Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник) - Наталья Павлищева

Станимир Иванович сердито выхватил бересту из рук Пересвета.

– Не отрицаю, отец, в этом я грешен, – опустив глаза, сказал Пересвет. – Но письма этого я не писал и латинскую веру принимать не собирался. Я ведь тоже сбежал из плена, это случилось вскоре после бегства Будивида. Та монахиня и помогла мне в этом.

Станимир Иванович посмотрел на сына с откровенным недоверием в глазах.

– Где же ты пропадал целых два года, сынок? – промолвил он. – Иль ты добирался до Руси в объезд всей Европы, а?

– Это долгая история, отец, – хмуро ответил Пересвет.

– Мне кажется, не столько долгая, сколько лживая, – заметил Станимир Иванович. – Сказал бы прямо, сын мой, что все это время ты жил у тевтонцев, но не пожилось тебе у них, и ты надумал вернуться на Русь. Думаешь, после всего этого Корибут Ольгердович тебя в свою дружину примет? – Станимир Иванович потряс берестяным письмом перед лицом Пересвета. – Не надейся! Из-за тебя, слюнтяя, Корибут Ольгердович брата твоего из дружины прогнал, меня в опале держит. А бывшая твоя невеста в прошлом году замуж вышла за Кориата, сына Ерденя. Вот так-то, сынок.

– Мне бы матушку повидать, отец, – промолвил Пересвет. – Где она?

Станимир Иванович направился было снова в соседнюю светлицу, чтобы положить бересту в шкатулку, но задержался на месте. Он угрюмо пробурчал, не глядя на сына:

– Скончалась твоя мать полгода тому назад. Доконал ты ее, паршивец, письмецом своим и намерением остаться навсегда у немцев.

У Пересвета защипало в глазах. Он тряхнул волосами, уронив голову на свои ладони.

Дальнейшая беседа Пересвета с отцом и вовсе никак не клеилась. Во время очередной гнетущей паузы Станимир Иванович сказал сыну, что не может оставить его у себя на ночлег.

Ростиславой звали старшую сестру Пересвета. Она вышла замуж, когда Пересвету было тринадцать лет, и с той поры проживала в доме мужа через две улицы от родительского терема. Супругом Ростиславы был княжеский тиун Велемир Проклович, человек хитрый и жадный.

Ростислава встретила Пересвета крепкими объятиями и поцелуями.

– Где же ты пропадал так долго, бедовая головушка? – плача от радости, молвила Ростислава. – Матушка наша вся исстрадалась по тебе, так и упокоилась в могиле, сердешная, тебя не дождавшись. – Ростислава смахнула слезы с глаз, добавив таинственным шепотом: – Тут про тебя разные слухи ходили, братец. Отцу нашему боярин Будивид, сбежавший от тевтонцев, передал письмецо будто бы от тебя. Видела я то письмецо на бересте, но не поверила, что твоя рука его написала. Кто-то просто подделал твой почерк, изложив в письме полную чушь.

Усадив Пересвета за стол и угощая его медовой сытой и пирогами, Ростислава продолжала рассказывать ему о кознях Будивида.

– Негодяй всем и всюду плел о том, что поддался ты, братец, на льстивую болтовню тевтонцев, пожелал остаться у них навсегда, – возмущалась Ростислава. – Мол, презрел ты уговоры самого Будивида, не согласившись вместе с ним бежать из плена. Я-то не поверила Будивиду, но отец наш поверил. Многие друзья твои поверили, братец. И брат твой поверил. Родня Чеславы расторгла помолвку с тобой и сосватала ей Кориата, племянника Будивида.

От всего услышанного от сестры у Пересвета кусок не шел в горло. Ему вдруг вспомнилось, как во время неволи у крестоносцев Будивид просил его написать коротенькие письма для своих родственников, прося их о выкупе. Раненая правая рука не давала возможности Будивиду самому написать эти письма. Пересвет тогда же написал письмо и своему отцу с той же просьбой. И все эти письма находились у Будивида, который собирался сам вручить их военачальнику тевтонцев Герберту фон Швайгерду.

«Собирался, но не вручил! – вдруг осенило Пересвета. – Либо негодяй отдал Швайгерду лишь свои письма, а мое письмо оставил у себя. Изучив мой почерк, Будивид состряпал поддельное послание якобы от меня и передал его моему отцу. И это подлое дело Будивид осуществил, уже сбежав от тевтонцев!»

Вспоминая свой недавний разговор с отцом, Пересвет мысленно старался разложить по полочкам все полученные сведения и свои догадки относительно них. Оказалось, что брат смоленского князя Василий Иоаннович, отпущенный на свободу немцами раньше прочих пленников, замолвил слово за Пересвета, повидавшись с его отцом. Станимир Иванович уже начал собирать выкуп за сына, когда вдруг в Брянске объявился сбежавший из плена Будивид.

Всеми своими соображениями Пересвет поделился с сестрой, которая была старше его на пять лет и всегда могла подать верный совет.

– Сначала тебе нужно поговорить со своими друзьями, брат, – сказала Ростислава. – Им легче поверить тебе, ведь они знают тебя с детства.

Пересвет пожелал немедленно навестить кое-кого из своих друзей, благо дома их стояли недалеко от дома Ростиславы.

Стояла поздняя осень. Листья на деревьях давно облетели.

Мерзлая земля звенела под ногами Пересвета, который шел по узким улицам Брянска, вглядываясь в лица редких прохожих. Вечерние сумерки уже окутали город, это скопище бревенчатых домиков и теремов, обнесенных где изгородью, где частоколом.

Дома знати в Брянске прилепились, как пчелиные соты, к склону холма, на котором высился княжеский детинец – бревенчатая крепость. Мысли Пересвета мигом спутались, когда взгляд его упал на терем боярина Будивида.

«Друзья подождут, – решил про себя Пересвет, – а вот объяснение с Будивидом мне откладывать нельзя!»

Свернув в переулок, поднимавшийся в гору, Пересвет приблизился к дому человека, которого ему хотелось задушить своими руками. Он загрохотал кулаком в тесовые ворота. На вопрос челядинца из-за ворот, кто пришел, Пересвет уверенным голосом заявил, что он – гонец от князя. Челядинец отворил высокую воротную калитку, впустив Пересвета во двор. Одеяние Пересвета и меч на поясе выдавали в нем воина, поэтому никто из слуг Будивида не заподозрил подвоха.

Холоп в длинной белой рубахе провел Пересвета на второй ярус терема в самые лучшие покои.

Пересвет увидел Будивида, который сидел за столом, укрытым белой скатертью и уставленным различными яствами. Было время ужина. Трапезная была освещена горящими восковыми свечами, к тому же в небольшие квадратные оконца сквозь толстое византийское стекло пробивались лучи пурпурного закатного солнца. Вместе с Будивидом за столом сидели его жена и младший сын.

Холоп с порога громко объявил о приходе княжеского гонца и с поклоном удалился.

Будивид, помешивавший деревянной ложкой какое-то варево у себя в тарелке, поднял голову и сразу изменился в лице. Побледнела и жена Будивида, напрягся и его юный сын, вжавшись в спинку стула.