Инжиниринг. Истории об истории - АО АСЭ

нам необходимо еще работать в этом направлении. Здесь у нас наблюдается небольшое отставание. Вместе с тем, наш рост и приоритет очевиден в развитии реакторов малой мощности. На наши последние разработки, в частности, малые станции, плавучие АЭС, — конкуренты взирают одновременно и с испугом, и с интересом.

А в практике сооружения и ввода в эксплуатацию Росатом дальше всех сегодня продвинулся в мире. Никто в мире не строит сегодня столь строит за рубежом. Китайцы строят больше, но они строят у себя. И эти позиции важно не потерять, не проспать. Старые кадры стремительно уходят, а новые не растут. Молодежь сейчас есть, старики не все ушли, а вот средняя часть выбыла. Сейчас, правда, стало лучше с образованием, чем в эти годы замедления, а то одно время стали бояться, как бы, в самом деле, китайцев не пришлось бы заказывать — обслуживать наши собственные станции.

Успехи российских атомщиков — это еще и сигнал другим странам, заинтересованным в развитии ядерной энергетики. Это, если хотите, реклама наших технологий. В ближайшие годы свое желание построить АЭС будет выражать все больше стран. Рынок атомных технологий будет стремительно расти и то, что у наших атомщиков будет все больше заказов из-за рубежа — это все более очевидно.

Безопасность

Я скажу так: ни в одной отрасли промышленности нет такой заботы о безопасности, как в атомной. Но никогда, если речь идет о технике, нельзя говорить, что какое-то устройство не может выйти из строя.

Нельзя сделать абсолютно безопасный автомобиль или самолет, равно как и атомный реактор. Но его можно сделать таким образом, что бы, даже если что-то произойдет внутри, сколько-нибудь опасная радиоактивность не вышла за пределы станции. На это затрачены и затрачиваются огромные усилия.

Например, на рубеже веков, под эгидой Организации экономического сотрудничества и развития, в которую, кстати, Россия не входит, в нашем институте была реализована такая научная программа: мы моделировали происшедшую аварию один к одному, сознательно расплавляли уран, со всеми конструкциями при температуре 3000 градусов. В результате этой программы было сконструировано такое устройство, как ловушка для активной зоны. Впервые ее применил Атомстройэкспорт на Тяньваньской АЭС. Теперь такая ловушка устанавливаться на других реакторах российской конструкции. Атомные станции сейчас, в принципе, строят в полтора раза дороже, чем было раньше, и эти «полтора» — плата за безопасность.

Укрытие

Во время строительства объекта укрытия, или, как его принято называть, саркофага, наша группа должна была все время контролировать обстановку: понимать, что происходит внутри разрушенного реактора, следить за выполнением строительных работ, при необходимости своевременно предлагать проектные решения. Очень важно было постоянно наблюдать за изменением метеорологических условий, конвекцией воздушных потоков. Мы помогали строителям в том, что фотографировали самые труднодоступные места, давали им информацию для того, чтобы они могли скорректировать свои действия в ходе реализации проекта.

Дело было так организовано: с первого дня аварии по предложению нашего института при правительственной комиссии была создана экспертная группа «курчатовцев», которая действовала во время ликвидации последствий. Эту группу, естественно, постоянно должен был кто-то возглавлять. Но так как постоянно находиться в радиационной обстановке было сложно, все члены группы, в том числе и руководители, время от времени менялись. В течение 1986 года сменилось порядка 10 руководителей. Я был одним из этой десятки.

Все задания, связанные с ликвидацией последствий аварии, считались честью и выполнялись безукоризненно. Всего от нашего Курчатовского института там побывало около 700 человек: и молодые, и очень молодые, и старые. Решение о поездке принималось не в зависимости от возраста, а от того, что человек мог там сделать.

Надо было очень много работать. С семи утра до одиннадцати вечера, в постоянном напряжении. Борьба с последствиями аварии — это ведь огромное, сложное дело. Мы все время сталкивались с неизвестными, новыми задачами, которые надо было быстро решать. Очень похоже на военные действия: наступили здесь, тут отступили, двинулись в другую сторону.

Очень сложной была обстановка. Хорошие люди погибали прямо на дороге, потому что трассы были узкими. Представьте: тысячи людей работают в узком месте, в которое постоянно привозят горы различных материалов — тут неизбежны аварии, несчастные случаи. На моих глазах погибли два человека: они летели на вертолете и поливали крышу дезактивирующим раствором из бочки, на тросе подвешенной к вертолету. Вертолет зацепился винтом за гак огромного подъемного крана, немедленно рухнул и сгорел. Я летел на другом вертолете, чуть выше, и все это видел.

Мы прекрасно знали, что такое излучение, что такое «много» и что такое «мало» в отношении радиации. Поэтому не совались в помещение, предварительно не померив там радиационную обстановку. У нас были респираторы, защитная одежда, мы мылись по много раз в день — смывали всю радиоактивную грязь.

Принято считать, что большинство людей не знало о реальной опасности. Однако я считаю, что это далеко не так. Во-первых, среди ликвидаторов, приехавших на станцию после аварии, случаев лучевой болезни практически не было. Люди понимали, как регулировать дозу радиационной нагрузки и делали это. От лучевой болезни пострадали только люди, которые находились на станции непосредственно в момент аварии, которые бросились в это самое жерло вулкана. Во-вторых, самый опасный для проживания город Припять, который находится в 7 километрах от АЭС, был полностью эвакуирован сразу после аварии, всех жителей увезли. Потом также эвакуировали жителей окрестных селений.

Правда, я не уверен, что всех предупредили вовремя. Возможно, если бы всех, оказавшихся в зоне воздействия радиации, вовремя накормили йодом, численность заболеваний раком щитовидной железы была бы значительно меньше. Ведь именно этот вид рака стал практически единственным медицинским последствием радиации, и именно это заболевание сравнительно легко прекратить, если вовремя дать организму нужное ему на этот момент количество йода.

Но впоследствии было сделано огромное количество передач, написано много книг: все, что мы могли, все рассказали и написали. Другое дело, что люди не все прочли и услышали. Ученым ведь, как правило, не верят.

Что страх перед радиацией, стресс, вызванный этим страхом, вреднее, чем малые дозы излучения. Большинство людей представляет себе, что радиация — это что-то страшное, рассыпанное на огромных пространствах. На самом деле — нет. Там, где был реактор, там было страшно, а 10 километров отойдешь — все нормально.

Большие дозы радиации, разумеется, вредны. Но то, что малые дозы ведут к опасным последствиям, нигде доказано не было. Напротив, известно, что если животных поместить в колпак, в котором абсолютно нет радиации, они там просто вымирают. Животные в то время просто наслаждались жизнью: они не чувствовали никакой радиации,