История свободы. Россия - Исайя Берлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
304
В наши дни французские экзистенциалисты, исходя из сходных психологических мотиваций, ополчились на все объяснения как таковые, ибо те – не что иное, как наркотик, позволяющий заглушить серьезные вопросы, рассчитанный на недолгий срок паллиатив. Нам предлагается лечить им раны, которые невыносимы, но с которыми нужно стерпеться, и прежде всего – не отрицать их и не «объяснять»; ибо всякое объяснение – это отговорка, то есть отрицание жестоких реалий.
305
К примеру, Шкловский и Эйхенбаум, чьи работы уже цитировались выше.
306
«On n’a pas rendu justice à Rousseau… … J’ai lu tout Rousseau, oui, tous les vingt volumes, y compris le Dictionnaire de musique. Je faisais mieux que l’admirer; je lui rendais une culte véritable» («Руссо не воздали должного… Да, я читал всего Руссо, все двадцать томов, включая “Музыкальный словарь”. Я не только восхищался им, я поистине его боготворил» – (фр.).
307
Мятежник, бунтарь (фр.).
308
«Война и мир» (фр.).
309
См.: Boyer Paul (1864–1949). Chez Tolstoy. Paris, 1950. Р. 40.
310
Духа времени (нем.).
311
См.: Omodeo Adolfo. Un reazionario. Bari, 1950. Р. 40.
312
Цит. по: Эйхенбаум Б.М. Лев Толстой. Т. 2. С. 309.
313
См.: Эйхенбаум Б.М. Лев Толстой.
314
Война и мир. Т. 3. Ч. 2, гл. 6.
315
Война и мир. Ч. 1, гл. 3. Заметку на полях см. в цит. соч.
316
Жихарев С.П. Записки современника. М., 1934. Т. 2. С. 112–113.
317
Les Soirées de Saint-Pétersbourg. Разговор седьмой: Цит. соч. Т. 5. С. 33–34. «Люди рассуждают о сражениях, не зная, что это в действительности такое. В частности, они имеют обыкновение считать, что все происходит в одном и том же месте, в то время как битва растягивается на два или три лье. Они всерьез спрашивают тебя: Как же вы можете не знать, что происходило в этом сражении, если вы сами там были? Тогда как обычно говорить приходится нечто совершенно противоположное. Разве тот, кто справа может знать о том, что происходит слева? Разве может он знать о том, что происходит в двух шагах от него? Я легко могу себе представить подобную жуткую сцену. На широком поле, усеянном всевозможными орудиями убийства и содрогающемся под ногами людей и лошадей, в огне и в клубах дыма, оглушенный и ошарашенный грохотом ружей и пушек, криками, в которых приказ, или ярость, или это крик предсмертный, окруженный мертвыми, умирающими, изувеченными трупами, охваченный попеременно то страхом, то надеждой, то яростью, пятью или шестью различными страстями -что происходит с таким человеком? Что он видит? Что он может понимать по прошествии нескольких часов? Что он может знать о себе самом или о других? Среди толпы бойцов, весь день проведших в сражении, часто не находится ни единого, не исключая генерала, кто знал бы, за кем осталась победа. Сошлюсь хотя бы на современные сражения, знаменитые битвы, память о которых будет жить вечно, битвы, которые изменили лицо Европы и которые были проиграны только потому, что такой-то и такой-то человек решил, что они проиграны; в этих битвах при тех же самых условиях и не пролив ни единой лишней капли крови ни с той, ни с другой стороны, другой генерал тоже мог заставить собственную страну петь Te Deum и нудить историю записать в анналы нечто противоположное тому, что отныне она будет гласить».
318
Les Soirées de Saint-Pétersbourg. С. 35. «Разве нам не доводилось видеть, как проигрывают выигранные битвы? … В общем, я считаю, что физически битвы не проигрывают и не выигрывают».
319
Там же. С. 29. «Точно так же, армия в 40 000 человек физически уступает другой армии в 60 000: но если первая храбрее, опытнее и дисциплинированней, она вполне в состоянии разбить вторую, поскольку меньшая масса означает большую мобильность – что мы и наблюдаем на каждой странице истории».
320
Там же. С .32. «Человеческий взгляд проигрывает битвы, он же их и выигрывает».
321
Les Soirées de Saint-Pétersbourg. «Что такое проигранная битва? … Это битва, которую, как вам кажется, вы проиграли. Нет ничего более верного. Когда один человек сражается с другим, он терпит поражение, если он убит или упал, в то время как другой остался стоять на ногах; с двумя противостоящими армиями дело обстоит иначе: одна не может быть убита, при том, что другая останется на ногах. И силы, и потери находятся в некотором равновесии, и в особенности после того, как изобретение пороха в значительной степени уравняло средства разрушения, сражения больше не проигрываются материально, то есть в силу того, что одна из сторон потеряла больше, чем другая: вот и Фридрих II, который кое-что понимал в этих материях, сказал: Побеждает тот, кто наступает. А кто наступает? тот, чья выдержка и чей боевой дух заставят противника отступить».
322
Там же. С. 33. «Воображение проигрывает битвы».
323
Письмо от 14 сентября 1812 года графу де Фрону: Там же. Т. 12. С. 220–221. «Редкая битва бывает проиграна физически – вы стреляете, я стреляю… … настоящим победителем, как и настоящим побежденным становится тот, кто считает себя таковым».
324
Война и мир. Т. 3. Ч. 2, гл. 25.
325
Sorel Albert. Tolstoп historien // Revue bleue 41 (январь – июнь 1888). Р. 460–469. Эта лекция, переизданная затем в новой редакции в Сорелевых «Lectures historiques» (Paris, 1894), находится в совершенно не должном пренебрежении со стороны специалистов по Толстому; она могла бы существенно скорректировать взгляды тех (напр., П.И. Бирюкова и К.В. Покровского, в цитированных выше сочинениях, не говоря уж о критиках и историках литературы более поздних времен, которые едва ли не все ссылаются на их авторитет), кто избегает всякого упоминания о Местре. Эмиль Оман был едва ли не единственным из тогдашних ученых, кто проигнорировал вторичные влияния и обратил внимание на истинное положение вещей; см. его «La Culture française en Russie» (1700–1900) (Paris, 1910. Р. 490–492).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});