Леонардо да Винчи. Избранные произведения - Сборник

Хорошая ученость родилась от хорошего дарования; и так как надобно более хвалить причину, чем следствие, больше будешь ты хвалить хорошее дарование без учености, чем хорошего ученого без дарования.

Дарование – в подлиннике: ingegno, которое передано в предыдущем отрывке словом «ум». В эпоху Ренессанса ingegno не означало еще неповторимого своеобразия творческой личности (гения), как позднее, и носило в значительной мере интеллектуалистический характер (у Леонардо в особенности). И в предыдущем, и в настоящем отрывке характерно для Леонардо подчеркивание в ingegno момента самостоятельного исследования в противовес авторитарному и книжному мышлению. Острие в равной мере направлено против схоластов и гуманистов.

16 F. 27 r.

О пяти правильных телах. Против некоторых комментаторов, которые хулят древних изобретателей, положивших начало грамматикам и наукам, и которые ратуют против умерших изобретателей и, так как не удалось им самим по лености и книжной вольготности сделаться изобретателями, постоянно покушаются ложными рассуждениями попрекать своих учителей.

Пять правильных тел – т. е. тетраэдр, октаэдр, икосаэдр, гексаэдр и додекаэдр. Платон в своем «Тимее» уделяет им большое внимание, строя на них свое учение о стихиях. Живо интересовался ими с математической точки зрения платоник Пачоли, друг Леонардо (ср. примеч. к отрывку 389).Книжной вольготности... – «commodita di libri», по чтению Сольми. Равессон читает «come di tanti libri attendono al continuo» – «и поскольку занимаются они книгами (только для того), чтобы постоянно» и т. д.

17 С. А. 119 r.

Многие будут считать себя вправе упрекать меня, указывая, что мои доказательства идут вразрез с авторитетом некоторых мужей, находящихся в великом почете, почти равном их незрелым суждениям; не замечают они, что мои предметы родились из простого и чистого опыта, который есть истинный учитель.

Утверждение чистого опыта не мешает Леонардо выписывать фантастические описания из Плиния, впрочем, по всей вероятности, в целях художественных.

18 H. 24 r.

Василиск. Он родится в провинции Киренаика и величиной не больше 12 дюймов, и на голове у него белое пятно наподобие диадемы; со свистом гонит он всех змей, вид имеет змеи, но движется не извиваясь, а наполовину поднявшись, прямо перед собой. Говорят, что когда один из них был убит палкой неким человеком на коне, то яд его распространился по палке, и умер не только человек, но и конь. Губит он нивы, и не те только, к которым прикасается, но и те, на которые дышит. Сушит травы, крушит скалы.

Этот отрывок является переводом из Плиния (Н. N. VIII, 21). Де Тони утверждает, что описание напоминает варана, большую африканскую ящерицу (Varanus niloticus).

19 Н. 25 r.

Амфисбена. У нее две головы, одна – на своем месте, а другая – на хвосте, как будто не довольно с нее из одного места выпускать яд.

Точно так же перевод из Плиния (Н. N. VIII, 23). Трудно решить, какое животное имеется в виду. Де Тони предполагает, что цераст (Cerastes cornutus, s. aegypticus) – ядовитая рогатая змея, живущая в Африке; она днем зарывается в песок, из которого торчат два рога.

20 T. P. 33.

Истинная наука – та, которую опыт заставил пройти сквозь чувства и наложил молчание на языки спорщиков и которая не питает сновидениями своих исследователей, но всегда от первых истинных и ведомых начал продвигается постепенно и при помощи истинных заключений к цели, как явствует это из основных математических наук, то есть числа и меры, называемых арифметикой и геометрией, которые с высшей достоверностью трактуют о величинах прерывных и непрерывных. Здесь не будут возражать, что дважды три больше или меньше шести или что в треугольнике углы меньше двух прямых углов, но всякое возражение оказывается разрушенным, [приведенное] к вечному молчанию; и наслаждаются ими в мире почитатели их, чего не могут произвести обманчивые науки мысленные.

21 1. 102 v.

Не доверяйте же, исследователи, тем авторам, которые одним воображением хотели посредствовать между природой и людьми; верьте тем лишь, кто не только указаниями природы, но и действиями своих опытов приучил ум свой понимать, как опыты обманывают тех, кто не постиг их природы, ибо опыты, казавшиеся часто тождественными, часто весьма оказывались различными, – как здесь это и доказывается.

22 Тr. 20 v.

Все наше познание начинается с ощущений.

Еще Прантль (1885) предостерегал от интерпретации этого места в духе элементарного сенсуализма. Совершенно очевидным это становится в сопоставлении с приводимыми далее отрывками. Не следует забывать, что формула «все наше познание начинается с ощущений» вслед за Аристотелем повторялась и в схоластике, встречается, в частности, у Фомы, хотя звучит там иначе.

23 W. An. I, 13 v.

Мысленные вещи, не прошедшие через ощущение, пусты и не порождают никакой истины, а разве только вымыслы; и так как рассуждения такие рождаются от скудости ума, то бедны всегда такие умозрители и, если богатыми родились, бедными к старости умрут, так что кажется, будто природа мстит им.

24 Тr. 33 r.

Ощущения зéмны, разум находится вне их, когда созерцает.

25 1. 18 r.

Природа полна бесчисленных оснований, которые никогда не были в опыте.

Оснований... – в подлиннике: ragione, a не causa, т. е. скорее разумное основание или цель, чем действующая причина.

26 Е. 55 r.

И хотя природа начинается с причин и кончает опытом, нам надобно идти путем обратным, то есть начинать с опыта и с ним изыскивать причину.

27 С. А. 147 v.

Нет действия в природе без причины; постигни причину, и тебе не нужен опыт.

28 С. А. 154 r.

Опыт не ошибается, ошибаются только суждения наши, которые ждут от него вещей, не находящихся в его власти. Несправедливо жалуются люди на опыт, с величайшими упреками виня в обманчивости. Оставьте опыт в покое и обратите жалобы свои на собственное невежество, которое заставляет вас быть поспешными и, ожидая от него в суетных и вздорных желаниях вещей, которые не в его власти, говорить, что он обманчив. Несправедливо жалуются люди на неповинный опыт, часто виня его в обманчивых и лживых показаниях.

Эту апологию опыта поучительно сравнить с возражениями против Эпикура, утверждавшего, что видимая величина солнца есть его истинная величина (см. 278, 280 и др.). В сущности, и здесь и там решительно отвергается наивно-реалистическая и наивно-сенсуалистическая точки зрения.

29 T. P. 1.

Наукой называется такое разумное рассуждение, которое берет исток у своих последних начал, помимо коих в природе не может найтись ничего другого, что [также] было бы частью этой науки.

Леонардо приводит дальше пример геометрии, первым началом (principio) коей является не поверхность и не линия, а точка, к которой сводится и поверхность, и линия и которая является общей всем предметам геометрии.

30 G. 8 r.

Увлекающиеся практикой без науки – словно кормчий, ступающий на корабль без руля или компаса; он никогда не уверен, куда плывет. Всегда практика должна быть воздвигнута на хорошей теории, коей вождь и врата – перспектива, и без нее ничего хорошего не делается ни в одном роде живописи.

Вошло также в трактат о живописи: Т. Р. 80. Мысль стоит в связи с стремлением поднять живопись от ремесла до науки, но, по существу, отражает вообще взгляд Леонардо на взаимоотношения теории и практики. О значении термина «перспектива» ср. примеч.  273.

31 J. 230 [82] r.

Наука – капитан, и практика – солдаты.

32 C. A. 5 v. a

Вот верный способ жарить мясо, потому что, смотря по тому, умерен или силен огонь, жаркое движется медленно или быстро.

Один из многочисленных примеров приложения науки к практике. Механический вертел описан позднее падуанцем Витторио Цонка (1568–1602) в Novo teatro di machine (Падуя, 1607). О нем упоминает также Монтень, видевший подобный вертел в 1580 г. в Бриксене. Слова «жарит мясо» и «жаркое движется» вычеркнуты так, что их едва видно. Это заставляет полагать, что мы имеем дело с собственным изобретением Леонардо, пожелавшим его скрыть.

О ложных науках

Истинным наукам противостоят ложные, как огню тьма (33). У Леонардо много пренебрежительных слов по адресу алхимиков и искателей perpetuum mobile (34–37). Если он пользуется алхимической символикой (38), то это лишь криптограмма для производственных секретов. Он презирает современных ему врачей (39—40), хотя и не отвергает медицины (41—42) и медицинских рецептов (43). Он презирает хиромантов (44) и обстоятельно полемизирует с «некромантами» (45—48).

33 Тr. 38 r.