Время прощаться - Джоди Пиколт

— А что, если она — единственная причина, по которой распалась наша семья?

Я беру его руки в свои, когда он хватает еще две нити мулине.

— Почему ты ее отпустил? — шепчу я, не сводя с него глаз. — Почему даже в полицию не сообщил, что она пропала?

Конечно, у моего отца случился нервный срыв, но за десять лет у него наступали моменты просветления. Возможно, никто не воспринял бы его слова всерьез, если бы он сообщил о мамином исчезновении. С другой стороны, возможно, и воспринял бы.

В таком случае можно было бы вновь открыть дело. Тогда мне не пришлось бы начинать все с самого начала, пытаясь заставить полицию расследовать дело об исчезновении, которое они десять лет назад, когда все произошло, даже исчезновением не сочли.

Неожиданно выражение папиного лица изменилось. Досада растаяла, как пена разбившейся о песок волны, глаза загорелись. У него глаза такого же цвета, как мои, — слишком зеленые, окружающие даже чувствуют себя неловко.

— Элис! — Так он называл маму. — Ты знаешь, как это плести? — Он показывает целый пучок ниток.

— Я не Элис, — отвечаю я.

Отец смущенно качает головой.

Я кусаю губу, распутываю нитки и сплетаю их в браслет — простейшая последовательность узлов, которую освоил любой побывавший в летнем лагере. Пока я плету, его руки порхают над моими подобно колибри. Закончив, я снимаю браслет с английской булавки, которая приколота к его штанам, и надеваю ему на руку — яркая фенечка.

Отец в восторге.

— У тебя всегда получалась красота, — улыбается он мне.

И тут я понимаю, почему отец не сообщил об исчезновении мамы. Для него она не исчезала. Он всегда мог найти ее — в моем лице, в моем голосе, в моей осанке.

Как бы я хотела, чтобы и для меня все было так просто!

Когда я возвращаюсь домой, бабушка смотрит по телевизору викторину «Колесо судьбы», выкрикивая ответы раньше участников и давая ведущей Ванне Уайт советы относительно внешнего вида.

— С этим поясом ты похожа на проститутку, — пеняет она Ванне и тут замечает в дверях меня. — Как дела?

Я на секунду теряюсь, но потом понимаю, что бабушка интересуется, как я посидела с малышом, которого я на самом деле сегодня не видела.

— Нормально, — отвечаю я.

— В холодильнике фаршированные моллюски, хочешь — разогрей, — говорит бабушка и поворачивается к экрану. — Называй «Ф», безмозглая корова! — кричит она.

Воспользовавшись предлогом, я бегу наверх, Джерти следом за мной. Она устраивает себе на моей кровати лежанку из подушек, крутится, чтобы улечься поудобнее.

Не знаю, что делать. У меня есть улики, но я не знаю, куда с ними идти.

Достаю из кармана стопку банкнот, которые брала с собой, вытаскиваю одну. Начинаю рассеянно сворачивать из нее слона, но постоянно сбиваюсь и в конечном итоге комкаю и швыряю банкноту на пол. Перед глазами стоят папины руки, которые со злостью вяжут узлы из мулине.

Один из детективов, расследовавших происшествие в слоновьем заповеднике, страдает болезнью Альцгеймера, второй мертв. Но, возможно, это не тупик. Мне необходимо каким-то образом заставить нынешних следователей понять, что десять лет назад полиция опростоволосилась, надо было объявить маму в розыск.

Следует внимательно пересмотреть дело.

Включаю компьютер, и ноутбук с жужжанием оживает. Ввожу пароль и открываю поисковую систему. «Верджил Стэнхоуп, — набираю я, — смерть».

Первой выскакивает статья о том, что его должны были перевести в детективы. Здесь же есть фотография — песочного цвета волосы, расчесанные на пробор, широкая улыбка, открывающая крупные здоровые зубы, кадык, больше похожий на круглую дверную ручку. Он выглядит молодым простачком, но, похоже, десять лет назад Стэнхоуп таким и был.

Я открываю новое окно, загружаю базу данных общественных архивов (к вашему сведению, это стоит мне сорок девять долларов девяносто пять центов в год) и нахожу запись о смерти Верджила Стэнхоупа. По трагической случайности он скончался в тот же день, когда его перевели в детективы. Неужели он получил значок и по пути домой попал в автомобильную аварию? Или, того хуже, разбился по пути на церемонию? Жизнь оборвалась…

Что ж, это я могу понять.

Щелкаю на ссылку, но она не открывается. Вместо нее выскакивает страница с сообщением об ошибке сервера. Я возвращаюсь к результатам первого поиска, просматриваю описание ссылок, пока не нахожу одну, от которой у меня волосы зашевелились на затылке.

«Стэнхоуп. Расследования, — читаю я. — Найди будущее в прошлом».

Паршивый девиз. Но я все равно открываю ссылку в новом окне.

«Детектив с лицензией. Расследование бытовых и внутрисемейных дел. Слежка. Помощь в возвращении долгов. Поиски людей. Дела, связанные с опекой детей. Расследование несчастных случаев. Поиски пропавших без вести».

Вверху еще одна ссылка.

«О нас. Вик Стэнхоуп — частный детектив с лицензией, бывший сотрудник уголовной полиции. Окончил юридический факультет университета Нью-Хейвен по специальности «криминалистика и уголовное право». Состоит в Международной ассоциации расследования поджогов, Американской ассоциации по соблюдению режима отпущенными на поруки и Национальной ассоциации полицейских следователей».

Это можно было бы считать совпадением… если бы не крошечная фотография мистера Стэнхоупа.

Он действительно выглядит старше. Он на самом деле подстригся под машинку, как поступают начинающие лысеть мужчины, полагая, что с прической «под ноль», как у Брюса Уиллиса, они выглядят «крутыми» мужиками. Однако его кадык все так же торчит вперед, занимая центральное место на снимке. Его ни с чем не спутаешь.

Возможно, Вик и Верджил близнецы. Но тем не менее… Я хватаю телефон и набираю номер, который вижу на экране.

Через три гудка я слышу, как на другом конце снимают трубку. Такое впечатление, что трубка падает, раздаются помехи, потом брань, и слышится:

— Алло!

— Мистер Стэнхоуп? — шепчу я.

— Да, — ворчат в ответ.

— Верджил Стэнхоуп?

Повисает молчание.

— Больше нет, — невнятно бормочет собеседник и вешает трубку.

Бешено колотится сердце. Верджил Стэнхоуп или восстал из мертвых, или никогда и не умирал.

Возможно, он просто хотел, чтобы люди считали, будто он умер, чтобы исчезнуть.

А если так — он идеальная кандидатура, чтобы найти мою маму.

Элис

Любой, кто видел, как слоны натыкаются на кости своего сородича, тут же различил бы признаки скорби: напряженное молчание, повисшие хобот и уши, нерешительная нежность, грусть, которая окутывает стадо, словно пелена. Но вот вопрос: могут ли слоны отличить кости тех, кого они хорошо знали, от останков незнакомых слонов?

Результаты исследований некоторых моих коллег из Амбозели в Кении, где у них водится больше двух тысяч двухсот слонов, которых они всех различают, завораживают. Изучая каждое стадо отдельно, исследователи демонстрировали несколько ключевых предметов: кусочек слоновой кости, череп слона, кусок дерева. Они проводили эксперимент так же тщательно, как ученые проводят эксперименты в лаборатории, следя за тем, чтобы объекты были видны, и скрупулезно записывая реакцию слонов, чтобы понять, как долго животные задерживались на каждом предмете. Без всякого сомнения, больше всего слоны проявляли интерес к кусочку слоновой кости, затем следовал череп и в последнюю очередь — дерево. Слоны гладили кость, поднимали ее, носили, перекатывали задними ногами.

Потом исследователи показали слонам череп слона, череп носорога и череп азиатского буйвола. Из этого перечня их больше всего заинтересовал череп слона.

В конце концов исследователи сосредоточились на трех стадах, которые за последние пару лет потеряли своего матриарха. Стадам показали черепа этих трех умерших слоних.

Вы, наверное, полагаете, что больше всего стада заинтересовали черепа, которые принадлежали матриархам, некогда возглавлявшим их семьи, и детали этого эксперимента четко демонстрируют, что слоны способны выказывать предпочтение, а не изучать предметы из простого любопытства.

Возможно, вы думаете — учитывая то, чему я лично стала свидетелем в Ботсване, когда наблюдала слонов, которых, казалось, глубоко тронула смерть их сородича и которые спустя несколько лет способны помнить об этой смерти, — что они отдавали дань памяти своему вожаку.

Но этого не было. Слонов из Амбозели в равной степени привлекли все три черепа. Может быть, они знали о смерти какого-то определенного слона и глубоко скорбели о потере, но результаты этого не зафиксировали.

Тем не менее исследование доказывает, что слонов привлекают кости других слонов. Кто-то возразит, что это может служить доказательством и того, что слон, скорбящий по какой-то конкретной особи, — выдумка. Другие могут утверждать, что слоны не различают черепа, и тот факт, что один из этих черепов был черепом их матери, не имеет большого значения.