Механизм преступного насилия - Игорь Петин

Так, в качестве причин насильственных преступлений указали различные недостатки общества до 70 % опрошенных студентов старших курсов юридического факультета, 67 % правозащитников, 47 % положительно характеризующихся осужденных, 8 % отрицательно характеризующихся осужденных, 59 % персонала исправительных учреждений, 50 % судей, 46 % сотрудников РОВД (женщины) и 28 % сотрудников РОВД (мужчины).

В качестве конкретной причины насильственных преступлений назывались:

– социальная несправедливость (студенты юрфака – 36 %, осужденные за тяжкие преступления – 28 %, характеризующиеся положительно осужденные – 20 %, характеризующиеся отрицательно осужденные – 28 %, персонал исправительных учреждений – 15 %);

– протест против окружающей действительности (20 % студентов, 25 % осужденных за тяжкие преступления, 22 % персонала исправительных учреждений, 31 % сотрудников РОВД (женщины) и 14 % сотрудников РОВД (мужчины), 30 % судей);

– цель отомстить за что-либо (25 % студентов, 32 % осужденных, 45 % персонала исправительных учреждений, 23 % сотрудников РОВД (женщины) и 42 % сотрудников РОВД (мужчины); опрошенные судьи отрицали данную цель);

– способ выжить (25 % студентов, 19 % осужденных мужчин, 10 % осужденных женщин, 8 % сотрудников РОВД (женщин).

С ростом насилия пытались бороться при помощи различных видов наказаний, включая смертную казнь. Однако и в настоящее время насилие не только не сокращается, но и, наоборот, имеет крайне опасную тенденцию к росту на всех уровнях и во многих сферах общественных отношений. Одновременно в обществе происходит накопление и углубление проблем защиты человека и сообщества в целом от преступного насилия.

С. Б. Алимов верно отметил, что сущность насильственных преступлений скрыта в межличностных отношениях сторон инцидента[220]. До 50–80 % респондентов указывают на жизненные ситуации как основные причины насильственных преступлений. Если не устраняются причины конкретного преступного акта, то в течение определенного времени девиация поведения выходит за рамки отдельного индивида и становится проблемой коллективной. Нарушение закона в этом случае становится неким «образцом поведения», которое усваивается уже многими людьми[221]. Данный процесс в этом случае принимает характер геометрической прогрессии.

В 60-80-е гг. XX в. одним из наиболее значимых криминологических исследований было изучение личности преступника и обстоятельств его жизни, воспитания как источник формирования преступных установок[222]. В конце 80-х – начале 90-х гг. приоритетное внимание уделяется исследованию взаимосвязи преступности и происходящим в нашей стране социальным преобразованиям, а также наиболее опасным проявлениям преступности[223], к которым относится, в частности, насильственная.

Вместе с тем длительное время существовало и всемерно поддерживалось мнение, что социалистическое общество в своей основе не может содержать причин, ведущих к преступлениям. Такое положение лишь усугубляло криминологическую ситуацию, а сущностные аспекты насилия в теории, а особенно в практике, оставались на втором плане.

С. Ф. Милюков обратил внимание на то, что у многих криминологов и правоведов не наблюдается органического единства криминологических и уголовно-правовых вопросов[224]. Обособленность криминологии от уголовного и уголовно-исполнительного права[225]следует признать существенным недостатком наук криминального цикла, который приводит к определенной бессистемности исследований, законотворчества и правоприменения, не отражающих адекватно социальную природу явления. В начале 90-х гг. XX в. Э. Ф. Побегайло обоснованно заявил, что «создается впечатление, что разработчики проекта УК вообще игнорируют современную криминологическую ситуацию в России»[226]. С. Ф. Милюков считает, что процесс соединения криминологии и уголовного права был искусственно прерван в 1996 г. в результате принятия УК РФ[227].

Причины и условия насильственной преступности могут вытекать из особенностей: а) экономической ситуации в стране; б) общей политической обстановки в государстве; в) социально-психологических отношений, господствующих в обществе. Именно такая расстановка (условная в целом) по значимости данных групп отношений, влияющих на рост насилия, представляется обоснованной. Политика всегда была концентрированным выражением экономики, – закон, выявленный основоположниками марксизма-ленинизма, и неудачный социальный эксперимент в нашей стране и ряде других государств не может отменить его.

К тому же в нашей стране была сделана попытка отойти от объективных законов развития общества и государства: было провозглашено, что революция и построение гармоничного общества может произойти не в самой развитой капиталистической стране, а в самой слабой. Там, где нарушается преемственность – всегда непредсказуемые последствия и конфликт. Неудачную попытку построения «светлого» будущего можно объяснить, видимо, недооценкой человеческого фактора. Постулат о том, что историю делают массы, оказался неистинным. Без руководящего начала люди представляют собой хаотическую толпу, и только направление энергии масс в нужном направлении способно привести к какому-либо результату. Характер результата зависит, естественно, от того, кто и куда направляет общественную силу.

В период социального эксперимента многочисленные надстройки идеологического, политического, экономического и социального характера внушали людям незыблемость провозглашенных идей, представлений и ценностей. Интересы конкретной личности не принимались в расчет, если они не соответствовали каким-либо эфемерным интересам общества. Это было очень удобно для манипуляции. И все решения принимались исходя из интересов некоего абстрактного «народа». Там, где не учитывается человеческий фактор, не создаются условия для свободного, творческого труда, не возникает и сознательное, ответственное отношение к труду, который может быть производительным и от которого зависят валовой национальный доход, благосостояние каждого человека и, соответственно, благополучие в государстве.

Н. И. Матузов указывает: право на достойное человеческое существование в Конституции России не закреплено, что противоречит международным нормам[228], а проблема соблюдения прав человека, по утверждению В. Н. Кудрявцева, так и осталась нерешенной[229], что не способствует снижению криминологической напряженности. При таких обстоятельствах правовой и нравственный нигилизм общества и отдельного человека как условия, способствующие росту преступного насилия, является закономерным результатом.

Исследователями уже не первый год отмечается, что Россия в настоящее время находится «на краю пропасти»[230]. На заседании Президиума Российской академии наук 19 февраля 2002 г. было признано, что «криминальная ситуация в России приблизилась к опасной черте, за которой следует распад гражданского общества и паралич власти»[231]. Из опрошенных нами респондентов подавляющее большинство (от 50 до 90 %) оценивают состояние преступности в обществе и государстве как высокое или критическое, а также, в равной мере, степень коррупции в различных органах власти, управления, правоохранительных и судебных органах, в прокуратуре. Следует отметить, что сравнительный анализ криминологических показателей, проведенный автором, показал наличие прямо пропорциональной связи между ростом общей и насильственной преступности.

Кризис в стране в 80-е гг. и резкая смена идеологического курса не могли не сказаться на изменении системы ценностей и отношении к существующему порядку со стороны части населения, воспитанной в ином духе. При подмене истинных ценностей суррогатами возникает необходимость делать определенные усилия для усмирения недовольных. Эту роль выполняла, в основном, идеология и меры уголовных репрессий. Но идеология полностью скрыть противоречия не могла, о чем свидетельствует большое количество диссидентов в бывшем СССР, а меры уголовного характера являлись своеобразным бумерангом. В наибольшей степени число совершающих наиболее очевидные и опасные посягательства на личность, возросло за счет лиц, родившихся в 1960-х гг. и ранее.

Такие выводы вытекают из анализа количества лиц, совершивших убийства и покушения на убийства. Их численность в зависимости от возраста в 1991 г. в России распределилась следующим образом: от 14 до 17 лет – 550 человек; от 18 до 29 лет – 4508; от 30 и старше – 8466. В 1995 г. эти цифры составили соответственно 1458, 8155 и 14737[232]. В последующие годы общая статистика также подтверждает рост числа лиц, совершивших преступные посягательства, в частности число лиц, совершивших преступления в 1997 г. в возрасте от 14 до 17 лет составило 57,8 тыс. человек, от 18 до 29 лет– 564 тыс., от 30 и старше – более 645 тыс.; в 2000 г. соответственно 178,3; 754 и 809 тыс. человек[233]. В 2001 и 2002 гг. официальная статистика показывает некоторое снижение показателей преступности[234], что может объясняться иными причинами, адекватно не отражающими криминологическую ситуацию.