Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси - Юрий Максимилианович Овсянников

На смену первоначальному неудачному решению пришло новое. С востока будущую площадь ограничат дворцовые павильоны и красивая решетка между ними. С запада — новое здание книгохранилища. Театр поднимется почти у самого Невского, а за ним в глубине площади встанут дома с открытыми галереями вместо первого этажа. Но при таком варианте внушительный объем театрального здания станет «давить» проспект, дворец, библиотеку. К счастью, начало строительства тогда отложили, и этот проект затерялся в толстой кипе различных чертежей и планов.

Когда в 1827 году Росси вновь принялся рисовать будущие площади и прилегающие к ним улицы, он уже ясно сознавал, что следует делать. На плотные листы ватманской бумаги легли ясные линии будущих строений: новый корпус библиотеки, который смотрит фасадом на павильоны и на сад Аничкова дворца, прямоугольник театра своей одной стороной лег на полосу бывшего Аничкова переулка, а за ним — полукружье двух трехэтажных корпусов. В центре их разрывает прямая как стрела улица, которую завершает круглая площадь перед Чернышевым мостом через Фонтанку. От этой площади отходят еще две улицы. Одна соединяет ее с Садовой, а вторая ведет к Апраксину рынку. В центре площади круглый храм, широкие ступени ведут от него к реке… Этот план Карл Росси представил на высочайшее рассмотрение.

О напряжении, с которым зодчий трудился над чертежами, рассказывают пометки на сохранившихся листах. Повеление о начале проектных работ отдано, видимо, весной 1827 года. А уже 8 ноября архитектор представляет готовую генеральную схему ансамбля, рисунки фасадов и планы зданий.

Припомним, сколь труден этот год для Росси. Еще продолжается строительство зданий Министерства иностранных дел и Министерства финансов. Зимой Карл Иванович готовит рисунки для перестройки личных покоев Марии Федоровны в Зимнем дворце. Усталый и больной, берет в марте отпуск на шесть недель для лечения. В июне у него рождается дочь Мария, и Росси едет снова на шесть недель к жене в Ревель. И, как всегда, извечная проблема: где достать денег? Остается только дивиться и гадать: когда он успевает работать? Такой ритм жизни не под силу даже здоровому человеку…

Высочайшее одобрение представленных проектов дано 20 ноября 1827 года. Казалось бы, можно приступать к строительству. Но неожиданно зодчий откладывает эти листы в сторону и начинает набрасывать, чертить, рисовать новый вариант. Полукруг зданий позади театра уступает место четким линиям прямых корпусов, параллельных Невскому, а перед театром возникает партерный сквер. Все становится спокойнее, строже и потому торжественней. Так работать может только истинный Художник, одержимый своим делом.

Эти чертежи вновь представляют императору. 5 апреля 1828 года следует высочайшее утверждение. А на следующий день — указ о создании Комиссии «для построения каменного театра и позади оного двух корпусов». Во главе ее — Н. Селявин, вице-президент Кабинета. Ему поручено следить, чтобы стены зданий уже к концу года вывели под крышу. Император торопит.

Рядом с Росси должны работать его подручные — архитекторы Н. Ткачев и И. Гальберг, три архитектурных помощника, каменных дел мастер, два казенных десятника и четырнадцать десятников, назначенных подрядчиками. Обязанности каждого определены очень четко.

Архитектор «распоряжается практическим производством строений и имеет в непосредственном своем заведывании помощника, каменных дел мастеров, десятников». Он обязан «иметь неослабный надзор, чтоб строения возводимы были согласно планам и чертежам. Наблюдать за правильным ведением работ, в отношении прочности, красоты и приличия. Представляет Комиссии заблаговременно о заготовлении материалов и подрядов на производство работ. Составляет в начале года виды предполагаемых работ на текущий год…».

Архитекторский помощник и каменных дел мастер «обязаны быть каждый день во время работы на строении, показывать производство работ, наблюдать за правильным исполнением оных, свидетельствовать качество материалов, бережно употреблять оные в дело, вести счет работам и рабочим людям…».

Предстоит разобрать, растащить старые дома и начать рыть канавы под фундамент. Заблаговременно, еще в октябре 1827 года, министр двора князь П. Волконский обращается к Петербургскому генерал-губернатору с пожеланием: «Означенные на плане места… принадлежащие обывателям, кои должны отойти к постройке казенных домов по новой улице и площади, приказано оценить и вместе с тем спросить обывателей, что они за сии места просят…» Выясняется, что жители просят за квадратную сажень своей земли по 229 рублей, а губернаторские оценщики дают только по 157. Составленные ведомости отсылают на просмотр Карлу Ивановичу. Его честность и неподкупность известны всем.

К весне 1828 года обывателям наконец выплачено 950 тысяч рублей. Тех, кто не спешит покидать насиженные места, насильно выселяют за одну неделю. А чтобы не терять времени, одновременно начинают стройку. В петербургскую болотистую землю предстоит забить для фундамента театра около пяти тысяч свай. С восхода солнца и до вечерней зари над окрестными улицами, над Невским проспектом повисает тяжкое уханье многочисленных копров.

Наступая «сваебойцам» на пятки, движутся следом каменотесы, за ними каменщики и плотники. До тысячи человек ежедневно трудится в этом огромном людском муравейнике… Только на пустыре, где должно подняться новое здание библиотеки, непонятный царит покой…

Еще в прошлом году, рисуя фасад и планы книгохранилища, Росси предложил некоторые конструкции сделать из металла, «как для избежания несчастия в случае пожара, так и для самой прочности». Решил использовать опыт, обретенный при создании Главного архива. Чертежи ложатся государю на стол. И вдруг неожиданность: император велит все «внутреннее расположение сделать каменным». Почему? Зачем? То ли косность мышления царственного «инженера»… То ли желание продемонстрировать архитектору свою власть… Непонятно, неизвестно…

«Человек узких мыслей, но широкого их выполнения; ум небольшого кругозора, всегда непреклонный, почти упрямый и ни в чем не сомневающийся… непомерно честолюбивый, император во всем, что он делал, самодержец, в семье, в политике, в военном деле и в искусстве» — так через восемьдесят пять лет охарактеризует Николая I искусствовед Н. Врангель.

В искусстве государь всегда мнит себя знатоком. Причем знатоком особым, «каким должен быть всякий в его положении». С одной стороны, велит построить великолепное здание Нового Эрмитажа. С другой — лично просматривает все картины дворцового собрания и делит их по художественным достоинствам на четыре категории. В последнюю — самые плохие, самые недостойные, которые следует продать с аукциона. Всего 1564 полотна. И неважно, что среди них работы Жана-Батиста Шардена, Луки Лейденского и других столь же значительных мастеров.

Уже почти завершая свою статью «Искусство и государь Николай Павлович», Н. Врангель рассказывает любопытную историю про архитектора, подавшего императору на утверждение план нового строения. Рядом с рисунком фасада был для масштаба изображен франт в цилиндре, фраке, жилете и панталонах. Николай со злостью перечеркнул фигурку, надписав: «Это что за республиканец?» План остался не утвержденным. С той поры на архитектурных