Белая борьба на северо-западе России. Том 10 - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Деревню мы заняли безлюдную – особенная, редкая тишина лежала над ней. На березовой опушке выставили посты, горечью трав напоен воздух. Хлопал лист лопуха. Несколько дней прошло спокойно, и вернулись из леса крестьяне. Старый дед с пробитым морщинами лицом, как у Чудотворца Николая, крепко засел на печи и оттуда медленно расставлял слова. Темный он, и ему все равно умирать, а только бес одолел. Хлеб отбирают, скотину и ту переписывать стали, опять земля, так она не всякому нужна – вот коммуна. За грехи все, Бога забыли, не стало правды у людей, и потому ушел Государь. За Уралом скрывается он в скиту, молится и слезы считает, и пролитую кровь.
– Так сказано в Писании и сроки назначены – шесть лет. Тогда он вернется и будет крестьянским Царем.
В пятницу в полдень выступила 3-я рота, и тотчас с другой стороны из рощи показался неприятель. Затрещали выстрелы, и по дороге вскачь понеслась конная разведка. По тревоге мы заняли окопы, и было приказано молчать. С громким криком приближались всадники, поднимая тусклую пыль. Сверкнули наголо шашки, и слышался топот, – уже были видны отдельные кони и различались лица. Судорожно корчились над спуском пальцы и рябило в глазах.
– По кавалерии пальба, – растягивалась и вдруг оборвалась команда: – Взвод, пли!
Раздались, перекатились по полю выстрелы, подхваченные лесом, придушенные, смолкли вдали. Грянули снова и рассыпались. Присели передние кони и повалились, прыжками вытаскивал ногу из стремени солдат и упал. Все завилось и метнулось клубком.
* * *
Перед вечером нас сменили, и мы пошли колеями, взрытой дорогой, было сухо и пыльно. Взвилась и полилась широкая песня:
– Перед ротой капитан, перед ротой капитан хорошо маршировал.
За золотыми полями синела даль, терпко пахло медуницей, и розовела кашка. Легко ступала нога, не слышно было винтовки на плече, полная дышала грудь.
– Эй, эй, любо да люли, здравствуй, милая моя!
Низкое солнце било в глаза, и слабый ветер бежал. Смолкла в погорелой деревне песня и снова отозвалась. Из пепла и камней торчали черные дымоходы. Обуглились ветви белых берез.
– Деды всплакнули, рукою взмахнули: Божья, знать, воля идти на врага.
Погасли последние лучи, и серыми стали облака, тени протянулись через всю дорогу. Расходился грязью перекресток. У околицы нас встретил тяжелый капитан, запыхавшись.
– Благодарите поручика, он погоны увидел в бинокль – мы собрались стрелять.
– Ну, нас тоже так просто не возьмешь.
– Мы устроили вечеринку.
Капитан махнул рукой. С темных крылец и скамеек доносился визг и смех, что-то белело. Бездумно шли и молчали. К дороге подступил бор лохматой стеной, и мягче сделались шаги, впереди были спины 1-го взвода. Вдруг окрик:
– Кто идет?
– Свои.
– Какого полка?
Мы дошли до усадьбы. Была ночь, усеянная звездами, и в ней блудили ружейные выстрелы.
* * *
Безоблачным утром мы двинулись дальше, дорога шла сосняком и было свежо. Томила усталость и тянуло ко сну, взводный угрюмо ворчал. У загиба остановились, за стволом стоял часовой и прислушивался. Занялись, пулеметы сняли с подвод – они были как звери, вот встряхнутся и побегут. Мы расступились и пропустили 7-ю роту вперед. Молча и с поднятыми головами она пошла и пропала за поворотом, – было жутко и в то же время жаль, что не мы повели наступление. В тишине с лязгом примыкал кто-то штык.
– Посмотрю я на тебя, настоящий ты будто солдат и все на месте. Только самого главного нет – тридцать пятого винтика.
– Иди ты к черту, дурак!
Застучали выстрелы, как будто рубили дрова, завизжали пули. Спокойно сидел на камне полковник, тростью чертя на песке. Девочка-подводчица спрятала на ладони лицо – вздрагивала тонкая косица.
– Нет хуже этого стука, когда долго не был в бою. Потом снова привыкнешь.
– Скорей бы начать.
Затихло, и обочиной мы зашагали узкой, твердой тропой. Поручик впереди не оборачивался, пригрело солнце. За лесом в пустых окопах валялись винтовки, патронташи. Было брошено пулеметное гнездо, точно деревянные лежали убитые – у одного, вывернувшись, упиралась в насыпь нога.
– Ранен, – проговорил кто-то позади.
– Шальная, от ней не уйдешь.
Были раскиданы красные повозки, вели навстречу пленных с опущенными головами, и не хотелось на них смотреть. Попадались раненые и носилки – как много крови в человеке.
– А хорошо мы шли, и вы им покажете.
– Будь спокоен.
– Ефрейтор, как вы пленного ведете? Сзади нужно идти.
Потянулся зеленый молодняк, подорожник рос. Шли глубокие колеи и расплывались. Поручик смял и бросил папиросу:
– Налево!
Мы свернули, рассыпались. Густо было и просвечивало наверху. Проваливались ноги, били ветви по лицу. Неожиданно вокруг начался треск сухой лучины, и запели пули тонким свистом, по-комарино-му. Хотелось броситься на землю, но мы побежали вперед. Щелкнули затворы, взлетели винтовки – в яме с хворостом засели два человека, дернулись и замерли без звука. Казалось, нужно остановиться и что-то сделать, но вдруг выпала мысль. На опушке легли, и разом сузился горизонт.
– Когда ты услышишь пулю, она уже пролетела. Ей и поклонишься.
– Смотреть вперед, на неприятеля!
Опрокинулось небо бездонным куполом, как куча грибов лежала деревня перед нами, поблескивали стекла. Пряло солнце в траве, и нельзя себя было представить раненым или убитым.
– Высоко берет, – сказал кто-то, и невольно поднялись глаза.
Сердито рявкнуло орудие позади, ширкнул птицей снаряд и лопнул впереди, как стакан. Дымом и пылью разорвалась земля.
– Перелет, опять – эх, не умеют они.
– Этот попал, там ползут.
Направо пулемет, как ящерица, рвал воздух, плашмя лежали по бокам номера. Поднимались, злобно крича. Мы побежали, брызнуло пулями. Сквозящим березняком обогнули и ворвались в деревню. Стояли избы с закрытыми ставнями и не отворяли нигде, мычала корова. За забором прятались солдаты и вдруг подняли руки, гурьбой двинулись и стали. Темные, большебородые, последний молодой – каждый имел свое лицо. У одного был табак, и он вытряхивал пальцем кисет.
– Ты много не бери, чтобы хватило на всех.
– Господин поручик, куда пленных девать?
– Стреляли они?
– Мобилизованные мы.
– Я, ваше благородие, старый унтер-офицер.
За улицей опять начался лес. Шли гуськом, на соснах трещали шишки. Связь обрывалась и потерялась, отвечало эхо – ржавое болото тянулось в стороне, пахло хвоей и грибами. Сбились кучей, у поручика потемнели глаза.
– Прямо вперед, на дорогу!
Синим
