не нужно! Разве что чисто символически.

Поначалу так и получалось, однако затем ущелье, постоянно сужаясь, привело его в русло горного потока, а подниматься навстречу хлещущей жидкости, которая несла с собой обломки камней, стало невозможно.

Затем отец повредил ноги, сорвавшись со Стены, и не мог больше продолжать восхождения. Потому и завещал Монту пройти своим маршрутом, или хотя бы добраться до расселины и проверить: действительно ли та ведёт наверх, или же заканчивается тупиком?

Но к тому времени Монт уже давно жил своим умом. И немало пометался по Долине, разыскивая «верное место». А затем, в бесконечных размышлениях, неожиданно понял, что отец был прав — и вернулся.

И теперь отец с нетерпением ждал возвращения Монта, чтобы услышать от него подтверждение своих надежд или же приговор. О том, что место подъёма выбрано ошибочно.

Монт вспоминал задыхающийся шёпот отца, и с досадой думал о том, что если бы не был старшим сыном в семье, ему не пришлось бы выполнять отцову волю и бросать своё, такое хорошее место. И ещё о том, что если бы отец не метался с места на место и не пытался отыскать «самое надёжное и верное», то, может быть, давно сумел бы подняться на верх Стены. Или взобраться достаточно высоко, чтобы ему, Монту, осталось пройти совсем немного.

Монт забывал, что стадию поиска каждое поколение проходит самостоятельно. Понимание — и мудрость — приходят позже. Но зато у каждого — своё понимание, своя мудрость. Пусть она точно такая же, которой родители хотели снабдить тебя изначально.

Поиски «надёжных участков» вели едва ли не все скалолазы: попробовав подняться на одном, и убедившись в бесперспективности, трудности или опасности, они отыскивали новое, часто точно так же брошенное другими скалолазами и сохраняющее в скальных породах чужие крюки — как обычные, так и крюки с кольцами. В некоторых дотлевали обрывки верёвок.

Крючья оставляли обычно потому, что не хотели, чтобы ненадёжные, потерявшие крепость крючья из несчастливого места сопровождали людей на новом. Или потому, что некому становилось вытащить их.

Но не все оставляли старые крючья, особенно из хорошего металла: такие вытаскивали и забирали с собой. И тогда брошенные места можно было определить по проделанным в скале дырам, в которых не успели поселиться птицы.

Некоторые специально проверяли старые участки, чтобы воспользоваться чужими крючьями или дырами для облегчения подъёма, а некоторые принципиально искали места, где никто не поднимался.

Монт никогда не пользовался чужими участками, а всегда искал нетронутые места Стены. Пока таковые имелись.

А теперь придётся подниматься по отцовскому маршруту до расселины и проверять, куда она ведёт, либо врать, что расселина закончилась тупиком.

Впрочем, пока он ни того ни другого делать не собирался: на его участке крючья входили в скалу легко, держались прочно — а чего ещё желать скалолазу?

К тому же Монт не был уверен, что отец действительно видел расселину: откуда взяться расселине на такой высоте? И неизвестно, как высоко она тянется. Не может быть, чтобы до самого верха Стены!..

Монт вспоминал, а руки его работали, подтягивая тюк со снаряжением, матрасом, пологом, тёплой одеждой. Да и поужинать не помешает.

Растянув гамак между двумя соседними крюками (один пришлось вбить дополнительно к основному), Монт поставил распорки и натянул над гамаком полог: вдруг ночью пойдёт дождь? Или сверху посыплются камушки, выдавленные перепадом температур и замерзающей в трещинах водой.

Завершив приготовления, Монт натянул на себя всю тёплую одежду и залез в гамак. Пока он двигался, ему хватало согрева собственных мышц, но теперь, в состоянии покоя, следовало беречь каждую каплю тепла.

Ночь прошла спокойно. Да иначе и не могла пройти: крюки вбиты надёжно, гамак привязан прочно, полог закреплён основательно. А сильных ветров в Долине никогда не бывает — ни на высоте, ни внизу. Словом, за всю ночь Монт не проснулся ни разу.

Позавтракав, Монт продолжил движение, приближаясь к нижней кромке облаков. И вот они заклубились на расстоянии вытянутой руки. Так высоко он никогда не забирался. Выше птиц! У Монта замирало под ложечкой.

Ещё чуть-чуть — и он оказался в облаках. Мутный туман окружил его. Облака, такие лёгкие и пушистые снизу, превратились в обычный туман, какой бывает в бане, и какой вырывается из носика поставленного на огонь чайника.

Здесь Монт столкнулся с неожиданным препятствием: влага конденсировалась на камнях, и они мгновенно потели.

«Скверно», — подумал Монт. Скорость продвижения резко замедлилась. Тело скользило по скале, и приходилось более тщательно выискивать места, куда поставить ногу.

Но, как ни странно, освещение усилилось. Да, туман мешал смотреть вдаль, но зато его сияние помогало рассмотреть самые мелкие детали вблизи, на поверхности Стены. А это-то Монту и было нужно. Вместо того, чтобы дрожать в гамаке, дожидаясь, пока солнце осветит Стену, можно, пусть и медленно, но подниматься наверх.

Вбивая очередной крюк, Монт почувствовал, что ощущение собственного местоположения изменилось. А вслед за этим почувствовал, что надетое на него снаряжение вдруг потянуло назад. Не вниз, а назад.

«Обратный уклон!» — догадался Монт.

Чувство равновесия не могло ошибаться: Монт не один год провёл на Стенах, чтобы не понять, что происходит. Как же он мог забрести под козырёк? Разве что… монотонная работа, чрезвычайная сосредоточенность на каждом действии: закрепиться, отыскать подходящее место, осторожно снять со связки очередной крюк, вбить, отвязать страховочную верёвку, пропустить в кольцо, вновь надёжно привязать страховку. Эта монотонность и не позволила Монту уловить момент изменения наклона Стены. Поэтому он и забрался под козырёк. Да и облачный туман…