От Дубно до Ростова - Алексей Исаев

Операции советских войск на юго-западном направлении дают нам целый ряд примеров положительного воздействия предпринимаемых Красной Армией контрударов на общий ход событий. Это, во-первых, 5–я армия, наносившая эффективные контрудары по северному фасу III моторизованного корпуса. Именно ее активные действия привели к появлению директив верховного командования вермахта, означавших смену стратегии «Барбароссы». В этих документах советская армия упоминалась несколько раз. Аналогичный пример — это 26–я армия, длительное время сковывавшая контрударами соединения 1 танковой группы в 20–х числах июля и тем самым облегчившая положение 6–й и 12–й армий, отходивших к Умани. Третий пример — это контрудар в районе Оратова и Животова, продливший борьбу 6–й и 12–й армий.

Вместе с тем нельзя не отметить слабости в организации наступательных действий. Зачастую соединениям ставились задачи на широком фронте, и вместо сосредоточения ударного кулака силы распылялись на ряд параллельных наступлений. Соответственно противник имел возможность перегруппировкой сил последовательно отражать каждый такой удар. Либо каждый из этих ударов оказывался недостаточно сильным для решения поставленной задачи. Задуманные как фланговые, удары вырождались в кровопролитное встречное сражение. Но нельзя сказать, что это исключительно черта 1941 г. Классическим примером вырождения контрудара во фланг во встречную мясорубку является сражение из куда более благополучного периода — на Курской дуге 12 июля 1943 г.

Однако общей стилистикой ведения операций причины неудач наступлений не исчерпываются. Проблемы были и на шажок ниже, в области тактики. Часто полки и дивизии останавливались, не умея подавить средствами полка систему огня противника. Оживший после удара «катюш» и артиллерии пулемет приводил наступающих в состояние ступора. Хотя технически у них были средства подавления выживших под артиллерийским ударом частей противника. Это 45–мм батальонные орудия, 76,2–мм полковые орудия, станковые и ручные пулеметы. Вместо этого в армиях самым ходовым был гаубичный снаряд 122–мм калибра. То есть артиллерия, так же как и танки, покрывала техникой слабости подготовки личного состава.

Тактика. По выражению Э. фон Маккензена, события 1941 г. «ослепительно высветили» преодоление позиционного кризиса Первой мировой. Несмотря на насыщение войск пулеметами, минометами, артиллерией, само по себе занятие обороны одной из сторон не переводило бои в позиционную фазу. Линии бетонных коробок, проволочные заграждения, противотанковые рвы, даже крупные реки не становились непреодолимым препятствием для временных организационных структур, включающих все рода войск. Пехотинцы, артиллерия, саперы, собранные в штурмовые группы, могли блокировать ДОТы, форсировать реки, преодолевать минные поля. Соответственно сами по себе долговременные укрепления, надолбы, окопы полного профиля не давали надежной зашиты.

Несмотря на появление новых средств ведения войны, танков и авиации, артиллерия оставалась важнейшим средством вооруженной борьбы. Даже фавориты вооруженных сил, танковые войска, были весьма уязвимы без артиллерийской поддержки. Авиация, хотя ей прочили большое будущее как самостоятельному средству ведения войны, стала, по сути, «длинной рукой» артиллерии, средством воздействия боеприпасами большой мощности на противника на поле боя и в тылу.

У офицерского корпуса Германии был колоссальный тактический опыт двух фронтов Первой мировой войны. Советские командные кадры, да к офицерский состав царской армии такого опыта не приобрели. Когда на полях у Камбре и на Марне рождалась новая тактика, в России занимались социальными экспериментами. Ознакомление с этим опытом у советской стороны было в лучшем случае теоретическое. Поэтому наши офицеры и младшие командиры не могли делать то, что было привычно для вермахта. Внезапно оживший пулемет мог остановить наступление советской стрелковой роты или даже батальона. Подразделение могло просто залечь и стать мишенью для минометов и артиллерии. Умение самостоятельно подавлять оживающие огневые точки отсутствовало. Это вызывало большие, не мотивированные необходимостью, потери в наступлении. Отсутствовала также и культура, стойкость обороны. Залогом тактических успехов немецких войск стала способность не только захватывать, но и упорно оборонять захваченное.

В связи с этим не стоит преувеличивать роль техники. Достаточно меткое сравнение культа техники с язычеством приводит Свечин:

«Каждый чернокожий, которого Франция бросала на прорыв германской проволоки, имел амулет, купленный иногда за порядочные деньги, называемый на сенегальском языке „ши-ши“. Трогательно наивны речи и рассуждения сенегальцев перед и после боя. „У него был плохой „ши-ши“, пуля попала ему в лоб“. „У меня великолепный „ши-ши“ — прострелило в двух местах шинель, а меня не тронуло“. И не тронутый, не испорченный цивилизацией негр идет в бой, заботясь больше всего о каких-то лягушачьих костях, зашитых в мешочек у него на груди. Современная машинная армия, очень и очень тронутая цивилизацией, также имеет свои, быть может, не столь безобидные „ши-ши“, уделяет им такое же внимание, старается найти в них залог будущих побед и поражений. „Ши-ши“ европейца — это боевая машина, это — автоматическое оружие, это — артиллерия, ползущая танковой гусеницей по пахоте и оборачивающаяся автомобилем на твердой дороге, это — воздушные дивизии аэропланов»[677].

Истоки недоумения «Как мы могли проиграть с таким хорошим „шиши“ как КВ и Т–34?» именно в языческом преклонении перед божествами, трансформировавшемся в новейшей истории в преклонение перед техникой. Любая техника — это всего лишь бездушный механизм, который сам по себе не гарантирует успеха или поражения. Попробуем разобрать этот аспект конфликта по родам войск.

Танковые войска. Оправдали ли ожидания «купленные за порядочные деньги амулеты» в лице танков Т–34 и КВ? Слова «порядочные деньги» в данном случае отнюдь не метафора. Первый стоил в 1941 г. около 300 тыс. рублей, второй — от 600 тыс. (КВ–1 с 76–мм орудием выпуска 1941 г.) до 900 тыс. рублей (КВ–2 выпуска 1940 г.). Суммы по тем временам немалые.

Прежде всего нужно разделить организационную и техническую компоненты. Механизированные корпуса не оправдали возлагавшихся на них надежд в качестве самостоятельных средств ведения боевых действий. Их многочисленные танки не были обеспечены в достаточной мере поддержкой артиллерии, минометов, саперных подразделений и, главное, пехотинцев с винтовками, пулеметами и минометами. Поэтому танковые и моторизованные дивизии советских механизированных корпусов не были способны к эффективным самостоятельным действиям по захвату и удержанию ключевых пунктов. Приграничное сражение дает этому массу примеров. Несмотря на неоднократные попытки, соединениям 15–го механизированного корпуса не удалось проломить оборону немецких пехотных дивизий в районе Радзехова. Контрудары дивизий 4–го механизированного корпуса не смогли остановить продвижение XXXXIX горного корпуса и лишь сдерживали их порыв на восток. 8–й механизированный корпус не смог закрепить достигнутый группой Н. К. Попеля успех и удержать позиции у Бродов. Подобного рода примеры можно встретить и в дальнейшем. Вводом в бой свежего батальона Т–34 40–я танковая дивизия механизированного корпуса Н. В. Фекленко не смогла ликвидировать прорыв 13 танковой дивизии III моторизованного корпуса у Гульска. 2–й механизированный корпус смог лишь на время остановить продвижение дивизии Людвига Крювеля севернее Умани и через неделю боев с ней практически потерял боеспособность.

Легкие танки тем более быстро выбивались ПТО немцев. Примеры этого мы тоже можем легко найти в истории боев на юго-западном направлении. Это бои под Бойницей, в которых была практически полностью уничтожена 19–я танковая дивизия, атака 37–й танковой дивизии 28 июня, контрудар легких танков 2–го механизированного корпуса по флангу 22 пехотной дивизии.

Все это вынудило советское командование в два этапа отказаться от самостоятельных танковых соединений и распределить танки по танковым бригадам, исполнявшим роль средства поддержки пехоты. Танковые бригады стали основной организационной единицей танковых войск в течение всей осенней кампании. Более того, подобная организация продержалась более полугода до первой попытки формирования танковых корпусов в 1942 г.

Если называть вещи своими именами, то эффективная организационная структура типа «танковая дивизия» у советской стороны в течение всего рассматриваемого периода отсутствовала. Наличие организационных структур с названием «танковая дивизия» не должно вводить в заблуждение — решать задачи самостоятельного танкового соединения они были не способны. Эта проблема существенно осложнила советской стороне ведение масштабных оборонительных операций. У командующих фронтами и армиями не было эффективного инструмента для нанесения контрударов, каковым является самостоятельное подвижное соединение. А не имея средства нанесения контрударов, командование фронтов было вынуждено прибегать к паллиативу в виде сборных групп из танковых, кавалерийских и стрелковых частей (см. состав группы 2–го кавкорпуса в контрударе под Ромнами, состав подвижной группы армии Ф. Я. Костенко в начале августа 1941 г. под Киевом), эффективность действий которых оставляла желать лучшего.