Курс — пылающий лес. Партизанскими тропами - П. Курочкин

— Отведите детей! Отойдите все! — приказал врач.

— Что случилось? — спросил меня Григорий.

— Я вез беременную женщину. Может, она рожает?

— Уже родила, — улыбнувшись, сказала Татьяна Николаевна. — Мальчик!

— Как же в самолете мог родиться человек, в нем и развернуться негде? — удивился Григорий.

— А вот родился же!

Григорий Дебелергов почесал затылок и развел руками:

— Все видел, всякое случалось, но такого в полку, ей-богу, не было...

Оказывается, ребенок родился на посадке, в тот момент, когда я услышал крик «помогите!».

Это был шестнадцатый пассажир в санитарной кабине моего По-2. Никогда и никто больше такого количества пассажиров на таком самолете не поднимал. Позже я узнал, что родители решили назвать мальчика Петром. Лестно думать, но, кажется, в мою честь.

Когда я пошел докладывать о полете командиру полка, Владимир Алексеевич Седляревич показал мне радиограмму от партизан. Они видели мой трудный взлет, [66] думали, что самолет в конце разбега упал, поскольку он скрылся за перелеском и рокот его сразу прервался.

— Это когда я вошел в облака...

— Что им ответить? — спросил Седляревич.

— Долетел, мол, благополучно. Поздравляем с сыном.

Провокация

Гитлеровцы, через предателей и полицаев очень скоро узнав об эвакуации детей в советский тыл, стали распространять слухи о гибели русских самолетов с детьми при перелетах через линию фронта.

Провокация пошла гулять по селам и деревням.

Штабу партизанского движения пришлось принимать еще одно специальное решение об эвакуации детей, в котором рекомендовалось провести беседы с жителями, разоблачить лживую фашистскую провокацию. Тогда же был поднят вопрос об одежде для ребят. Дело в том, что в полетах, особенно на больших высотах, дети у нас мерзли, а добротной одеждой партизаны обеспечить их не могли.

Вопрос этот был решен быстро. В один из дней у нас на аэродроме вдруг появились ЗИСы с тюками детской одежды. Вместе с обычным грузом отныне нам вменялось в обязанность возить партизанам и эти тюки.

Вскоре мы узнали, что о детской одежде позаботилась Валентина Степановна Гризодубова. Тяжелые транспортные самолеты ее полка тоже вывозили детей. Используя свои права и обязанности депутата Верховного Совета СССР, она доложила управляющему делами Совнаркома об отсутствии у партизанских детей одежды. Об этом стало известно в Центральном Комитете партии. Совет Народных Комиссаров СССР издал особое распоряжение: при перевозке самолетами партизанских детей обеспечивать их теплой одеждой.

Московские предприятия легкой промышленности приступили к пошиву вещей для детей-сирот. Потом детская одежда была доставлена на аэродромы и распределена по самолетам, летающим к партизанам. Маленьким пассажирам не угрожал больше холод в воздухе. Перед полетом дети получали новые ботинки, пальтишки, теплые вещи.

Скоро люди убедились, что фашисты лгут. На партизанские [67] площадки прилетали те же летчики, которые выполняли первые полеты по эвакуации детей, и никто их не сбивал. Их знали партизаны по фамилиям и именам; мы также начали привозить письма детей, вывезенных в советский тыл. Письма быстро стали достоянием не только родных, но и других детей, проживающих в районах партизанского края...

Как-то раз мы в паре с Иваном Суницким готовились лететь во вражеский тыл, а пока отдыхали в сарае рядом со стоянкой самолетов.

— Давай поспим, — сказал Иван, ложась со мной на телегу.

— Жарко... Зудит все тело... — У меня началась экзема и доставляла много неприятностей. — Скажи, в эту ночь на площадке будут дети?

— Будут, обязательно будут, и очень даже много, — успокоил Иван, закрывая глаза.

— Ты сумеешь всех посадить в свой лимузин?

Иван повернулся и пропел, толкнув в плечо:

— Ты же летчик, Петька, а это значит...

Его спокойствие и уверенность подействовали на меня. Мы задремали.

Во сне мне все время мерещился инверсионный след быстро летящего самолета с дымовой завесой...

— Ну и полет же я видел, — сказал я, просыпаясь.

— Во сне, что ли?

— Ага, солнце, знаешь, и облака...

— Днем, над облаками, будем летать после войны, а пока полетим ночью.

Боковым зрением видел я курносый профиль Ивана. Лежал он, закинув руки за голову, покусывая губами соломинку, думал о чем-то своем. Впрочем, о чем мы думали тогда? Когда долго водишься с людьми, нетрудно угадать их думы. «Слетать бы поскорей да вернуться», — примерно так думал Иван. А тревогу, конечно, прятал подальше. Хоть и воевал он давно, мог бы привыкнуть ко всему, но холодок по коже все же пробегал перед каждым вылетом.

Суницкому, как и Сереже Борисенко, довелось повоевать на Северном Кавказе. Весь ноябрь и декабрь 1942 года он снабжал боеприпасами бойцов, отрезанных с одной стороны противником, а с другой — Главным Кавказским хребтом. Посадочных площадок для [68] тяжелых транспортных машин в горах не было, поэтому к окруженным могли летать только По-2.

Однажды четыре «мессершмитта» зажали самолет Суницкого и отбили у него хвостовое оперение. Машина вспыхнула. Но Иван сумел быстро спланировать и посадить самолет среди гор, покрытых густым лесом. Немецкие летчики долго пикировали, расстреливая догорающую машину. Они улетели лишь тогда, когда израсходовали весь боезапас.

К счастью, Суницкий и его штурман Червяков отделались легкими ожогами и ушибами. Через пять дней они добрались до своего аэродрома, где их считали уже погибшими.

Поскольку днем наши несли большие потери, летать в горы стали рано утром, когда немцы еще спали, а возвращались на базу поздно вечером, в это время гитлеровские летчики уже заканчивали полеты. Когда же была неблагоприятная погода, тогда летали и днем над облачностью.

Часто длины площадок не хватало для перегруженного самолета, однако приходилось рисковать. Самолет, еще не набрав достаточной скорости, срывался в пропасть и в падении добирал ее.

Подстерегала наших и еще одна опасность — рядом располагался противник и открывал огонь из всех видов оружия.

Особенно опасно было летать над местечком Алагир. Это был контрольный пункт маршрута, или, как мы говорим, ворота. Здесь наших подстерегали и «мессершмитты», и зенитки, установленные в горах. Но ребята уже знали повадки фашистских стервятников. Из ущелья, от горы к горе плотно прижимаясь к самому Кавказскому хребту, а то и ныряя в облачность, они упрямо пробивались к цели. Иногда, чтобы быстрее проскочить этот самый Алагир, По-2 набирали высоту в две-три тысячи метров и падали вниз, развивая максимальную скорость. Избежав встречи с истребителями, уйдя от зенитного огня, они уже спокойно продолжали свой полет.

Впрочем, «спокойно» не то слово. Тот, кто летал в горах, знает, в какую болтанку попадали легкие машины. То самолет с огромной силой тянуло вниз, то бросало вверх, где торчали острые скалы, покрытые вечными снегами.

Защитники Кавказа в кровавых боях остановили [69] горных егерей отборной дивизии «Эдельвейс», добравшихся в августе 1942 года аж до Эльбруса, и потом погнали их прочь.

Об этой операции, вошедшей в историю войны под названием Мухолской, часто вспоминали Иван Суницкий и другие наши летчики, которые летали над Алагиром, Мухолом, Дигорой, где шли особенно тяжелые бои.

...К сараю подошли летчики-ночники Борисенко, Носов, Козлов, Горяинов, Лобженидзе, Кулагин, Колобков, Харченко. Все вместе мы пошли в столовую. Сегодня к нам пришел аппетит раньше времени, и девушки — помощники нашего уважаемого повара Веры Дубравиной — подали ужин сразу для всех.

Садилось солнце, небосвод был ясный, но горизонт слегка заволакивало дымкой. Приближались сумерки.

Техники вытаскивали самолеты из укрытий, запускали двигатели, пробовали их работу на разных режимах. Так обычно начиналась наша рабочая ночь.

— Все самолеты звена к полетам готовы, — доложил Суницкому старший техник звена Владимир Волков.

Иван хитро подмигнул мне и с присущей ему добродушной улыбкой сказал:

— Бери, Петя, пример с нашего звена.

— И у нас будет полный порядок, — ответил я. Старший техник моего звена Григорий Дебелергов встретил меня, Лобженидзе, Савина, Долгова, Баландина недалеко от самолетов. Он бодро приложил ладонь к фуражке.

— Можно без доклада, — разрешил я Дебелергову, который всегда обслуживал мой «флагманский» корабль. Его уже успели отремонтировать. Медленно я обошел самолет, погладил по привычке ладонью перкалевую поверхность.

— Заправил оба бака?

— Оба, под самое горлышко, — ответил Григорий. — Груз — боеприпасы. Одежда для детей...

— Гранаты и снаряды не взорвутся?

— Все закрепили намертво. Взрыватели упакованы отдельно в ящики...