Императрица Елизавета Петровна. Ее недруги и фавориты - Нина Соротокина

Наказание

Главные противники Елизаветы – Миних, Остерман, Левенвольде и Головин – были отправлены в Петропавловскую крепость. Вины у всех были разные, часто придуманные на скорую руку, но расплата по законам XVIII века была жестокой. Елизавета, спрятавшись за занавеской, присутствовала на допросах, она же и прекратила следствие. Суд был суровым, наказание безумным: Остермана колесовать, Миниха четвертовать, прочих – под топор. Впрямь ли судьи хотели угодить, или голову совсем потеряли? Елизавета приговор не подписала.

Казнь назначили на 18 января 1742 года на Васильевском острове у здания Двенадцати коллегий. Заранее был сооружен самый простой эшафот. Императрица на казни не присутствовала, она уехала в загородный дворец. Осужденных заранее перевели из крепости в здание Двенадцати коллегий. У Остермана была подагра, ноги не ходили, и его к месту казни привезли на санях. Он был облачен в обычный, всем известный костюм: короткий парик, черная шапочка и лисья, хорошо ношенная шуба. Миних рядом с ним выглядел гоголем – чисто выбритый, в красном парадном камзоле, он смотрел надменно и гордо, кивая солдатом.

Остермана принесли к плахе, поставили на ноги, прочитали обвинение. Он слушал без признаков волнения, внимательно и сосредоточенно. Оказывается, милосердная царица заменила колесование «отрублением головы». Он покорно дал снять с себя парик, шубу, освободил шею и положил голову на плаху, но тут ему сообщили, что милосердная царица заменила ему казнь вечной ссылкой. Театр, да и только! Остерман не разволновался, надел парик, шубу и попросил отнести его в сани. Я думаю, что кто-то заранее предупредил, какая его ожидает участь. Но при любом раскладе – какое хладнокровие! Мало ли что кто-то мог ему сообщить!

Остермана сослали в Березов, Миниха – в Пелым, Левенвольде – в Соликамск.

Генрих-Иоганн Остерман

Это он в Германии был Генрих-Иоганн, а в России Остермана (1686–1747), кроме как Андрей Иванович, не называли. Он родился 30 мая 1686 года в Бохуме (Вестфалия) в семье бедного пастора. О детстве его мы ничего не знаем, но, видно, смышленый был юноша, если учился в Иенском университете. Студенты в те времена вольно жили, много пили, дрались на кулаках и на шпагах. У молодого Остермана тоже случилась дуэль, и он вынужден был бежать в Амстердам. Там он познакомился с российским вице-адмиралом Крейсом и вскоре стал его секретарем. С ним Генрих-Иоганн и прибыл в 1704 году в Россию; ему было 18 лет.

У Остермана был особый талант к языкам. Он знал французский, английский, итальянский языки и латынь, так что русским он овладел очень быстро. Как-то Петр I, находясь на корабле у Крюйса, попросил прислать к нему какого-нибудь толкового человека, чтобы написать письмо. Крюйс направил Остермана. После этого Петр уже не отпускал его от себя. В 1707 году он стал переводчиком Посольского приказа, в 1711-м – его секретарем. Он уже стал Андреем Ивановичем, а дальше шажок за шажком вверх по служебной лестнице.

В 1711 году Остерман вместе с Шафировым участвовал в заключении мира с турками. Этот поход – грустная страница русской истории. Петр был уверен в легкой победе, вместе с ним на войну отправилась Екатерина, в результате наша армия попала «в котел» – в окружение сорокатысячной армии турок. Петр уже написал в Петербург: мол, если попадет в плен, то «вы не должны меня почитать своим государем и ничего не исполнять, что мною, хотя бы то по собственному повелению, от вас было требуемо…» Вице-канцлер Шафиров вместе с Остерманом поехали в турецкую армию к визирю, два дня толковали о заключении мира – договорились. Ценой уговоров были обещанные золотые горы, а пока задаток – драгоценности Екатерины, которые она пожертвовала на общее дело. Главным в этом удачном для России деле был, конечно, Шафиров, но и Остерман не сплоховал, а Петр помнил оказанные ему услуги. Вскоре Остерман был пожалован в тайные секретари и обязался не уезжать из России до окончания Шведско-русской войны.

Начиная с 1716 года, Остерман и Брюс ведут со шведами переговоры о мире. На Аландском конгрессе лозунг наших дипломатов: «Его царское величество желает удержать все им уже завоеванное». У шведов своя программа: «Король желает возвратить все у него взятое». Карл XII погиб, переговоры прекратились и возобновились только в 1721 году. Ништадтский мир, выгодный для русских, «вечный, истинный и ненарушимый мир на земле и на воде», подписали Остерман и Брюс. После этого Андрей Иванович был возведен в баронское достоинство. Вице-президентом Коллегии иностранных дел Остерман был назначен после заключения с Персией торгового договора.

Остерман был трудоголик, поэтому умел не только ладить с Петром, но и был его советником во многих внутренних делах. «Табель о рангах» – тоже его придумка. После смерти Петра Екатерина I назначила Остермана вице-канцлером, главным начальником над почтами, президентом комерц-коллегии и членом Верховного тайного совета. Меншиков его ненавидел. Но Остермана невозможно было сокрушить. Он никогда не шел на открытый конфликт. «Наша система, – писал Остерман в 1727 году, – должна состоять в том, чтобы убежать от всего, что могло бы нас в какие проблемы ввести». Эта «наша система» касалась, конечно, не только внешних, но и внутренних дел.

На престоле Петр II. Отношения Остермана с Меншиковым обострились до крайности, а ведь когда-то именно Меншиков сделал его вице-канцлером вместо Шафирова. Теперь же Андрей Иванович, кажется, и не делая ничего, выиграл – низвергнул своего благодетеля. Меншиков пошел в ссылку. Но что значит – «не делая ничего»? Это только сияющая верхушка айсберга, а под водой – интриги, притворство, хорошая мина при плохой игре.

Находящийся в это время в России испанский посол де Лирия очень высоко оценивает Остермана – вначале он даже писал в своих дневниках, что в России никто так не радеет о России и продолжении политики Петра Великого, как Остерман. Он был врагом Долгоруких и изо всех сил старался оторвать юного государя от охоты и пьянок и вернуть его к государственным заботам. Все так, но мальчик-царь внезапно скончался, закрутилась интрига верховников. Название «верховники» появилось потому, что все они были членами Верховного совета, им же был и Остерман. Он тут же заболел – подагра, простуда, насморк, гланды или плоскостопие – кто тут разберет, главное, что он лежит, прикованный к кровати, стонет, и рука не в силах держать перо, чтобы подписать какую бы то ни было бумагу, а уж тем более кондиции, ограничивающие власть будущей государыни. Анна по заслугам оценила его «верность», он стал графом и получил, по словам де Лирия, «очень хорошие земли в Лифляндии». Став бароном, а потом графом, он никогда не ставил этих титулов в подписи под бумагами, а только – Андрей Остерман.

А вот приятеля своего де Лирия он перед Анной Иоанновной «оговорил», обвинив его в тесных и опасных сношениями с верховниками. Что тут правда, что ложь, неважно, де Лирия смог оправдаться перед императрицей, а вскоре был отозван испанским королем на родину. Нам интересна характеристика, которую он дал Остерману: «Он имел все нужные способности, чтоб быть хорошим министром, и удивительную деятельность. Он истинно желал блага русской земле, но был коварен в высочайшей степени, и религии в нем было мало, или, лучше, никакой; был он скуп, но не любил взяток. В величайшей степени обладал искусством притворяться, с такой ловкостью умел придавать лоск истины самой явной лжи, что мог провести хитрейших людей. Словом, это был великий министр; но поелику он был чужеземец, то не многие из русских любили его, и потому несколько раз был близок к падению, однако же всегда умел выпутаться из сетей».

При Анне Иоанновне Остерман был деятелен и вполне благополучен. Он вершил не только дела внешние, но был советчиком Бирону и государыне во внутренних делах. Бирон не любил его, но отдавал должное уму и работоспособности, иногда, правда, откровенно смеялся. Бирон писал нашему посланнику в Варшаве в апреле 1734 года: «Остерман лежит с 18-го февраля и во все время один только раз брился, жалуется на боль в ушах, обвязал себе лицо и голову. Как только получит облегчение в этом, он снова подвергнется подагре, так что, следовательно, не выходит из дома. Вся болезнь может быть такого рода: во-первых, чтобы не давать Пруссии неблагоприятного ответа… во-вторых, турецкая война идет не так, как того желали бы».

Все верно, но зато Остерман удержался на своих постах при шести правительствах, и все работал, работал… По его инициативе были проведены в жизнь полезные для людей преобразования: уменьшен срок дворянской службы, снизился размер податей. Были приняты меры для улучшения торговли, дел судебных, развития грамотности. Надо сказать, что он давал по большей части разумные советы, беда только, что им не всегда следовали. Например, он был против войны 1736 года с Портой. Крымские татары нападают на нас на границах, бесчинствуют – воюйте, пресекайте бесчинства, но не ввязывайтесь в большую войну. Не послушались! В этой войне мы одержали множество побед, но они ничего России, кроме опустошения казны и гибели множества людей, не принесли. Правда, мы несколько расширили свои границы. А зачем? Вот уж чего у нас в достатке, так это, не скажешь даже земли, – пространств.