Савроматы. Ранняя история и культура сарматов - Константин Фёдорович Смирнов

Ближнем Востоке, в Закавказье и Северном Причерноморье. Если они и были изготовлены савроматами, то по образцам, попавшим к ним из цивилизованных стран. Отсюда нельзя исключить и Хорезм, хотя вопрос о характере хорезмийских украшений из золота остается открытым. Во всяком случае Хорезм можно считать одним из наиболее вероятных посредников в распространении передневосточных предметов у северных степных кочевников. Подтверждают этот вывод наборы стеклянных и каменных бус в савроматских могилах Южного Урала. Наименее вероятным было бы отнести их к причерноморскому импорту. Но в Средней Азии, в частности, и в Хорезме, мы находим аналогичные украшения, особенно каменные бусы с белым содовым рисунком, производство которых издавна существовало в Индии и в ахеменидской Персии. Совершенно аналогичные шпульковидные бусины с белыми поперечными полосками были найдены в тарабутакском погребении савроматской жрицы раннего V в. до н. э. (рис. 17, 9) и в доме из архаического поселения близ Дингильдже[1306].

В нашем распоряжении теперь есть выразительный материал, который свидетельствует о прямых или опосредствованных связях савроматов со странами Ближнего Востока. Вопрос о подобных сношениях между странами Ближнего Востока и кочевым населением Южного Урала поставлен М.И. Ростовцевым[1307] и развит А.А. Иессеном[1308].

Я уже отмечал определенное сходство предметов ювелирного искусства, найденных в богатых савроматских погребениях Оренбургских степей, с золотыми украшениями Ближнего Востока, особенно ахеменидского Ирана. М.И. Ростовцев писал, что такие вещи, как золотые нашивные бляшки в виде розеток из кургана Биш-Оба (рис. 10, 1 а-в) или четырехугольные золотые бляшки из покровских курганов (рис. 16, 2и), — не греческих типов и имеют восточный облик. Покровские бляшки М.И. Ростовцев связывал с группой ассиро-вавилонских украшений и допускал даже их импортное происхождение. Сама форма биконических золотых серег из кургана Биш-Оба (рис. 10, 1е) также может восходить к форме ассирийских серег, которые могли быть общим прототипом подобных украшений, найденных не только и Биш-Обе, но и в Скифии и на Северном Кавказе.

Вообще почти все золотые изделия второго покровского кургана по форме и стилю отличаются от золотых изделий, известных в Северном Причерноморье. Восточный облик этих вещей говорит о южном пути их проникновения в Приуралье как вещей привозных или сделанных по ближневосточным образцам.

Гривны, которые я связываю с савроматами (рис. 71, 15, 16), и костяной зооморфный наконечник из кургана Биш-Оба (рис. 10, 1ж; 80, 4) также восходят к ахеменидским прототипам из Ирана и Средней Азии. Если они и были изготовлены самими савроматами, то по хорошо известным им южным вещам.

Савроматские каменные алтари на ножках также не местного происхождения, хотя их специфические черты и говорят о местном изготовлении. Они восходят к формам алтарей саков Семиречья и особенно алтарей ахеменидского Ирана.

Имеем ли мы право обращаться непосредственно к далекому от савроматов Ближнему Востоку и усматривать в определенном сходстве отмеченных вещей существование каких-либо связей с этой областью? Может быть, все эти вещи были изготовлены в Средней Азии или по среднеазиатским образцам на месте? Находки в богатых савроматских могилах вещей, которые, без сомнения, изготовлены в Индии, Иране или на территории Малой Азии, заставляют нас признать Среднюю Азию, в частности, Хорезм, посредниками между далекими евразийскими степями и древними цивилизациями Востока.

К таким импортным вещам относятся бусы, особенно каменные с содовым белым рисунком (рис. 17, 9; 47, 5г-4), крупные рифленые бусы из алебастра (рис. 38, 9), раковины Cyprea moneta (рис. 71, 8, 7). Сердоликовые и сардониксовые бусы из курганов урочища Тара-Бутак и у с. Сара рубежа VI–V вв. до н. э. с прекрасной шлифовкой, просверленные алмазным сверлом, распространялись из северо-западной Индии, где с глубокой древности было развито производство таких бус. Такие же веретеновидные бусины, оправленные в золото, известны в некрополе Суз ахеменидского времени. Как бы в подражание этому приему, тарабутакские бусины из ожерелья также были оправлены в золото, хотя и весьма грубо (рис. 17, 9).

Говоря о возможном переднеазиатском (персидском?) происхождении ряда золотых вещей второго покровского кургана, я учитываю находку вместе с ними ахеменидской халцедоновой печати, оправленной в золотой колпачок с петлей для подвешивания (рис. 16, 2б). На ней изображена сцена сражения человека с короной на голове, вероятно, царя, и чудовища-грифона. М.И. Ростовцев слишком широко датировал эту печать, относя ее то к VI–V вв. до н. э., то к V–IV вв. до н. э., то к III в. до н. э.[1309] Опубликованные Э. Шмидтом и Г. Остеном персидские печати с таким же сюжетом и той же композиции относятся к концу VI — первой половине V в. до н. э.[1310] Этой дате соответствует и весь комплекс находок покровских курганов, не выходящих за пределы V в. до н. э.

К тому же времени относится самшитовый гребень из группы Пятимары II на р. Илек (рис. 34, 1а; 71, 17), о котором я писал выше, подчеркивая его безусловно переднеазиатское происхождение (территориально, вероятно, южные районы Прикаспия или южное Причерноморье).

В бассейне р. Илек найдены также обломки туалетных сосудов из «финикийского» стекла. Они найдены в том же покровском кургане, откуда происходит ахеменидская печать. Сосудик, форма которого по обломкам не восстанавливается, был сделан из синего стекла с белыми и красными прослойками. Два сосуда были найдены в богатой могиле кургана 4 могильника Пятимары I. Один из них имеет ребристую поверхность, сделан из вишнево-красного стекла с черными, белыми и желтыми полосками и зигзагами. Форму другого сосудика удалось восстановить полностью (рис. 32, 1е). Это небольшая плоскодонная чашечка с открытым устьем, высота ее 3,5 см, диаметр дна 5,2 см, устья — 7,5 см. По бортику и дну проложен утолщенный валик. Чашечка сделана из прозрачного ярко-синего стекла. На валиках имеется узор в виде косых охристо-желтых полосок, образующих плетенку. На стенке сосудика нанесен орнамент из зигзагов между двумя охристо-желтыми горизонтальными полосками. Горизонтально расположенные зигзаги занимают все пространство между прямыми полосками, они сделаны белой и желтой краской вперемежку, начиная сверху. Этот орнамент нанесен от руки очень свободно — зигзаги не одинаковы, их вершины то острые, то скругленные; прямые полоски также разной ширины. Рисунок покрывает чашечку лишь снаружи, он слегка выпукл и отслаивается, оставляя на стекле углубленные следы, т. е. он наносился еще на неостывшее, мягкое стекло чашечки. По технике изготовления и по орнаменту эта чашечка не представляет исключения среди многочисленной серии сосудиков «финикийского» стекла, но форма сосудика в виде открытой чашечки является весьма редкой. Мне не удалось найти аналогичной формы в просмотренных коллекциях вещей из Северного Причерноморья и Кавказа и в специальной литературе о «финикийском» стекле. Производство сосудиков из так называемого финикийского стекла в интересующее нас время было широко налажено на Малоазийском побережье, в Египте и Средиземноморье. Поэтому я предполагаю переднеазиатское (малоазийское?)