Затерянные в истории - Александр Пересвет

Алину передернуло.

— Ну, или сейчас как раз должны выползти млекопитающие… — торопливо добавил Антон.

— Млекопитающие! Жрать единственных наших братьев в этом мире враждебных пресмыкающихся! — патетически воскликнул Гуся.

— Но кущать же хощеться, — в анти-тон ему возразила Алина.

Да, но как это сделать — поохотиться? Млекопитающие здешние — звери ночные и, следовательно, должны обладать хорошим зрением в темные времена суток. В отличие, кстати, от людей. К тому же они должны быть весьма чувствительны к колебаниям почвы под весом крупных животных — а дети в этом времени должны были считаться у млекопитающих именно крупными созданиями.

Но с другой стороны, местные зверьки ещё не знают человека, хитростям его не обучены, и, значит, если подумать, можно поймать их на какой-нибудь охотничий фокус.

Вот только на какой? Они ж дети городские, силки ставить не только не умеют, но и не знают, как они устроены. То есть им сейчас, за одну ночь, необходимо изобрести охотничьи устройства и приёмы, до которых человечество доходило сотни тысяч лет!

А между тем, мир вокруг не переставал быть крайне неудобным местом для изобретательской работы. Несмотря на огонь, насекомые не отказывались от того, чтобы атаковать ребят. И потому все их разговоры происходили под звуки шлепков по коже. Кусались-то не все — похоже, "специализация" по теплой крови многим ещё не доступна, — но пытались лезть в глаза, в рот, ползать по телу — пр-ротивно!

Донимали и звуки из чащи — всё казалось, что за стеной освещённого пространства кто-то подбирается. Да, в общем, и холодновато стало — после дневной-то жары.

Тем не менее, пока Алина, не очень надеясь на успех, пыталась выискать ящерок при неверно колышущемся свете костра, мальчишки приступили к изготовлению охотничьих приспособлений.

После давешнего визита ящера прямо к ним на полянку бамбуковые дубинки показались уже слабым оружием. Надо бы обзавестись чем-то более острым, копьём каким-нибудь. Но где его взять здесь? И из чего сделать остриё?

Правда, предусмотрительный Антон ещё тогда, когда они спилили, наконец, ножичком толстый бамбук, не поленился и отрезал кусок поближе к верхушке. Копьё будет, объяснил он, игнорируя Гусины смешки. Оно и в самом деле — "копьё" это выглядело крайне беспомощным по сравнению с нынешними зверями. Вроде зубочистки рядом с кошкой. Но вот здесь, в лесу, оно уже казалось вполне себе оружием. Вот только было оно одно…

Поначалу отобрали более или менее прямые палки и начали их обжигать с одного конца. Получалось, конечно, плохо, но в конце концов пять вполне сносных дротиков лежали на траве. Даже удивительно, как в этой мешанине хвороста удалось отыскать хотя бы пять прямых палок!

Антон принялся конструировать лук. Ума тут большого не надо — в мальчишечьих компаниях занимались этим не раз. Но где было взять тетиву? Здесь же веревок нет, ящеры их не плетут, а из скрученного колбаской рукава рубахи какая тетива!

Пришлось пожертвовать Антоновой рубашкой — нарезать её на "вермишель" так, чтобы сплести хоть какое-то подобие шнура.

— Это ничего, — утешал то ли их, то ли себя Сашка. — До первого большого зверя. А там мы из его сухожилий тетиву сплетём… Жалко, что мы у того, на берегу, не догадались нарезать…

На вопрос, правда, сплетал ли он хоть раз в своей жизни тетиву из сухожилий, ответа мастер, впрочем, не дал…

Зато Антон теперь представлял забавное зрелище — обычно аккуратный, сейчас он был полуголый, заляпанных глиной брюках, босой. Но — деловой, как всегда.

И красивый, подумала Алина…

А ещё… Голод уже начинал мешать не только действовать, но и думать. Хотя это было, скорее всего, чисто психологическим чувством: ведь люди умеют обходиться без пищи по месяцу, а то и более. Алинкин папа рассказывал ей про каких-то ирландских заключённых, которые устроили в тюрьме голодовку, и кто-то из них жил без пищи почти два месяца!

Но эти рассуждения не спасали, когда еды требовали собственные желудки.

Стрелы из этого лука летели плохо — крутились в воздухе, падали плашмя, улетали недалеко. Их как-то надо было отцентровать, сказал Антон. Но как — ведь птичьих перьев не было, и наконечника железного не приладишь. Камни? Какие в ночном лесу камни — булыжники если только найдешь!

И всё же терпение и труд всё перетрут! В верности этой поговорки ребята убедились на собственном опыте.

Со стрелами придумали так: почти у самого острия привязывали кусок более тяжелой ветки. На это пошли рукава Сашкиной рубашки. Но теперь стрелы, получив некое "грузило", летели хоть и не туда, куда целили, но более или менее предсказуемо, и раз на десятый можно было ожидать, что они попадут в ствол дерева.

Лучше, чем ничего. Вот только пробьют ли они шкуру хоть маленького динозаврика?

Но главную роль в охоте получило ещё одно приспособление. Его изобрёл догадливый Антон.

Он вдруг, как гуся, шлёпнул себя ладонью по лбу, а потом скомандовал:

— Сашка, давай мне, рви кусок рубахи!

— Зачем? — естественно, тут же спросил Гуся.

— Давай-давай, увидишь!

Пожав плечами, Саша снял остатки своей рубахи. Затем Антон, скомкав ткань, и положив её на колени, достал ножик и недрогнувшей рукой вонзил его себе под кожу предплечья другой руки.

Вернее, попытался вонзить. И рука только казалась недрогнувшей.

Антону, чувствовалось, было больно, кожу приходилось едва ли не сверлить, так что решимость мальчика с каждой секундой таяла. Гуся, опомнившись, заорал:

— Это ещё зачем?! Мало нам твоей ноги?

Антон, в глубине души радуясь прекращению пытки, ответил, морщась:

— Хочу ткань кровью пропитать и подбросить на краю поляны. Кто-нибудь должен клюнуть. А мы его подстрелим. Либо в силок поймаем, из твоих шнурков…

Гуся с уважением посмотрел на друга:

— Ну ты и голова! Только, слушай, надо бы лезвие обжечь. А то инфекцию занесешь, руку отрежут…

Ласковый, добрый Гуся! Вот такой он всегда — совершенно не соображающий, когда что надо говорить и не лучше ли промолчать.

Впечатлённый перспективой Антон вздохнул, но делать было нечего: назвался груздем — полезай в кузов. Сунув лезвие в один из маленьких язычков пламени на краю костра, он подержал в нём ножик. Потом положил его на одну из веток, подул, чтобы побыстрее остыл…

— Может, ты поможешь? — просительно обратился он к Саше. — А то знаешь, когда сам режешь, от боли сила уходит…

Сашка серьёзно посмотрел на друга. Алине показалось на секунду, что перед ней сидят два взрослых человека — настолько суровыми в понимании долга были взгляды, которыми обменялись мальчишки.

— Из меня всё равно боец плохой, в случае чего, — тихо проговорил Антон. — Где нога, там и рука. А тебе надо сохранять себя без повреждений. Сам понимаешь…

— Антоха, нет. Ты — боец, — с неожиданной лаской ответил Саша. — Не каждый такое предложит…

— Но я прав… — тускло сказал Антон.

— Да… — сожалеючи вздохнул его друг.

На дальнейшее Алина не смотрела. Теперь и она решила порвать свою блузку — ну, там, где это ещё может позволить себе девочка. Ведь Антошку надо будет перевязать. Она услышала болезненное: "Ы-с-с-ш-ш", горловой стон, Сашка сказал: "Ничего, пройдет", потом мальчишки ещё некоторое время возились, а потом голос Сашки скомандовал:

— Давай, перевязывай!

А между тем, день заканчивался. Наверху, на деревьях, ещё видны были золотые пятнышки света, но здесь, у земли, где без того всегда царил полусумрак, вечерняя голубизна воздуха довольно ощутимо сгущалась.

Затем долго сооружали силки. На это пошли штанины Антоновых джинсов, так что он теперь оказался словно бы в шортах. Всё это было, конечно, так — "третьего класса работёнка", как сказал Гуся. Но всё ж лучше, чем ничего.

Словом, петлю вокруг окровавленной тряпки соорудили, оставшийся конец "верёвки" привязали к длинной гибкой ветке, с которой Антон и залёг за первыми деревьями на краю поляны. В последний момент он послюнявленным пальцем проверил направление ветра — того в лесу почти и не было — и лёг с такой стороны, чтобы его запах не несло на приманку. Вспомнил, значит, читанные раньше охотничьи рассказы.

Сашка притаился за соседним деревом, держа наготове самое первое их, бамбуковое "копьё". Алина же по команде мальчиков села так, чтобы загораживать собой с этой стороны свет костра.

Всем было страшно. В этом мире охотники тоже с таким же успехом могли превратиться в добычу, и морда давешнего динозавра, у всех стоявшая ещё перед глазами, оптимизма в этом смысле нимало не внушала. И что, если у мальчишек просто не хватит сил удержать доисторическую тварь, если даже её удастся поймать?

…Это было мучением — сохранять вот так неподвижность, слыша неумолчную жизнь враждебного леса, подвергаясь атакам насекомых и воображая себе всё более страшные опасности. Может быть, долго ребята так и не выдержали, несмотря на голод, но тут, в полной тишине, не зашелестев, казалось, ни травиной, из лесу выпрыгнул гибкий страшный зверь…