Древний Шумер. Очерки культуры - Владимир Емельянов

После разгрома кутиев новому политическому лидеру Южного Двуречья пришлось выбирать дальнейший путь управления страной. Это было либо прежнее, старошумерское делегирование полномочий представителям местной знати, либо же полное и беспрекословное подчинение всех местных органов власти царской администрации. В этом, последнем случае должна существовать и столица, в которой живет царь и его двор, причем столица именно административно-политическая, а не культовый центр вроде древнего Ниппура. Экономическая ситуация, связанная прежде всего с необходимостью восстановления ирригационных сооружений, сделала первый путь нереальным. Для отвержения старого пути существовала и вторая серьезная причина: после победы над оккупантами трудно было выяснить, кто вынужденно им покорялся, а кто активно с ними сотрудничал; поэтому царь-победитель не мог безоговорочно доверять градоправителям и высшему жречеству. Таким образом, все вело к повторению саргоновского пути, только с усилением учета и контроля за материальным производством.

История шумерского государства при III династии Ура лучше всего известна по документам хозяйственной отчетности, дошедшим до нас от следующего правителя — Шульги (ок. 2093 — ок. 2046). Шульги и его преемники оставили человечеству самый большой архив древних бухгалтерских ведомостей. Если сравнить количество этих ведомостей с общим числом глиняных табличек, получим не менее трети от этого числа. Так вот, документы эпохи Шульги показывают, что в это время шумерский царь был совершенно неограничен во власти.

Никакой независимый законный орган не мог эту власть оспорить. Царь был окружен чиновниками, сменяемыми и назначаемыми по его усмотрению. Что же касается некогда могущественных и независимых энси, то теперь они превратились в подданных, строго выполнявших приказания царя. Община была фактически ликвидирована как политический институт, хотя с ее правом на землю царю все равно приходилось считаться. Вся страна была разделена на административные округа, границы которых проходили по линиям ирригационных сооружений. В каждый округ царем назначался наместник и военачальник, следившие за работой городского энси и его администрации и отправлявшие с гонцами специальные донесения царю.

Вся земля страны была определена по своему качеству, обмерена и сведена в земельные кадастры по округам. В то же время государственные хозяйства округов должны были поддерживать между собой тесные связи и контролироваться из Ура. Большая часть свободного населения была сведена в рабочие отряды, в которых работник мужского пола назывался гуруш («юноша, молодец»), женского пола — нгеме («рабыня»). Работники были профессионально ориентированы, и все же ничто не мешало царским чиновникам перебрасывать их в любую отрасль хозяйства, отрывая от прежнего места и направления работы. Гурушей (будем называть их так, без различия пола) заносили в поименные списки с целью учета при выдаче пайка или при назначении на новый хозяйственный объект. Строго вели отчетность по больным и умершим. До наших дней дошла довольно жуткая ведомость учета смертности среди женщин и детей, тщательно разработанного надзирателями некоего лагеря. До сих пор неясно, идет ли речь о военнопленных или о царских гурушах, но во всех случаях документ этот впечатляет своей беспристрастностью в отношении человеческой судьбы и чем-то напоминает сводки, найденные в конце нашего века в архивах немецких и советских лагерей. Да и как прикажешь выжить на скудный паек, запечатленный на глиняном продовольственном аттестате: в него входили ячмень, кунжутное масло, пиво, рыба, изредка финики и никогда — мясо. Упоминаются только туши падших овец.

Кто же жил хорошо в это жестокое, вынужденно жестокое, время? Царские чиновники и, как ни странно, рабы в частных хозяйствах. Вся государственная махина держалась на скрупулезно точной работе писца-учетчика, жестокости надзирателя и покорности жреца. Шульги личным декретом повелел брать в школы как можно больше детей, причем позволялось делать исключения и для детей из незнатных и нечиновных фамилий. Нет таких предметов, которым не нужна была бы опись, которые не нужно было бы измерять и взвешивать. Самый ничтожный расход, вплоть до выдачи двух голубей к столу царицы или туши сдохшего барана на корм охотничьим собакам, фиксировался документом на глиняной плитке и закреплялся печатями ответственного чиновника и государственного контролера. Поэтому писцы были нужны постоянно, система школьного образования непрерывно развивалась и поддерживалась центром. Многих писцов оставляли по окончании курса при школе и, помимо административной деятельности, они занимались также обработкой произведений шумерской словесности, составлением первых исторических хроник и законов. Неплохо жили и находившиеся на царской службе судьи, и приближенные ко дворцу жрецы, и прославлявшие царскую власть музыканты. Что касается рабов, то, поскольку они принадлежали своим хозяевам, а не государству, государство и не могло потребовать их для своих нужд. Раб в это время трудился по дому и имел свой небольшой земельный надел, из которого мог делать подарки, а иногда даже выкупать себя на волю. Рабы могли оспаривать по суду законность своего рабства, жаловаться в суд на кражу своего имущества, отводить свидетелей и требовать приведения к присяге собственного хозяина. Правда, шанс вырваться на волю через суд был для раба ничтожным, и чаще всего это происходило либо после смерти владельца. либо вследствие обыкновенного бегства.

Цари III династии Ура воевали мало. Бои проходили, в основном, в традиционных для шумерской войны местах — в районе Элама и в предгорьях Загроса. Правда, ходили и в Сирию, и в северную часть Месопотамии, доходили даже до города Библ на территории Восточного Средиземноморья. При этом сочетали войну с дипломатическими договорами, так что нередко армия недополучала ей причитавшееся. Документы показывают, что активность армии в это время не очень высока, зато в большом количестве по дорогам Ближнего Востока ходят урские эмиссары в лице дипломатов и торговых агентов, призывающие пограничные с Шумером государства к активному сотрудничеству, обмену и торговле, прославляющие власть урского царя, к тому времени уже обожествленного.

Обожествление Шульги и его потомков — вопрос еще очень темный для исследователей. Есть предположение, что сам Шульги был обожествлен на 30-м году своего правления, но есть и мнение такого рода, что все тексты, в которых Шульги предстает как бог, составлены после его смерти (особенно это касается гимнов в его честь; в частности, это позиция В. В. Халло). В одном гимне сказано, что после смерти Шульги, как и подобает богу, отправился на небо (в то время как его отец Ур-Намму, будучи смертным, сошел в подземный мир). Значит ли это, что обожествленного царя кремировали, или это только метафора? Непонятно. Но зато совершенно ясно, что потомки Шульги обожествляли себя при жизни и видели в таком обожествлении наследственный принцип: шумерский царь должен быть одновременно и шумерским богом. Под обожествленного царя подстраивался весь мировой порядок: в честь него существовали специальные ритуалы, в небе засияла звезда, названная именем Шульги, а в урском календаре появился даже специальный месяц, связанный с праздником в честь бога Шульги.

Между тем история неспешно готовила падение урского государства. Здесь приняла отчетливую форму максима великого психолога С. Л. Рубинштейна: «Внешние причины проявляются только через внутренние условия». Внутренне шумерское государство уже давно было готово погибнуть. Чудовищная эксплуатация царских работников, разорение общинников, деятельность ростовщиков, голод и продажа детей в рабство ради куска хлеба — все это могло служить горючим материалом для нового социально-исторического пожара. Тут как тут оказались и внешние враги, неизменно чуящие слабость соседа, — эламиты на востоке и дикие племена западносемитских кочевых скотоводов-амореев — на западе. При царе Шу-Суэне была построена стена длиной примерно 200 километров, отделявшая Шумер от кочевых племен. Но это не помогло, потому что вторжения могут быть очень разные. Самое простое — когда враг перелезает через стену, желая захватить твое добро. Но в древности чаще бывало по-другому: через городские ворота в легальном порядке проходили в шумерское царство группы нищих беженцев, обменивавших какие-нибудь поделки, молочные продукты или желавших поступить в царскую армию. В голове у этих людей была только одна мысль: как не пропасть с голоду; никаких политических или, упаси бог, идеологических целей они не имели. Шумеры относились к ним как к животным, презирая за незнание цивилизованной жизни. Но по мере того как государство стало слабеть, дикие амореи почувствовали собственную силу именно в непричастности к его устоям. Их первобытность в такой ситуации пошла на пользу экспансии. Тогда и начались безнаказанные вояжи аморейских пастухов по полям Шумера, сперва стихийные и бесцельные, затем все более осмысленные и сокрушительные по размерам наносимого ущерба. Немало амореев было в армии и на царской службе, и у всех имелись родственники по ту сторону большой стены. Амореи скооперировались с давним, можно сказать, «закадычным» врагом Шумера — Эламом. Но никаких видов на власть оба союзника пока не имели. Им помог случай.