Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка Истории : (записки неунывающего) - Алексей Симуков

Мне нравились наши вечерние беседы за чаем, которые нередко продолжались далеко за полночь, и я, опоздав на последний троллейбус, добирался домой пешком. Алексей Дмитриевич был великолепным собеседником, он умел слушать и слышать, он умел подвести собеседника к интересному рассказу, помогал тому полнее раскрываться, вплоть до высочайшего откровения, даже исповеди. Он умел восторгаться впервые услышанным, умел беседовать на равных с человеком значительно моложе его, если тот сообщал что-то новое, для него не известное. И можно было быть абсолютно уверенным, что все доверенное ему, все поведанное ему, при нем и останется, не станет достоянием гласности, предметом пересудов, содержанием окололитературных и околотеатральных сплетен.

В самом начале 90-х он писал мне, что много и увлеченно работает, что несколько запоздало открыл в себе прозаика (и это незадолго до своего 90-летия!) и работа над прозой так его затягивает, что абсолютно не беспокоит писание в стол. (В это время он заканчивал небольшую историческую повесть из петровской эпохи, а параллельно работал над более масштабным повествованием из жизни франков VI века времен правления королевы Брунгильды.) Глубина знаний истории Алексеем Дмитриевичем, масштаб исторического охвата на примере этих двух вещей просто поражают.

Со смертью Алексея Дмитриевича перевернулись последние страницы в общем-то славной истории Профессионального комитета московских драматургов. Не могу сказать, что все мы были единомышленниками, жили одной семьей. Нас было около 600 человек, и каждый — со своим характером, судьбою, мнением, амбициями. Но в основе своей профком являл собою удивительно уютный уголок литературной и театральной Москвы, который чудом сохранялся в те нелегкие времена и куда стремились сердца и души людей творчества, им объединяемых. И безусловно заслуга в создании такой атмосферы принадлежит Алексею Дмитриевичу, возглавлявшему профком более тридцати лет.

Еще на одного человека опустела для меня Земля… Алексей Дмитриевич был истинно русским интеллигентом. Он не был в открытой оппозиции к режиму, хотя душою, да и генетически, не принимал его. Не принадлежал он и к числу диссидентов. Но он никогда не славословил режим, воспевая тому осанны. Занимая должности, для которых требовалось непременное членство в большевистской партии, ему удалось так в нее и не вступить. Не обласканный ни одной из правительственных наград, он жил по своим нравственным законам, по законам совести, заповеданным свыше, по которым все люди на Земле — пальцы одной руки, ветви одного дерева, звезды одного небосвода. И люди, близко с ним общавшиеся, высоко ценили это, что было для него, я думаю, самой лучшей из наград.

Вдруг заметил, что когда я говорю об Алексее Дмитриевиче, память моя неизменно обращается к знаменитым строкам английского поэта Джона Донна:

„Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе: каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если Волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и также, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе“».

* * *

Надеюсь, воспоминания А. Д. Симукова будут с интересом встречены читателями, особенно теми, кто неустанно пытается найти в прошлом ключ к пониманию сегодняшней жизни не через масштабно-исторические полотна, а через жизнеописание судьбы одного человека. Возможно также, что какие-то размышления автора о жизни, театре и драматургии помогут молодежи, избравшей служение этим музам своей профессией, овладеть ее секретами. Во всяком случае, именно это было заветной мечтой моего отца, когда он работал над своими «Записками неунывающего».

Дмитрий Симуков Москва, 2007 г.

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Я. М. Миллер со второй женой, моей бабушкой Александрой Федоровной Миллер (Егер). Мой дед — Яков Михайлович Миллер (Якоб Хаан), выпускник Императорской медико-хирургической (с 1881 г. — Военно-медицинской) академии, участвовавший с хирургом Н. И. Пироговым в Крымской кампании 1854–1855 гг., со своей первой женой Эмилией Лесгафт. Я. М. Миллер, врач Мариинской больницы на Литейном проспекте (1903). А. Ф. Миллер в кругу детей: Наталья — моя мама (стоит слева), Ольга, Алексей (сидит слева) и Сергей (ок. 1903). Моя мама, Наталья Яковлевна Симукова (Миллер). 90-е годы XIX в. Мой отец, Дмитрий Андреевич Симуков. Дом моего деда и отца в Сигеевке (картина, написанная мною в конце 20-х гг.). Мал-мала-меньше: Андрей, я и наша сестричка Алечка (ок. 1909 г.). Мы с маменькой (ок. 1912). Андрей (сидит), я и Аля (начало 20-х гг.). В Южно-Гобийской экспедиции (1935). Мой брат Андрей Симуков Карта маршрутов экспедиций П. К. Козлова по Северной и Центральной Монголии. В 1923–1926 гг. в его экспедиции принимал участие Андрей Симуков. Моя сестра Аля и ее муж Анатолий Ковалев плывут в Англию. Мой двоюродный брат Евгений Миллер, полковник инженерно-артиллерийской службы, конструктор реактивного оружия. Наши агитбригадники шутили: «Одна шляпа — шляпа. Две шляпы — Гольберг и Симуков». Те же «шляпы» четверть века спустя, только Ефим стал писателем Дорошем. Курсы прикладного искусства Р. М. Хволес. Я — в верхнем ряду (1925). В кругу друзей по агитбригаде: я (в очках, первый слева в верхнем ряду), Надя Крупенникова и Ефим Гольберг (справа от меня), Люба Аронова (во 2-м ряду вторая справа). Две школьные подружки-агитбригадницы — Люба Аронова и Надя Крупенникова. 15 июня 1932 года Ефим женится на Наде, а я — на Любе. Таким я был в Кронштадте, когда мы с Ефимом Гольбергом и Вениамином Радомысленским организовывали самодеятельность Балтфлота (1932). Моя жена Люба Симукова «Кронштадтская идиллия». Наши дети: у меня — Оля, у Ефима — Илья (Малаховка, 1936). Мои шаржи (начало 30-х гг.) Люба Мы с Ефимом. Театральный критик Софья Тихоновна Дунина (Тиха Софьевна, как называла ее моя дочь). Ефим «романтический». Это опять я. Это не тюремная камера. Это первое наше с Любой семейное жилье (4,5 кв. м в подвале). А подобных лошадей и иных зверушек я машинально рисовал на полях своих рукописей, обдумывая очередной сюжет. С этим «портфелем» я и явился к В. Рындину. В этом журнале была напечатана моя первая пьеса. Самая дорогая афиша, оформленная Николаем Акимовым к моему первому спектаклю «Свадьба» (1936) с его же сценографией. «Красный князь» Д. П. Святополк-Мирский. Комбриг, а потом генерал И. П. Крупенников (1940). Вениамин Радомысленский А. Я. Бруштейн Борис Ровенских Мы с Федором Филипповым Фирс Шишигин Семинар в Дубултах (Латвия), в котором помимо меня принимали участие и другие драматурги, в частности В. З. Масс (стоит третий слева) (1974). А. Г. Ильиных — «провинциальный страстотерпец». Задушевный разговор с Алексеем Файко. Алексей Ермолаев Мой любимый ученик Александр Вампилов. Актер Иван Переверзев в роли Богатыря-Мастера На Все Руки в моей киносказке «Волшебное зерно». Любимые «дети» — мультфильмы по моим сценариям. Этот шутливый рисунок, подаренный мне на «Союзмультфильме» после «греческого» цикла, милее мне иных наград. Афиши моих фильмов. «Воробьевы горы», Киевский ТЮЗ (1948). «Семь волшебников» Свердловский ТЮЗ (1951). После спектакля «Папе надо похудеть», Рыбинский театр (начало 60-х гг.). Наше семейство у маменьки в Хрущевском переулке (слева направо): Наташа (дочь моего брата Андрея), сестра Аля, Миля (вдова Андрея), я, моя жена Люба и наши дети — Митя и Оля (1949). Дочь Ольга Сын Дмитрий Мои внуки: Алеша и Любочка. Линогравюра Любочки, сделанная ею в 7 лет. А это ее иллюстрация к любимому Гоголю. Вот в таком автопортрете увидел себя мой внук Алеша. Мое 90-летие в ЦДРИ (март 1994) Выступает Виктор Розов. Надежда Караваева-Папанова — актриса, игравшая в моем спектакле «Девицы-красавицы». Мой зять, поэт и драматург Петр Градов. Мы с Любой — 60 лет вместе. Вот так, с помощью простой ручки и чернил, начинался этот фолиант. Все-таки куда же выведет нас этот Чертов мост?..

Примечания

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});