Романовы. Семейные тайны русских императоров - Вольдемар Балязин

Известие о падении Евпатории буквально подкосило Николая. Он бродил по залам Зимнего дворца, горестно восклицая: „Бедные мои солдаты! Сколько жизней принесено в жертву даром!“

Картины осажденного Севастополя, к бастионам которого подходили все новые и новые силы союзников, постоянно стояли перед глазами Николая. Именно 12 февраля, когда он узнал о поражении под Евпаторией, император впервые не принял министров, пришедших к нему с докладами, и за весь день не прикоснулся к пище. В ночь на 13-е он то бродил по залам дворца, то молился, но ни на минуту не сомкнул глаз. С этого времени Николай перестал спать, никого не желал видеть и порой глухо рыдал, стараясь заглушить звуки плача. Он понимал, что гибнет дело всей его жизни, но не мог ничего сделать.

Впоследствии, анализируя главную причину крушения николаевского режима, академик В. О. Ключевский писал: „Николай поставил себе задачей ничего не переменять, не вводить ничего нового в основаниях, а только поддерживать существующий порядок, восполнять пробелы, чинить обнаружившиеся ветхости с помощью практического законодательства и все это делать без всякого участия общества, даже с подавлением общественной самостоятельности“.

Вечером 14 февраля 1855 года прибыл очередной курьер из Севастополя с депешей от Меншикова, в которой подробно излагалась история неудачи под Севастополем, а на следующий день Меншиков был отставлен. Побудительным толчком к отставке Меншикова послужило письмо Николая Николаевича, в котором он просил у отца-императора заменить Меншикова Горчаковым. Это письмо пришло не просто от сына к отцу, но от генерала, который с 20 января 1855 года отвечал за инженерное обеспечение и оборону большого участка северной стороны Севастополя, от генерала, о котором давали превосходные отзывы люди, в искренность и честность которых царь еще верил.

Отставка Меншикова была последней акцией Николая. После 15 февраля болезнь хотя и не отступала от Николая, но и не усиливалась. Во всяком случае, лейб-медик М. Мандт 17 февраля считал состояние больного удовлетворительным. Возле императора неотступно находился другой его врач, Каррель. В три часа ночи на 18 февраля Николай вдруг попросил Карреля оставить его и позвать Мандта.

Впоследствии Мандт, уехав из Петербурга в Германию, рассказывал то, что с его слов знали очень немногие, самые близкие его друзья, оставшиеся в России. Он говорил, что, придя к Николаю, застал императора в состоянии безысходной депрессии, и больной, подозвав его к себе, сказал:

— Был ты мне всегда предан, и потому хочу говорить с тобой доверительно — исход войны раскрыл ошибочность всей моей внешней политики, но я не имею ни сил, ни желания измениться и пойти иной дорогой: это противоречило бы моим убеждениям. Пусть мой сын после моей смерти совершит этот поворот. Ему это сделать будет легче, столковавшись с неприятелем.

— Ваше величество, — возразил царю Мандт, — Всевышний дал вам крепкое здоровье, и у вас есть силы и время, чтобы поправить дело.

— Нет, исправить дела к лучшему я не в состоянии и должен сойти со сцены. С тем и вызвал тебя, чтоб попросить помочь мне. Дай мне яд, который позволил бы расстаться с жизнью без лишних страданий, достаточно быстро, но не внезапно, чтобы не вызвать кривотолков.

Мандт отказывался сделать это, но Николай все же настоял на своем и заставил врача дать ему медленно действующий яд. Выпив смертельное снадобье, Николай позвал к себе цесаревича и долго беседовал с ним, наставляя Александра на царствование.

Александр вышел от умирающего отца весь в слезах, но никогда никому не передавал своего последнего разговора с Николаем.

Предсмертное распоряжение Николая было вполне в его духе — он приказал одеть себя в мундир и привести к нему своего старшего внука — старшего сына цесаревича Николая Александровича. Испуганный двенадцатилетний мальчик опустился на колени перед кроватью грозного деда, чтобы выслушать краткую сентенцию из двух слов: „Учись умирать!“ Последнее напутствие внуку оказалось пророческим: Великий князь Николай Александрович не достиг уготованного ему трона — он умер в 1865 году, не дожив до двадцати двух лет.

Цесаревич, призванный к постели умирающего отца, записал ход событий следующим образом: „Мандт (пришел) за мной. Государь спросил Бажанова (священника, духовного отца императрицы. — В. Б.). Причастился при нас всех. Голова совсем свежая. Удушье. Сильные мучения. Прощается со всеми — с детьми, с прочими. Я на коленях, держу руку. Жал ее. К концу чувствуется холод. В четверть первого все кончено. Последние ужасные мучения“. Незадолго перед концом к императору вернулась речь, которая, казалось, совершенно покинула его, и одна из его последних фраз, обращенных к наследнику, была: „Держи все — держи все“. Эти слова сопровождались энергичным жестом руки, обозначавшим, что держать нужно крепко», — рассказывала жена цесаревича Мария Александровна, тоже присутствовавшая при кончине императора.

…После того как Николай I умер, была распространена официальная версия, что причиной смерти явилась пневмония, развившаяся как осложнение после гриппа. Однако тут же, как всегда, появилась и другая версия: якобы император был отравлен Мандтом по категорическому настоянию самого Николая.

Эта версия получила серьезное подтверждение от современников, которые могут считаться добросовестными и хорошо информированными людьми, но в исторической литературе распространения не получила, хотя является совершеннейшей правдой.

Александр Второй

Первые шаги нового императора

19 февраля 1855 года новый император Александр II, выступая в Государственном совете, сказал: «Покойный родитель в последние часы жизни сказал мне: „Сдаю тебе мою команду, но, к сожалению, не в таком порядке, как желал, оставляю тебе много трудов и забот“».

На первых порах эти многие «труды и заботы» оказались непосильными для Александра. А. Ф. Тютчева, внимательно наблюдавшая за царской четой, менее чем через год — в январе 1856 года — записала: «Император — лучший из людей. Он был бы прекрасным государем в хорошо организованной стране и в мирное время, где приходилось не только охранять. Но ему недоставало темперамента преобразователя. У императрицы тоже нет инициативы… Они слишком добры, слишком чисты, чтобы понимать людей и властвовать над ними. В них нет той мощи, того порыва, которые овладевают событиями и направляют их по своей воле; им недостает струнки увлечения… Сам того не ведая, он (Александр II) вовлечен в борьбу с могучими силами и страшными стихиями, которых он не понимает».