451° по Фаренгейту. Повести. Рассказы - Рэй Брэдбери

Карта Таро оказалась пустой, никакого послания.

– Невозможно!

– Дуг, не переживай. Просто обычная старая карта. Подумаешь, один пенни потеряли.

– Это не просто обычная старая карта, а жизнь и смерть.

Под трепыхающимся мотыльковым светом на улице Дуглас побелел, как молоко, уставившись на карту, поворачивал, шуршал ею, пытаясь высмотреть на ней хоть какие-то слова.

– Чернила у нее кончились.

– У нее никогда не кончаются чернила!

Он смотрел, как сидящий мистер Блек приканчивает бутылку и чертыхается, ему и невдомек, как ему повезло жить среди аттракционов. «Прошу вас, не дайте аттракционам сгинуть, – думал он. – Мало того, что в реальном мире исчезают друзья, людей убивают и хоронят. Пусть аттракционы живут своей жизнью, как всегда, умоляю, пожалуйста…»

Теперь Дуглас понял, почему игральные автоматы неумолимо влекли его всю неделю и особенно этим вечером. Да потому, что их мир полностью предопределен, предсказуем, надежен, неизменен: блестящие, серебристые щелочки, ужасная горилла за стеклом, вечно пронзаемая восковым героем ради спасения не менее восковой героини, безудержно чирикающие «Копы из Кистона» на нескончаемой кинопленке на роликах, приводимых во вращение монетками с головой индейца при свете оголенной лампы. Копы вечно сталкиваются или вот-вот столкнутся с поездом, грузовиком, трамваем, сваливаются с пристани в океан и не тонут, потому что мчатся, чтобы столкнуться с очередным поездом, грузовиком, трамваем и бултыхнуться с горячо любимой набережной. Миры в мирах, сеансы на кинетоскопе, которые можно было прокрутить за один пенни и повторить старые обряды и предписания. Стоило пожелать, и братья Райт реяли на пропесоченных ветрах при Китти-Хоук, Тедди Рузвельт скалил ослепительные зубы, Сан-Франциско отстраивался и выгорал, отстраивался и выгорал, столько раз, сколько хватало запотевших монеток, чтобы задобрить самодовольные автоматы.

Дуглас озирался на ночной город, в котором теперь в любую минуту могло случиться что угодно. Здесь, ночью ли, днем, так мало щелочек для монет, так мало карт попадает в твои руки для чтения, и если они прочитываются, как мало в них смысла. Здесь, в мире людей, можно было посвятить время, деньги и молитву, с незначительным возвратом или без оного.

Но здесь, среди аттракционов, можно подержать в руке молнию на электрической машине по прозвищу «ВЗЯЛСЯ – ДЕРЖИСЬ!», разводя в стороны хромированные рукоятки, а в ладони впиваются осиные жала электричества, потрескивают, прошивают дрожащие пальцы. Бьешь по мешку и видишь, сколько сотен фунтов силы у тебя в плече, чтобы врезать по миру, если понадобится. Стисни руку робота и в борьбе с ним выплесни свою ярость, чтобы загорелись лампочки на пронумерованной шкале, где в доказательство твоего превосходящего насилия на самой верхушке вспыхивает фейерверк.

Среди игральных автоматов делаешь то и это, а происходит так и этак. Уходишь, умиротворенный, как из доселе неведомой церкви.

А теперь? Что же теперь?

Ведьма шевелится, но безмолвно, и, наверное, вскоре умрет в своем хрустальном гробу. Он посмотрел на мистера Блека, который бубнил что-то себе под нос, презирая все миры, даже свой собственный. Однажды утонченные механизмы заржавеют из-за нехватки любви и заботы, «Копы из Кистона» навечно увязнут в озере, и ни туда ни сюда, паровоз вот-вот их стукнет, зацепит; братья Райт так и не смогут оторвать от земли свою парящую машину…

– Том, – сказал Дуглас, – надо посидеть в библиотеке и пораскинуть мозгами.

Они зашагали по улице, передавая из рук в руки ненадписанную белую карту.

* * *

Они сидели в библиотеке при зеленом свете абажуров, потом, хмурые, сидели снаружи на каменном изваянии льва, свесив ноги с его спины.

– Старикашка Блек вечно на нее орет, грозится убить.

– Нельзя убить то, что никогда и не жило, Дуг.

– Он обращается с ведьмой, словно она живая или жила когда-то. Вопит на нее, может, она сдалась. Или, может, вовсе не собирается сдаваться, а пытается тайно предупредить нас, что ей угрожает опасность. Может, чернила невидимые. Лимонный сок. Тут сообщение, она не хотела, чтобы мистер Блек увидел, если бы взглянул, когда мы на аттракционах. Стой-ка! У меня есть спички.

– С какой стати ей нам писать, Дуг?

– Подержи-ка карту. Так! – Дуглас чиркнул спичкой и провел под картой.

– Ай! Слова же не на моих пальцах, Дуг, убери спичку.

– Вот! – вскричал Дуглас.

И действительно, на фоне огня проступали темные, едва различимые каракули, витиеватые буквы… слово, другое, третье…

– Карта горит!

Том вскричал и выронил ее.

– Топни по ней!

Но пока они вскочили, чтобы потопать по каменному хребту древнего льва, карта превратилась в черную шелуху.

– Дуг! Теперь мы ни за что не узнаем, что там было!

Дуглас держал на ладони теплые чешуйки пепла.

– Нет, я видел слова, я их запомнил.

Пепел шелестел в его пальцах.

– Помнишь комедию с Чарли Чейзом, что мы смотрели прошлой весной, где тонул француз и все верещал по-французски: «Secours, Secours!» А Чарли Чейз не мог понять. И кто-то подсказал ему, что это значит, и тот бросился в воду и спас человека. Я собственными глазами видел на карте «Secours!». Спасите!

– С какой стати ей писать по-французски?

– Чтобы мистер Блек не понял, умник!

– Дуг, когда ты подпалил карту, показался старый водяной знак…

Том увидел выражение на лице Дугласа и запнулся.

– Ладно, ладно, только не бесись. В общем, там было написано то ли «Спалите!», то ли «Спасите!». Ну, или что-нибудь в этом роде. А другие слова?

– Там было написано «Мадам Таро», Том. Теперь я понял. Мадам Таро жила давным-давно. Предсказательница будущего. Я видел ее портрет в энциклопедии. К ней съезжались со всей Европы. Ну, как ты еще не догадался, Том. Пошевели мозгами!

Том прижался спиной ко льву, глядя вдоль улицы, где проблескивали огни аттракционов.

– Всамделишная миссис Таро?

– А какая же еще! В стеклянной витрине, под красными-синими шелками и оплывшим воском! Может, кто-то когда-то ей позавидовал или возненавидел ее, и облил воском, и заточил навечно, и она попадала из рук одного злодея в руки другого, пока не оказалась у нас, в Гринтауне, штат Иллинойс, работая за одноцентовики с головой индейца вместо коронованных голов Европы!

– Мистер Блек злодей?

– Зовут Блек, рубаха, штаны, галстук – все под стать, черное. Киношные злодеи тоже ведь в черное одеты?

– Почему же она не кричала в прошлом году, в позапрошлом?

– Как знать, может, каждый вечер все сто лет она пишет весточки лимонным соком на картах, но все читают ее обычные послания, никому в голову не приходит, как нам, провести пламенем спички по рубашке карты и высветить настоящее сообщение. Хорошо еще,