50 знаменитых больных - Елена Кочемировская

29 января 1860 года у Чеховых родился третий сын, Антон, — будущий писатель (всего в их семье было шестеро детей). В 1902 году в одном из писем Антон Павлович единственный раз упоминает о месте своего рождения: «Родился я в доме Болотова (так говорит моя мать) или Гнутова, около Третьякова В. H., на Полицейской улице, в маленьком флигеле.» Флигель этот, арендуемый Павлом Егоровичем, стоял на одной из оживленных улиц Таганрога, связывающих город и гавань. По Полицейской улице тянулась в порт живая цепочка возов, и неумолчный, убаюкивающий скрип колес, гудки пароходов были первыми детскими ощущениями и впечатлениями Антоши Чехова.

В старой части Таганрога многое связано с именем писателя. На Греческой улице все еще существует здание греческой школы, в которой начинались ученические годы Чехова. Там он вместе с детьми приказчиков, ремесленников, шкиперов осваивал азы грамоты. Любимым местом отдыха писателя был городской парк. Здесь постоянно по вечерам гремел оркестр, а зимой заливали каток. Этим парком и первыми увлечениями юности навеяны строки раннего чеховского рассказа «И то и се».

В парке и в пышном особняке Коммерческого собрания Чехов имел возможность слушать известных музыкантов, приезжавших на гастроли в Таганрог. А в городской библиотеке Антон-гимназист часами просиживал за чтением книг, читал юмористические журналы, на страницах которых позднее появились и его рассказы, подписанные псевдонимом Антоша Чехонте.

Музыка, книги пробуждали в юном Чехове желание творить. Большую роль в этом сыграл таганрогский театр (который так много значил для еще одной знаменитой жительницы Таганрога — Фаины Раневской). Впервые Антон побывал в нем в 13 лет на оперетте Оффенбаха «Прекрасная Елена» и вскоре стал страстным театралом. Позднее в одном из своих писем Чехов напишет: «Театр мне давал когда-то много хорошего. Прежде для меня не было большего наслаждения, как сидеть в театре.» Не случайно героями его первых рассказов «Чрагик», «Комик», «Бенефис», водевиля «Недаром курица пела» стали актеры и актрисы.

Годы детства, отрочества и юности Чехова связаны с мужской классической гимназией, куда он поступил в 8 лет после двух лет учебы в греческой школе. Гимназия была старейшим учебным заведением юга России и давала солидное по тем временам образование и воспитание. Окончившие восемь классов гимназии молодые люди могли без экзаменов поступить в любой российский университет или поехать учиться за границу. Здесь начинались первые литературные и сценические опыты Антона. Первая драма — «Безотцовщина» — была написана 18-летним Чеховым именно в гимназии. Позднее, переехав в Москву и учась в университете на первом курсе медицинского факультета, он опубликовал около двухсот рассказов, статей, заметок.

Порог между «осколочной» журналистикой и серьезной беллетристикой до Чехова был непреодолимым. «Чехонте» первому в истории русской литературы удалось преодолеть эту пропасть и стать «серьезным» писателем и драматургом. Стать Чеховым.

Первыми его талант признали и оценили влиятельные петербургские литераторы — Григорович, Плещеев, Суворин. За повесть «Степь» Чехову присудили Пушкинскую премию -500 рублей в денежном выражении. Имя нового писателя сделалось известным всей читающей России. Присуждение этой премии Чехов в шутку сравнил с награждением орденом Станислава III степени. «Премия выбила меня из колеи. Мысли мои вертятся глупо, как никогда, — писал он. — Так мне везет, что я начинаю подозрительно коситься на небеса. Поскорее спрячусь под стол, где буду сидеть тихо, смирно, не возвышая голоса. Во время удачи я трушу».

К наградам в своей жизни Чехов оказался совсем не готов. Он сознавал, что социальное признание не столько награда за достоинства и заслуги, сколько кабала на всю оставшуюся жизнь. Что за «отмеченность» и прыжок «из грязи в князи» расплачиваться придется не в арифметической, а в геометрической прогрессии, по хищническим процентам завышенных ожиданий, — а это вернейший способ надорваться. В письме к Суворину Чехов писал: «Что писатели-дворяне берут у природы даром, то разночинцы покупают ценою молодости и здоровья».

Сезонные (осенне-весенние) легочные кровохарканья начались у Чехова в 24 года, хотя первые признаки туберкулеза отмечались еще в подростковом и юношеском возрасте. Но писатель научился с ними жить и даже временами казался совершенно здоровым. Например, во время своей безумной (по мнению окружающих) поездки на Сахалинскую каторгу. Это сегодня до Сахалина можно долететь за несколько часов, а тогда путь занял три месяца в одну сторону. Сутками на студеном ветру, часами в ледяной воде в валенках и верхней одежде, пища такая, что хоть выбрось, тряска в телеге, отсутствие людей на многие версты вокруг, а значит, и помощи, случись что.

Путешествовал Чехов еще до сооружения Транссибирской магистрали и до начала массового переселения в Сибирь крестьян из центральных и западных губерний. Ежедневные физические нагрузки, голод и мертвецкий сон, перепись 10 тысяч каторжников и ссыльных, купание в открытом океане не могли пройти даром. Большинство его знакомых считали, что широкая грудь при росте в 182 сантиметра, здоровый румянец во всю щеку являлись признаками здоровья, «добытого» на Сахалине во время физических нагрузок. Но современные специалисты в области фтизиатрии (науки о туберкулезе) уверены, что увеличение грудной клетки писателя в объеме произошло в результате эмфизематозных 19 изменений, а «чахоточный» румянец — результат хронической туберкулезной интоксикации.

После девятимесячного отсутствия Чехов возвращается в Москву, к переселившейся на Малую Дмитровку семье. Он опять впрягается в тяжелый воз литературного поденщика и фактического главы семьи — Чехов принимает на себя весь груз ответственности, берет на иждивение родителей, заботится не только о сестре и младших братьях, но и о старших. Но «возвращение на круги своя» не было полным; с Чеховым в пути произошла, по его же словам, какая-то «умоперемена». «Скажу только, что я доволен по самое горло, сыт и очарован до такой степени, что ничего больше не хочу и не обиделся бы, если бы трахнул меня паралич или унесла на тот свет дизентерия. Могу сказать: пожил! Будет с меня. Я был в аду, каким представляется мне Сахалин, и в раю, т. е. на острове Цейлон, — писал он. — Не то я возмужал от поездки, не то с ума сошел — черт меня знает».

Чтобы оценить смысл произошедшей в Чехове перемены, придется вернуться несколько назад. Думается, что решающим толчком, заставившим Чехова дерзнуть и отправиться на Сахалин, стала смерть его старшего брата Николая, в считанные месяцы сгоревшего от чахотки, осложнившейся тифом. Надо учесть, что выступавшие вместе в юмористических журналах братья Антон, Александр и Николай (он был рисовальщиком) соревновались между собой и младший, Антон, очень скоро сделался лидером — в силу ранней самостоятельности, природной одаренности и воли. Александр почти сразу согласился с ролью ведомого, перманентно гася жизненную неудовлетворенность алкоголем (жизнь его как литератора и отца семейства сложилась удачно только благодаря протекции младшего брата).