Записки конструктора-оружейника - Михаил Калашников

Опыт работы группы уникален. И не только потому, что менее чем через полгода сразу несколькими заводами был освоен массовый выпуск нового индивидуального оружия. Конструкторы, скооперировавшись, создали единую для всех предприятий техническую документацию, что позволило разработать единую технологию, оснастку, инструмент. Было обеспечено очень важное для отрасли условие высокой производительности заводов и качества продукции — возможность маневрирования, взаимозаменяемости.

Этот опыт сыграл огромную роль в годы Великой Отечественной войны, когда часть оборонных заводов пришлось эвакуировать. Но выпуск стрелкового оружия количественно практически не снизился, а, наоборот, стал из месяца в месяц нарастать. Ковровский, Ижевский заводы, наращивая производство, передавали часть освоенных технологий другим предприятиям.

Советские конструкторы всегда стремились создать образцы вооружения совершеннее лучших иностранных во имя безопасности страны, во имя защиты завоеваний социализма. И это давало им силы.

Вернусь снова к годам военным, к тем месяцам, когда довелось мне попробовать свои силы в проектировании и создании самозарядного карабина. Сразу скажу, что здесь меня тоже подстерегала неудача.

Однако работа над этим образцом оружия подарила мне и радость неожиданных решений в конструировании, стала фундаментом для нового, более качественного рывка вперед. Беру на себя смелость утверждать, что, не будь уже готового карабина у С. Г. Симонова, как знать, может быть, и судьба моего образца сложилась бы по-другому.

Учтем, Сергей Гаврилович начал работу над карабином еще перед войной. Было сделано несколько опытных образцов. Однако продолжить их испытания конструктору не удалось: оружейники переключились на решение более актуальных задач. В частности, Симонов поставил тогда перед собой, казалось бы, совершенно непосильную, нереальную цель — создать за один месяц противотанковое ружье. Для сравнения замечу: на создание автоматической винтовки, принятой на вооружение Красной Армией в 1936 году, у него ушло пять лет.

Но поистине неисчерпаемы, неизведанны силы, потенциальные возможности советского человека, глубоко переживающего за судьбу родного Отечества в лихую для него годину. Сергей Гаврилович вместе с сотрудниками своего КБ за тридцать дней совершил настоящий конструкторский подвиг. Противотанковое ружье (ПТРС) было представлено для испытаний уже 20 августа и в том же, 1941 году принято на вооружение. А в ноябре фашистские танки, рвавшиеся к Москве, горели от метких выстрелов пэтээровцев.

На завершающем этапе войны Симонов возвратился к отложенной несколько лет назад работе. Он продолжил разработку карабина, но уже под новый патрон образца 1943 года. Внес в него ряд существенных конструктивных изменений. Серию карабинов по рекомендации государственной комиссии направили в действующую армию — на фронт. После этого вновь последовали доработки.

Вот тогда-то, когда Сергей Гаврилович уже окончательно доводил свой карабин, взялся и я изготовить такое же оружие своей конструкции под новый патрон образца 1943 года. Работал с интересом, с огромным увлечением. До сих пор помню, как протирал резинкой ватман до дырок, искал свое решение автоматики, крепления и отделения обоймы, размещения рукоятки перезаряжания. Тут-то мне и помог американский конструктор самозарядной винтовки Гаранд. Его опыт, идею подачи патронов в приемное окно карабина и автоматического выбрасывания пустой обоймы после использования последнего патрона я, только в другой вариации, заложил в конструкцию своей автоматики. Необычно разместил и рукоятку перезаряжания — слева. Было еще несколько оригинальных решений.

Испытание образца на полигоне дало неплохой результат. В это время туда приехал генерал-майор инженерно-артиллерийской службы Н. Н. Дубовицкий из Главного артиллерийского управления. Он обычно возглавлял специальные комиссии по испытаниям тех или иных образцов стрелкового оружия. Человек он был импульсивный, но, надо сказать, достаточно объективный и принципиальный. К сожалению, в некоторых случаях его импульсивность все-таки ему мешала в оценке той или иной работы конструктора. Думаю, что так получилось и тогда, когда генерал решил лично провести стрельбу из моего образца карабина.

Мы наклеили мишени. Обоймы тщательно снарядили патронами. Прозвучала сирена — стрельба началась. Н. Н. Дубовицкий сделал одну очередь, другую, третью... Патроны кончились, и пустая обойма со звоном отлетела в сторону.

Вместо того чтобы вставить новую обойму и продолжать ведение огня, генерал положил карабин на бруствер и быстро стал искать что-то в траве. Мы поняли: он искал обойму. Я сказал ему, что этого делать не надо, так предусмотрено — обойма отстреливается. Дубовицкий резко махнул рукой:

— Я знаю. Только думаю, так и солдат станет поступать, начнет искать, полагая, что выскочила какая-то нужная деталь и она может потеряться. А ему надо огонь вести...

Еще резче он высказался в отношении рукоятки перезаряжания:

— Конструктор, наверное, хочет, чтобы боец стрелял с закрытыми глазами. Эта ваша рукоятка во время стрельбы у меня все время перед глазом бегала, мешала.

И вот прозвучало окончательное заключение, обращенное уже ко мне лично:

— Ты еще молодой конструктор, Калашников. И если впредь будешь вводить подобные оригинальности, то забудь к нам дорогу.

Понимаю, сказано, конечно, сгоряча. Можно было, как говорится, войти в положение, в настроение генерала: принят только что карабин системы Симонова, а тут вдруг вклинивается новичок со своим образцом и оригинальничает, требует к себе внимания. Лучше уж сразу отрубить, что не пойдет. Так генерал и сделал.

Меня в тот момент захлестнула злая обида. Но из того урока, пусть в чем-то жестокого и несправедливого, я сделал необходимые выводы, позволившие в последующем поднять на новый качественный уровень мою работу над образцом автомата (АК).

И еще чем запомнилась мне моя работа над карабином, так это знакомством, считаю, с одним из интереснейших и самобытнейших конструкторов автоматического стрелкового оружия той поры — Алексеем Ивановичем Судаевым.

В отведенной мне комнате для работы стояла чертежная доска. На ней я делал контуры-наброски деталей оружия, отчаянно действуя мелком и тряпкой. И не заметил, как в комнате появился высокий, плечистый офицер с майорскими погонами. Он немного сутулился, смотрел на меня, растерявшегося, теплым, открытым взглядом. На кителе я увидел ордена Ленина и Красной Звезды.

— Что же это ты, товарищ старший сержант, без разрешения хозяина в его апартаменты вселился? — шутливо произнес он. — Ладно-ладно, не тушуйся, ты делаешь государственное дело — оружие для Победы.

Судаев стал успокаивать меня, увидев, как я измазанными мелом пальцами стал нервно поправлять гимнастерку под ремнем.

— Давай лучше будем знакомиться и, надеюсь, дружить.

Алексей Иванович крепко пожал мою руку, и мне показалось, она будто онемела. Так вот он какой, сильный и славный, знаменитый Судаев, думал я, когда мы вместе стали рассматривать то, что было изображено на чертежной доске. Едва я начал объяснять задуманное, он тут же, уловив суть, стал по ходу анализировать мои конструктивные решения. Чувствовалось, что системы стрелкового оружия офицер знал в совершенстве, глубоко изучил их особенности.

В тот день мы долго просидели над чертежами. О многом успели поговорить. Мне было легко с ним еще, наверное, потому, что в возрасте нас разделяла относительно небольшая разница — он оказался старше меня на семь лет, тогда ему едва перевалило за тридцать.

К сожалению, конструктор Судаев, на мой взгляд, незаслуженно обделен вниманием, о нем, его жизни и творческой деятельности очень мало сказано, опубликовано. А ведь он внес весомый вклад в совершенствование советского стрелкового оружия, особенно в годы Великой Отечественной войны.

Можно со всей ответственностью сказать, что пистолет-пулемет системы Судаева (ППС), созданный им и начавший поступать на вооружение Красной Армии в 1942 году, был лучшим пистолетом-пулеметом периода второй мировой войны. Ни один иностранный образец не мог с ним сравниться по простоте устройства, надежности, безотказности в работе, по удобству эксплуатации. За высокие тактико-технические, боевые свойства в сочетании с небольшими габаритами и массой судаевское оружие очень любили десантники, танкисты, разведчики, бойцы-лыжники.

Алексей Иванович тогда приехал на полигон, можно сказать, прямо из Ленинграда. По пути ненадолго задержался в Москве, в Главном артиллерийском управлении. Выглядел он устало, вид болезненный. Город на Неве только-только оживал после многомесячной блокады. Судаев работал в осажденном Ленинграде, был свидетелем прорыва блокады, перенес тяготы и невзгоды, выпавшие в те годы на долю мужественных ленинградцев.