ТалисМальчик - Диана Ибрагимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А нас уже ждут, – сказал Денис сквозь фырканье и воду.
Он пошёл в зал, оставив Алю чуть позади. Алевтина перемещалась за ним по квартире, наблюдая. Хоть бы заметил её, что ли? Для него ведь наряжалась.
– Денёк, а это обязательно – именно сегодня так рано ехать на море, да ещё и с незнакомой мне компанией?
– Обязательно. Мне Серёга уже и денег дал.
– А ты…
Алевтина запнулась, так как подойдя к открытой двери зала, упёрлась взглядом в голые ягодицы Дениса: тот спокойненько надевал плавки.
– Что «я»? – обернулся к Але. – Подглядываешь?
– И не думала! Ты бы хоть предупредил, что сюда нельзя.
– Да ладно! Что в этом такого?
Алевтина хотела спросить, а всегда ли Денис берёт деньги со своих лучших друзей – своего «брата» и его семьи, но потеряла мысль, Денис же сам объяснил:
– Да. Мы давно планировали, к тому же они мне уже заплатили. У них машины нет, так что у нас уговор: с меня услуги трезвого водителя и машина, с них – хавчик и бензин. Удобно! Золото сними, – велел Денис, наконец, оглядев Алевтину. – Какое золото на море?
Это вместо «Хорошо выглядишь!» или чего-то ожидаемого в таком случае. Нда-а…
– А я его никогда не снимаю – ни на Майорке, ни на Мальдивах.
– А тут лучше сними. Оставь дома.
– А разве это безопаснее? К тебе домой даже я по дереву забраться смогу – у тебя балконная дверь не закрывается. Я когда бельё развешивала…
– Никто не посмеет. Все знают, кто здесь живёт. Вот смотри.
Денис открыл ящик стола и достал конверт, а из него – веером – пачку долларов.
– Здесь пара-тройка тысяч. Лежат себе спокойно, никто их не трогает.
И хлопнул веером купюр по ладони.
Наверное, сумма должна была Алевтину сильно впечатлить, поэтому она приглушённо улыбнулась. Нет, всё-таки слишком много различий между ними. Слишком. Их даже не перечислить, удастся ли преодолеть?
– Ну, хорошо. Частично оставлю золото дома.
Аля решила заменить эффектный набор (кольцо и серьги, с которыми не расставалась), на простенькие серёжки и колечко, но остаться совсем без украшений она не могла – это всё равно, что раздеться донага в общественном месте. Или потерять защиту. Любимое золото вернулось в бархатный мешочек, а обычное – засияло на нужных местах. Денис покачал головой:
– Ну, смотри сама. Утопишь – пеняй на себя, – и отвлёкся на телефонный звонок.
– Пока ведь ничего не утопила, ни в одном море-океане, – прошептала Алевтина с улыбкой, любуясь Дени Муром и вспомнив, как он не любил, когда его так называли.
Как давно она не видела этот профиль! Все фото, старые и новые, были в фас, а она так соскучилась по другой стороне Дениса! Аля отслеживала каждое его движение и не переставала прислушиваться к себе. Внутри шла напряжённая работа. Слишком напряжённая и постоянная. Так нельзя. Ведь не на экзамене он, не в МГИМО поступает!
Денис отключил телефон и положил его на полочку под зеркалом, улыбнулся (наконец-то!) и спокойно посмотрел в глаза:
− Всё. Нас уже ждут. Только на рынок надо за огурцами-помидорами заехать. Они забыли купить.
− Колонские? – обрадовалась Алевтина. – Сто лет не ела! До Москвы они как-то теперь не доходят.
И тут же подумала, что чересчур явно обрадовалась помидорам: как самому большому на данный момент счастью в своей жизни.
И зачем нам посторонние люди? Неужели они так необходимы в день встречи? Хотя, может, это и к лучшему. В компании человек быстрее раскрывается и проявляет себя. Вот и посмотрим на него. А то глаза в глаза мы все такие хорошие, идеальные прямо, а как надо на жизнь окружающую отвлечься – профиль или анфас продемонстрировать – тут всё настоящее и начинает проскакивать. Так что хорошо, что компания будет. Для ускорения процесса узнавания друг друга – хорошо.
Пока Денис делал покупки на рынке, Алевтина отзвонилась своим в Москву и рассказала, что прибыла благополучно и уже устроилась. Кажется, Даша не услышала восторга в голосе сестры и осталась этим очень довольна.
Наверное, надо было пойти с Денисом, фруктов купить каких-нибудь, воды, размышляла Аля, оставшись сторожить машину. Но, может, он сам догадается.
У входа на рынок сидели бабушки с букетами дешёвых садовых цветов и кумушки помоложе, с цветами подороже. У первых яркие охапки наполняли ведёрки, у вторых – пластиковые вазоны. Аля задержала взгляд на пёстром шаре из палисада и вспомнила свои опустевшие на перроне руки. А ведь даже Дашке было стыдно сказать, что он без цветов к поезду явился.
Не догадался Денис. Ничего не купил. И прошёл мимо бабульки с букетиками. Ой, дались ей эти букеты!
Алевтина всё ещё рассматривала машину, воспетую Денисом по телефону.
Бедненько, конечно, но чистенько. На зеркале иконки с крестиками, а на ветровом стекле болталась фигурка бело-чёрно-рыжего кота с изумрудными глазами и неестественно пушистым хвостом. Mascot. Нет, MasCat – животное, приносящее счастье. Денис с детства истово верил в иконки и в кошачьи талисманы.
Да, сиденья действительно новые, но всё остальное… Машина старая, Алевтина могла поклясться, что задняя дверь со стороны водителя не открывается. Так почему-то исторически складывается в авто такого типа и возраста. Этим средством передвижения можно было гордиться лет пятнадцать назад, но не сейчас. И не перед Алевтиной.
Денис перехватил критический взгляд пассажирки и стал оправдываться:
− Обивку дверей ещё не успел поменять. Будет такого же цвета, как и сиденья.
– Да. Неплохо будет, – согласилась Алевтина и старалась больше не обращать внимания на убранство машины, чтобы не смущать хозяина.
– Кстати, – перевёл тему Денис, встряхнув барсетку, – здесь у меня ценный веник. Обратный билет твой – всё, как ты и хотела: середина ваго-она, нижняя по-олка.
– И мягковские интона-ации тебе удались блестяще! – похвалила девушка.
Оба рассмеялись. Вот уж бессмертные фильмы: смотрит поколение за поколением и насмотреться не может.
Они въехали в просторный двор загородного дома, а там их уже ждали: куча пакетов с кастрюлями и кучка людей. Денис представил Алевтину, но она не успела рассмотреть юркнувших в машину детей и громоздкую хозяйку, захлопотавшую около кастрюль.
Аля чуть отошла в сторону от погрузочной суеты и сразу услышала тишину и покой приморского села. И эти домики… Такие же, как двадцать и, наверное, пятьдесят лет назад: одноэтажные, приземистые, ненагло выглядывающие из-за крашеных в разное заборов. Отвыкла она от таких домиков и улиц.
Уже когда рассаживались по местам, мелькнул щуплый хозяин. Он подскочил к жене и сунул ей что-то в руку:
– Стой, Галь! Удостоверение моё положи! На!
Женщина стала умащивать «корочку» в своей…
Алевтина с ужасом упёрлась взглядом в эту, с позволения сказать, «сумочку».
Зачем столько жить, спрашивается?
Второй раз в голове Али возник этот вопрос. Впервые он сформулировался именно так, когда по телевизору демонстрировали программу о долгожителях. Там показывали то ли бабушку, то ли дедушку – Алевтина не с начала смотрела, а определить пол по тому существу, что стекленело перед камерой, было невозможно.
То ли старик, то ли старуха выглядело жутко. Тому человеческому существу было сто семнадцать или сто двадцать семь лет – она точно не расслышала. У него, у существа, был лысый череп в крупных коричневых пятнах, а на нём – несколько белых волосков, которые колыхались от малейшего движения вокруг. Казалось, дунь ветер посильнее ‒ и сдёрнет вмиг с черепа уже засушенный пятнистый скальп с седыми былинками вместе, как с одуванчика. Наверное, отсюда произошло выражение «старушка – божий одуванчик», подумалось тогда Алевтине, и она поняла, что теперь до конца жизни при виде обдуваемого одуванчика её будет преследовать виденье пятнистого черепа.
Не меньше скальпа с былинками шокировало личико-сухофрукт, эдакий сморщенный коричневый изюмчик с чёрным провалом беззубого рта. Где-то глубоко в глазницах кисли совершенно бессмысленные, обесцвеченные тремя веками водянистые глаза, из которых ушла даже последняя мысль: а что я ещё здесь делаю?
На эту достопримечательность, появившуюся в позапрошлом веке, и правда было страшно смотреть. Да что там порыв ветра! Казалось, дунь сквозь экран телевизора, и не только пятнистый скальп, но и весь этот иссушенный остов человека, эта еле живая мумия разлетится, как кучка осенних листьев. Алевтина тогда испугалась, что лет через сто (на этот раз в прямом смысле) она может так же мумифицироваться, обесцветиться и остекленеть, и решила, что сто двадцать лет ей точно жить не стоит, так, восемьдесят, максимум девяносто, да и то при сохранении способности обслуживать саму себя.
Теперь второй раз в жизни в сознании всплыл вопрос: зачем столько жить? Алевтина увидела такую дряхлую живучесть предмета, от которой оторопела.
Это была сумочка. Когда-то. Много лет назад это была заурядная дамская сумочка бежевого цвета, небольшая, на молнии, с одной недлинной ручкой. Образ предмета можно было довольно точно восстановить по едва сохранившимся останкам. Теперь эта полудохлая сумочка, явно пришедшая в этот век из прошлого, выглядела как та человеческая мумия – страшно, нелепо и потрясающе.