В августе сорок второго (СИ) - Тарханов Влад

Ну вот, секунда еще одна — и временная слабость ушла. Остаюсь я цивильным человеком в военной форме. Увы, но приходится принимать решения, которые цивильному противоестественны. А что делать? Если подумать, сколько людей уже я убил, не сам, нет… Не сам, но есть в этом и моя доля ответственности. И это самое сложное в деле «попаданца». Одно дело играть в солдатики и рисовать стрелки на картах в мирное время, а совсем другое — сейчас.

Ни двадцатого, ни двадцать первого штурма города не было. Немцы знали, что перед городом была оборонительная линия, пытались ее прощупать, проводили разведку, разворачивались для наступления, а мы лихорадочно готовили оборону, давали отдых измученным боями людям, сбивали мобильные группы, которые должны были реагировать на вражеские прорывы. Утром двадцать второго начался первый штурм Одессы. Немцы подготовились к штурму максимально методично. Артиллерия наносила удары по передовым позициям, которые удалось вскрыть разведке, а после мощной артподготовки в атаку пошли танки, поддерживаемые многочисленной пехотой и бронетранспортерами. Первую атаку отбили только потому что она была все-таки разведкой боем. Приблизительно в полдень стало ясно, что такое настоящая немецкая атака. Тяжелые батареи Вермахта работали уже в полную силу, в контрбатарейную борьбу вступили и наши гаубичные батареи, но было их намного меньше, а немцы работали на пределе человеческих возможностей: передовая линия просто исчезла за стеной взрывов, а когда огненный вал двинулся вглубь позиций, казалось, что там, на передовой, никто не выжил. Но это было не так. Большая часть защитников передовых позиций отошла от линий окопов и стала их занимать, когда огонь противника ушел в тыл. Сопротивление оказывалось интенсивное, но цели держаться изо всех сил у передовых частей не было, они «пустив кровь» авангарду, начали планомерно отходить к резервным позициям, а оттуда начали занимать окопы на позициях между противотанковыми узлами обороны. Эти рубежи укреплялись противотанковыми ружьями, кроме них там же находились гранатометчики. Конечно, все немецкие танки, особенно новые четверки, имели противокумулятивные экраны, но кроме коктейля Молотова и противотанковой гранаты иметь пару выстрелов из РПГ тоже не помешает. И вот эти узлы противотанковой обороны и попили крови с немецких танков в первый день штурма. Немцы отошли, снова нанесли удар артиллерией, мне даже стало интересно, когда у них закончатся снаряды, да нет, не заканчивались — с логистикой у Вермахта все было в порядке. Двадцать четвертого к штурму присоединились танки и пехота группы Кемпфа. Они нанесли удар по Восточному сектору обороны. Надо сказать «спасибо» Георгию Константиновичу и частям Южного фронта, которые очень серьезно проредили сводную танковую группу немцев, вырвавшуюся из котла, но все-таки более двухсот танков подошли к Одессе, получили горючее, подкрепились румынской пехотой и, перегруппировавшись, пошли в наступление. Жаркие бои, тяжелые, но под ударами танков и артиллерии мы вынуждены были отступать к городу, правда, удалось зацепиться сначала за Тилигульский лиман, а Коблево, которое удалось хорошо укрепить, противник так и не взял, за неделю упорных боев мы отодвинулись на линию Кубанка-Спиридоновка-Бутовка, но дальше этого рубежа противник прорваться не мог: тут неизменно приходили на помощь обороняющимся батареи береговой обороны и корабли Черноморского флота: не только линкор «Парижская коммуна», который был под Одессой почти постоянно в самый трудный период обороны, но и крейсера, чьи 130-мм орудия не раз останавливали немецкие атаки, а воронки от 305-мм снарядов главного калибра флагмана Черноморского флота говорили о том, что в этом месте враг не имел никакого шанса пройти.

1 февраля к Одессе подошел сам Роммель, с 21-й танковой дивизией и танковым полком 15-й танковой, кроме немецкой мотопехоты с Роммелем прибыл кавалерийский корпус румынской армии — самая боеспособная единица. И вся эта сила ударила по Западному сектору, сначала в направлении на Одессу, стараясь прорваться вдоль Хаджибейского лимана, прорвавшись до Холодной Балки. Почувствовав, что там атака выдохлась, а сопротивление растет, Пустынный лис нанес на следующий день мощный удар на Беляевку. Тут начался трехдневный штурм крепости Беляевка, который вытащил из нас почти все силы. Несмотря на то, что врага постоянно тревожили артналетами корабли Дунайской флотилии, им приходилось постоянно отходить, маневрировать — немецкие артиллеристы не зря свой паек фронтовой ели. Их огонь был очень опасен. И все-таки Беляевка отбилась! В Одессе стали высаживаться части дивизии Томилова, которые оперативно перебрасывались на самые сложные участки битвы. У Коблево, Свердлово, Чеботаревки обороняющиеся наносили контрудары по румынской и немецкой пехоте, при поддержке гвардейских минометов, артиллерии и почти совсем чуть-чуть — танков. Как-то так получалось, что не более 5–6 танков в группе. 7 февраля случился кризис: Роммель собрал силы в кулак и нанес удар на станцию Карсталь из Мангейма, превращенного в дымящиеся руины. Это проклятое «немецкое» село выпило из ударных немецких танковых частей слишком много сил!

Вскоре немцы захватили станцию Карсталь, прорвались к Фрейденталю, откуда румынские кавалеристы с легкими танками направились на Петерсталь с целью выйти на Овидиополь, мотопехота двинулась на Маяки, чтобы отрезать Беляевку от Одессы, а прорвавшиеся танки группировались, чтобы нанести удар на Татарку или Сухую балку и прорваться к городу. Пришла пора выложить последние козыри на стол. До сих пор мы не использовали это ресурс. Я держал его, как туза в рукаве. Под Маяками противника держал заградотряд майора Нечитайло. Когда же невдалеке появились катера Дунайской речной флотилии с установками БМ-13 и обрушили на мотопехоту сотни реактивных снарядов, разбегающуюся пехоту противника погранцы провожали огнем и матерком: в этом стремительном бою отряд потерял почти треть личного состава. После удара «Катюш», смонтированных на тракторах, батальон народного ополчения пошел в атаку на румынских кавалеристов, лошади у которых просто обезумели, разгромив кавалерийскую бригаду (пусть и ослабленную потерями в предыдущих боях). А дивизион Флерова обрушил огонь «Катюш» на Фрейденталь, сделав три залпа всеми машинами. И только после этого в атаку пошел самый-самый последний резерв: танковая рота на КВ: всего шесть машин, но! если бы Жуков знал, кого он мне подарил! Командовал этой ротой сам Зиновий Григорьевич Колобанов! Живой и невредимый. Как он оказался тут? Я это узнать не успел — не до того было. Танки ударили по немцам сразу как отстрелялись «Катюши». Мой расчет был на то, что артиллерия не могла успеть за передовой группой (скорее всего, ее немцы и дожидались, чтобы начать наступление на Одессу), а если что и было, так после обработки реактивными снарядами там мало что могло оказать сопротивление. Так и случилось. Шестерка КВ смела двадцать семь немецких танков, а остальные предпочли ретироваться. Колобанов пошел на Беляевку где опять стало жарко. Тут пришло сообщение, что тяжело ранило полковника Чиннова, фактически, обороной Беляевки командовать стало некому. Я был ближе всего к месту событий, вот и взял на себя, хотя сверкал глазами мой телохран из НКВД, но приказа моего ослушаться не посмел. Сегодня немцы рвали нашу оборону по всем направлениям. Вот и Беляевке досталось со всей дури! КП на высоте 105 был почти что полностью разрушен. Хорошо, что в моем броневике была хорошая радиостанция, а то мог оказаться совершенно без связи. Были убиты корректировщики артогня, связь с тылом прервалась, я понимал, что отбивать очередную атаку просто нечем. Сообщил Софронову, что надо перебросить в Беляевку хоть что-то и срочно, потому как мои КВ это хорошо, но сейчас начнут очередную атаку и останусь с голой дулей против панцеров. Командарм, узнав, что я в Беляевке, кажется, так побледнел, что если бы был видеофон, так экран бы был совершенно белым…

Через полчаса боя у меня осталось два КВ в подвижном состоянии, но без боекомплекта. Три танка горели, а на одном, укрытым развалиной дома от врага, пытались быстро отремонтировать гусеницу. Еще огрызался огнем один ДОТ, а моим последним словом должен был стать потрепанный заградотряд майора Нечитайло, которого перебросили самым спешным образом. Я не знаю, что Софронов говорил нашим сталинским соколам. Но появление трех десятков бипланов И-15 бис, которые буквально прокрались под свинцовыми облаками, из которых вот-вот должен был начать падать снег поставило на немецком наступлении жирный крест! На врага посыпались кассетные бомбы — противотанковые и осколочные. А потом штурмовики пошли поговорить с артбатареями, которые так долго нам досаждали.