Воровские истории города С - Ангелина Прудникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ваню-Никулина арестовали в тот же день. Назавтра в Васином логове нашли и его самого — сидящего на куче ворованных вещей и ожидающего возмездия. Вскоре к делу привлекли и Яшу-Валета, а через месяц из Ивановской области этапировали недостающего члена шайки — Толю-Филипа.
Все были в сборе, и дознание пошло полным ходом. Возобновили все, отложенные было, бесперспективные дела по ограблениям квартир. Несчастные жертвы опознавали кое-какие уцелевшие свои вещи. По украденным документам находили тех, кто даже не решился заявить о грабеже, считая это пустым делом. И, хотя обвинения в хищении боеприпасов с умышленной целью и в организации преступной группировки отпадали сами собой, лоск с воришек облетал, как старая краска с водосточной трубы. Нет, никто их, молодых-красивых, к воровству не принуждал — они сами разворачивались уже довольно круто: до организованной группировки оставался только шаг. И Вася-Пресли неминуемо попал бы в лидеры, хотя на суде он ненавязчиво пытался переложить первенство на Ваню-Никулина, который «побоями заставлял» его, Васю, воровать. И хоть покаялась вся четверка «чистосердечно», да не во всем: часть вещей, изъятых на Васиной хате, так никто и не опознал. А урон обеспеченным и беспечным гражданам она нанесла огромный.
Васе-Пресли, как ни старался он предстать перед судьями простодушным, честным и справедливым парнем, рассчитывать на послабление не приходилось: к своим двадцати двум годам (в группе — самый старший) он уже три раза отсидел за воровство и грабеж; вовлек в преступную деятельность когда-то малолетнего Толю-Филипа (пока Вася отсиживал, Толя ни в чем таком замечен не был); как только освободился — втянул его снова; в общем, «на путь исправления не встал». Да и был он одиночкой: никто за его спиной из паханов не стоял.
Не помогли и остальным участникам прекрасные характеристики с мест их весьма кратковременной работы. Васино пышное «последнее слово» тоже не зачлось.
Услышав приговор: Валету — три с половиной, Филипу — четыре года, Никулину — пять, а Пресли — десять лет лишения свободы, сентиментальные Яша и Василий не смогли удержать слез. Плакали и родители Яши. От остальных родня давно отказалась…
Нет, прежнего лоска на наших «киноартистах» не осталось и следа. И, наверняка, когда обрили им чубы, в их физиономиях ярко проявились циничные и хищные черты, — черты преступников.
Лунный мальчик, или Чем тюрьма роднее мамы
Сестры собрались на кладбище — поправить могилу родственника. Юрка был при них в качестве бесплатного приложения — пришел вместе с отцом. Шмыгал между могилами, что-то вынюхивал, пока отец с дядей Игорем носили песок, а женщины красили оградку. Закончив работу, взрослые помянули покойника и пошли к вдове обедать. За столом пошли родственные разговоры — совсем не до ребенка стало. А Юрка не скучал: шнырял по комнатам, приглядывался. Потом исчез из квартиры, забыв даже прикрыть дверь.
Одна из сестер, Инна, была начеку: не раз проверила за тот вечер наличие денег в своем кошельке — отец племянника рассказывал за столом, что одиннадцатилетний Юрка начал бродяжить, исчезать из дома, что никакого сладу с ним не стало. Раз бродяжит, значит, и ворует. Но деньги по-прежнему оставались на месте, и Инна ослабила свою бдительность. Лишь дома обнаружила, что из наружного кармашка сумки пропали часы с браслетом, о которых она совсем забыла. Как потом оказалось, пропали часы и у брата Игоря — он забыл их рядом с умывальником. Племянничек все же перехитрил всех, и худшее — то, что он ворует, — подтвердилось.
Пришлось Инне звонить матери сорванца, сообщать о пропаже (Игорь предпочел расстаться с часами, но не портить отношения с родней).
— Ну что ты с ним будешь делать? — сокрушалась Елена. — Руки отрубать?
— Да хоть бы предупредили, что сын ворует, мы бы ухо держали востро!
— Всех не предупредишь, — вздохнула сестра.
— Но часы мне нужны, я без них не могу, — не отступала Инна.
— Хорошо, поищем, — пообещала Елена.
Через два дня Инна узнала продолжение душераздирающей истории: ее сестра Катерина, поздно вечером вернувшись домой, обнаружила Юрика спящим на ступеньках лестницы, у своих дверей. Она растолкала племянника, впустила в квартиру, накормила, уложила спать, а на другой день не досчиталась кольца с бриллиантом и наручных часов.
— Зачем ты его пустила? — расстроилась Инна. Случаев с воровством у них в семье еще не было. — Ты же знала, что он нас обчистил!
— Так он же ребенок…
Устоявшийся стереотип ребеночка, тем более племянника, никак не ломался. Снова пришлось звонить Елене.
* * *Возвращение украденных вещей затягивалось. Юрка их сразу оприходовал — куда-то спустил. (Домой — ни-ни — ничего не приносил). Отец смог «отловить» только кольцо — в ломбарде. «Добрый дядя» сдал за паренька колечко, он же (с Юркиных слов) воспользовался и деньгами. Колечко отцу пришлось выкупать. А после того, как сестры заявили в милицию, пришлось папаше воришки раскошелиться и на часы. Матери инспектор сказал: еще одно такое заявление — и сына отправят в исправительное учреждение. Юрка написал инспектору объяснение и тут же был взят на учет. Своей вины он ни в чем не видел и не мог понять, почему на него все кричат.
Встала проблема: что делать в семье с вором? У молодых сомнений не было: горбатого могила исправит, в данном случае тюрьма. Старики жалели «ребенка» и не верили в то, что он сам, по собственной воле, ворует. Он де заблуждается, у него это пройдет. А «ребеночек» все лето «промышлял»: прикидываясь голодным, покинутым родителями, просился на постой к добрым родственникам и знакомым; кормился у них и непременно «благодарил» по-своему: воровал у каждого мелкие, но дорогостоящие предметы, которые можно было легко продать. Покупатель всегда находился… После очередного скандала дома он уходил от родителей и, являясь среди ночи к бабушкам — то к одной, то к другой, снова плакался. Его кормили и оставляли ночевать. На бранчливые замечания молодых — не приваживать вора и не устраивать для него «малину» — бабки отмалчивались, лишь регулярно сообщали родителям, где их чадо.
Чадо же тырило все подряд, особенно у знакомых и друзей родителей: там 500 рублей, там вставную челюсть с «золотыми» зубами, там колечко. Знало: свои закладывать не будут, пожалуются родителям; а с родителями разговор короткий: поругают, побьют; если к трубе цепью не прикуют (отцу для беглеца пришлось изготовить специальные «кандалы», потому что из закрытой квартиры он сбегал через окно, невзирая на этаж) — ищи ветра в поле…
* * *Откуда нагрянула эта чума на семью? Где малец нахватался этой воли?
Поначалу Елена Петровна не больно-то и задумывалась: с мужем бы разобраться, семью сохранить, а дети как-нибудь вырастут. Старший сын — парень что надо: скромняга, помощник. Почему младший такой?
Верить в худое не хотелось. Когда узнала кой-какие факты: у деда стащил «брегет»; у тети, которая мыла его парализованную бабушку, — часики; у отца — деньги, — решила, что это, видно, с рожденья ему дано: еще из детского садика младшенький часто побеги домой устраивал. И потом с ним были хлопоты: в третьем классе начал дышать клеем — дружок у него такой завелся. Потом стал уроки пропускать и врать безбожно — бабушке, матери, особенно отцу, так как у того всегда разговор короткий был, недаром фамилия Кулаков. Приходилось сына и в школу отводить, и из школы встречать. А в шестом классе он совсем как с цепи сорвался.
Замечала Елена Петровна: не всегда он таким шальным был. То тихий мальчик, даже пугливый, дома сидит, маме помогает, чуть ли не за юбку ее держится — то глаза вдруг станут томными, «словесный понос» откроется (болтает что ни попадя, а то и невпопад), и храбрым сделается без удержу. Тут и жди снова чудес: побега, новых жалоб от потерпевших. Она это, оправдывая его, связывала с фазами луны: как, мол, полнолуние, так Юра шалеет. Потом снова сникнет, ходит как сонный. Но затем стала отмечать, что и в новолуние Юра может «ошалеть». Сходила к психотерапевту. Он посоветовал парня драть и за провинности не кормить.
Драли. Голодом, что было трудно устроить, дня по два морили — хоть бы хны. Связался с дружком, который кучу добра своей мамаши на рынок вытащил: хрустальные вазы, чайные сервизы, норковую шапку, серебро, золото. А «добрые тети» — рыночные торговки — все скупили у пацана за бесценок. И Юрка брал с него пример: папа лишился автомагнитолы, которую хранил в шкафу, мама — сережек и электроножа (да мало ли еще чего — за всем не усмотришь). В свои двенадцать лет ребеночек в открытую стал курить, родителями понукать, иногда напивался, а в пьяном виде принимал «секс по телефону» на огромные суммы — и не только дома…
* * *С ребеночком, недавно достигшим тринадцати лет, мне привелось побеседовать.