Две пары - Александр Эртель

– Это как же, Сергей Петрович, в вечность али как? – недоумевая, спросил Федор.

– Ну, да, да, в самую полную вечность. Ты можешь ее заложить, передать по наследству детям. Одним словом, как хочешь. В полное твое распоряжение.

Федор подумал и сказал:

– На этом благодарны… Вечно будем бога за вас молить.

– Так как же, ехать сватом?

– Уж и не знаю… Значит теперь чтобы старик переселился сюда, в Ягодное?

– Да, да, непременно. С тем только и земля дается.

– Уж и не знаю…

– Да чего же ты не знаешь, чудак? Ведь даровая земля, пойми ты это, с водою, с лесом… Что же ты не знаешь?

– Господи, аль я ворог какой себе?.. Я бы радостью рад… Вот родитель-то как вздумает!

– Не дурак же он, твой родитель! Живете там черт знает на каких болотах и вдруг – даровая земля, чернозем!

– Это уж что говорить… вечно бога молить за вас и за барыню. Только вот пчелка у него там, садишко…

– Ну, извини, Федор, это черт знает что такое! Пойми ты, что двадцать одна десятина чернозема!

– Как не понять… мы вам по гроб жизни… А все ж таки письмо бы, Сергей Петрович, родителю…

– Отлично. Мы, значит, будем с тобой переписываться, по месяцу ответа ждать, а Лизу тем временем и просватают за другого. Превосходно, Федор!

Федор тяжко вздохнул и покрутил головой.

– Так как же? – Сергей Петрович в раздражении закурил папиросу и принялся большими шагами измерять комнату. – Ну? – спросил он, останавливаясь и сердито взглядывая на молчаливого Федора.

– И ума не приложу, Сергей Петрович.

– Ты пойми, пожалуйста, вот какую вещь. Ну, теперь не позволяет тебе старик жениться – у него еще могут быть резоны; тем более отпустить тебя в зятья: ты один работник, можешь не высылать денег и тому подобное. Но у него совершенно нет резонов отказываться от превосходной даровой земли… Ты скажи, так ли я говорю?

– Это верно, что он опасается.

– Если же он переселится, ведь никаких не будет тогда опасений? Ну, скажи: никаких? Ведь ты будешь с ним жить, не так ли?

– Ужели же не с ним!.. Мы бы тут зажили вот как!.. И садик можно развесть, и пчел, и огородец бы завели… Только бы и заботы – бога молить за вас да за барыню.

– Вот видишь ли. Теперь, если мы будем снова писать ему об этом, посуди сам: он промедлит с ответом месяц, вот тебе уж сентябрь на дворе. А Иван Петров ждать ведь не станет!

– Чего уж ждать! – с внезапным оживлением заговорил Федор. – Кабы не это дело, он прямо бы за Мишаньку Арефьева ее просватал. Теперь узнает – того гляди, пропьет за Мишаньку.

– Может, Лиза за него не пойдет, будет тебя дожидаться?

– Да ведь кто ее… Малого тоже хаять не приходится.

– Черт знает, какая у вас такая любовь странная!.. Ну, ты, однако, думай.

– Вот что, Сергей Петрович, – решительно сказал Федор, – сколько письму идти, ежели без замешки?

– Как? Туда и обратно? Дней семь, восемь.

– Ну, прошу я вас: пишите письмо. И как вы сделали нам такую милость, – вечно будем бога молить за вас и за барыню, – то пропишите об земле и какие на ей угодья… Пуще всего насчет сада пропишите, что возможно сад развесть, – старичок-то редкостный охотник!.. И одно, ради Христа, прошу я их переселяться. Ежели батюшке покажется, пусть в ту же пору отпишет… Арефьевы-то тянуть не станут!.. А я, как есть их сын, посылаю земной поклон и прошу родительского благословения… И матушке пишите, что, мол, слезно просит Федор… и насчет воды пропишите, что, мол, прудок… для уток, мол, способно… и прошу благословения навеки нерушимые. А сестре надо одно написать – пусть чтоб не смущала… и вы так еще напишите, – они, бабы, до этого завистливы, – грибов, мол, сколько хочешь и притом – ягоды. А насчет ребят пускай не сомневается… и Христом богом прошу, чтобы родителей в беспокойство не вводила.

– Грамотный твой отец? Нет? Ну, если он под рукой писаря не найдет и поэтому не скоро ответит? А мы с тобой будем ждать?

– Эх, была не была! – подумав, сказал Федор. – Ежели через семь дён ответа не будет и ежели такая милость ваша – соглашаетесь быть сватом (он низко поклонился), прошу я вас переговорить об эфтом деле. Как от даровой земли отказаться? Аль она на дороге валяется?.. Люди бьются-бьются из-за ней, а тут – на тебе, готовенькая!

Письмо было написано; и с тем же одушевлением, с которым расхваливал Сергей Петрович Лизу и всю ее семью в первом письме, он расхвалил и расславил свою землю в Ягодном, не забыв упомянуть о прелестном месте для сада, о грибах, о необыкновенном множестве клубники и о замечательном приволье для уток.

Федор вышел от барина в каком-то тумане. Радость боролась в нем с беспокойным раздумьем. Он почти вслух убеждал себя, что никак невозможно отказаться от даровой земли, что невидано и неслыхано отказываться от земли и что отец непременно согласится на переселение. Убеждал себя почти вслух, потому что он чувствовал, что не совсем уверен в этом, и ему нужно было заглушить свои сомнения. И особенно тревожили его эти сомнения, когда он вспоминал свое село на берегу реки, впадающей в Волгу, избы, потонувшие в садах, вырезные коньки на тесовых кровлях, старую приходскую церковь, в расщелинах которой зеленел мох, и широкое раздолье заливных лугов, куда он, бывало, езжал в ночное.

«Ах, вряд ли согласится батюшка!.. – шептал он, ворочаясь ночью на своем тоненьком войлоке, и долго спустя прибавил: – А может, господь даст?..» И не было в нем полной радости, когда он останавливался на последней мысли, и не было полной печали, когда останавливался на первой.

VII

Через семь дней ответа на письмо не получилось, и Сергей Петрович объявил Федору, что едет сватать. Федор согласился на это без особой решимости; даже, как показалось Сергею Петровичу, с необыкновенною вялостью и безучастием. Но Сергей Петрович и Марья Павловна настолько были увлечены новою для них процедурой сватовства и настолько были уверены, что «делают счастье» Федора, что не обратили никакого внимания на его настроение, разве что немножечко подосадовали. Гораздо более их занимал вопрос, как ехать Сергею Петровичу: парадно ли или просто, – и после долгих разговоров с ссылками на «литературу предмета» решили, что парадно, но «не выходя из своей роли». Запрягли тройку лошадей в наборную сбрую; Сергей Петрович оделся, как одевался для визитов; кучер натянул плисовую безрукавку, надел шляпу с павлиньим пером и голубую рубаху, и Сергей Петрович торжественно пустился в путь, сопровождаемый пожеланиями Марьи Павловны, любопытными взглядами плотников и всей дворни. Один Федор не вышел проводить барина и даже не поглядел на сборы сосредоточенно и серьезно он делал давно обещанный валек кухарке Матрене.

Был праздник, и народ, гулявший по улицам деревни, немало изумился, когда звенящая и сверкающая наборною сбруей тройка Сергея Петровича остановилась около избы Ивана Петрова. Весть о сватовстве быстро, однако же, обежала улицу, и толпы ребят, девки, бабы двинулись к избе Ивана Петрова. Когда тройка подъехала к избе, Иван Петров сидел на завалинке рядом с маленьким седеньким старичком, Степаном Арефьевым из Лоскова.

– Я к тебе в гости, Иван, – сказал Сергей Петрович, выпрыгивая из коляски и быстро подходя к мужикам.

Его уже начинала смущать многолюдная улица и особенно ребята, с шумом бегущие к избе. Мужики встали, приподняли шляпы, Сергей Петрович тому и другому неловко сунул руку. В избе хлопнуло окошечко, на мгновение показалось в нем лицо Лизутки, затем послышались ее торопливо удаляющиеся шаги и резкий стук двери.

– Вот, кум, до каких времен дожили, – сказал усмехаясь Степан Арефьев, – баре к мужикам стали в гости ездить.

– Отчего же не ездить? – спросил, косясь на него, Сергей Петрович. – Мы соседи.

– Это что говорить: знамо, суседи!.. Кум-то, може, не помнит, а я-то помню еще: хоро-о-ший сусед жил около нас…

– Кто старое помянет, тому глаз вон. Ты ведь знаешь это?

– Как не знать! Да я разве колю тебя? Я ведь так, к слову пришлось. Я насчет того – баре-то ноне обходительны. Вот у Кочетковских такой-то недавно проявился… То-то обходителен, то-то ласков; а к чему дело довелось: двести десятин лесу оттягал! А то давай бог, давай бог!.. Ну, я пойду, кум Иван! Наша конпания, видно, тебе не под стать. Пойду, може, как-нибудь тройку с бубенцами подберу… Хе, хе!

– Да ты будет язвить-то, Степан Савельич, – сказал Иван Петров. – Чего подкопы-то подводишь? У нас гости все равны. Иди-ка в избу.

Но Арефьев торопливо раскланялся и мелкими шажками пошел к плетню, около которого была привязана его лошадь.

– Экая заноза этот кум Степан, – проговорил Иван Петров, – уцепился в человека точно зубом! – И он весело и насмешливо посмотрел на Сергея Петровича. – Ну, что ж, Сергей Петрович, коли в гости – просим милости в избу. Мы гостям рады… Чего не видали, пострелята! – сердито огрызнулся он на ребят, присыпавших к избе.

В избе, кроме Митревны, сидевшей подгорюнившись около печки, никого не было. Но стол был покрыт чистою скатертью, на нем лежала коврига пшеничного хлеба и стоял штоф водки с зеленоватым стаканчиком. Митревна, не отымая ладони от щеки, медленно встала, низко поклонилась Сергею Петровичу и на тихие слова мужа тотчас же вышла, принесла нарезанную ветчину на деревянной тарелке, с поклоном поставила ее против Сергея Петровича и снова уселась около печки.