700.000 километров в космосе (полная версия, с илл.) - Герман Титов

Жизнь подсказала, что хорошо подготовить лекцию — это лишь небольшая часть работы руководителя группы. Вскоре мне пришлось убедиться, что ему необходимы качества воспитателя, организатора. Как-то раз перед началом очередного занятия проверяю, кто отсутствует. Выясняется, нет слушателя Арутюнова. И это уже в третий раз. В чём дело?

Арутюнов — парашютоукладчик. Его рабочий день не регламентирован, но и контроля за ним, очевидно, нет. И вот, как только политзанятия, у него «срочное дело».

— Нет желания быть на занятиях? — без обиняков спрашиваю его.

Арутюнов лукаво смотрит в сторону, бубнит о своей чрезмерной занятости. Задаю несколько вопросов по пройденным темам — знания слабые. Да и откуда им быть, когда в журнале посещаемости против его фамилии стоят прочерки.

— Договоримся так, товарищ Арутюнов, — говорю ему в заключение, — я попрошу вашего начальника не назначать вас на работу, даже на очень срочную, в часы политзанятий. А вы к следующему разу прочитайте и постарайтесь законспектировать вот эту главу учебника.

Кажется просто: доложил командиру, тот приказал — и всё в порядке: систематически пропускавший занятия солдат сидит за столом, уткнувшись в книгу, делает вид, что читает заданное. А как же сделать так, чтобы этот солдат пошёл на политзанятия с желанием, по велению сердца, чтобы он сам расчищал препятствия, мешающие вовремя явиться в класс? Тут многое зависит от пропагандиста; сумеет он увлечь человека — будет толк.

— Опять слабо подготовились, товарищ Арутюнов, — говорю ему после занятия.

— Некогда было, товарищ лейтенант, — не моргнув глазом отвечает он.

— Время-то было. И в кино вчера ходили, и костяшками домино стучали. Так ведь?

Арутюнов молчал.

— Очевидно, нет у вас желания заниматься. Совсем отстали от товарищей. Придётся создать группу отстающих и перевести вас туда.

— Меня? В «слабаки»? — задохнулся Арутюнов.

Обрываю разговор и ухожу. На следующем занятии делаю вид, что вовсе не интересуюсь Арутюновым. Спрашиваю других, рассказываю тоже как бы только для других. Не выдержал Арутюнов, подошёл ко мне после занятий:

— Товарищ лейтенант, почему меня не спросили?

— Слабо готовитесь, и времени у вас нет и желания…

— Неправильно это! — обиженно сказал он.

Задел за живое, уязвил самолюбие Арутюнова этот разговор. А дело от этого выиграло: он стал охотнее приходить на занятия, приглядываться к товарищам, больше читать, думать над прочитанным.

В числе «малоактивных» слушателей в группе считался солдат Розенберг, родом из Прибалтики. Русским языком владел он слабо. Подойдёшь к нему во время рассказа, а у него раскрыта какая-нибудь книга или лежит начатое письмо. С ним также пришлось «повозиться», чтобы привить вкус к учёбе. Бывало и так. Вдруг на занятиях потехи ради выкинет какой-нибудь «номерок» солдат Константинов — разбитной, бесшабашный парень, успевший уже познакомиться с гауптвахтой, свыкшийся с кличкой «отпетого». Тут уж приходилось прибегать к власти, использовать свои права старшего.

Отрадно, что усилия лучших моих слушателей не пропали даром. Группа дважды на инспекторских проверках удостаивалась отличной оценки. Впрочем, не столько уж дело в оценках, сколько в том, что люди заметно выросли, твёрже стала дисциплина, ревностнее несли они службу. А это — главное.

В полку жизнь била ключом. После полётов и занятий мы сходились в клубе, где проводили репетиции предстоящего концерта самодеятельности, занимались в спортзале, смотрели новые кинофильмы.

Друзья-однополчане. Второй справа — лейтенант Герман Титов.

Однажды в клубе я познакомился с девушкой. Её звали Тамарой. Сюда, к нам в Ленинградский военный округ, она приехала с Украины, из Донбасса и работала на нашем аэродроме. У нас с ней нашлось много общего, интересующего обоих. Тамара оказалась интересной собеседницей, она близко принимала к сердцу наши лётные успехи и промахи. Вскоре мы стали с ней ездить в выходные дни в Ленинград, любоваться красотой белых ночей, бродить по аллеям Петродворца, восхищаясь прелестью фонтанов.

И не так уж много времени прошло со дня нашего знакомства, как я написал отцу на Алтай о том, что собираюсь покончить со своим холостяцким образом жизни. Отец не замедлил с ответом. Он писал, как всегда, кратко, но поучительно: «Смотри, сын, если любишь по-настоящему, как я твою мать, то не упускай своего счастья. Но помни: жизнь прожить — не поле перейти. Если возьмётесь за руки, то не упускайте друг друга никогда, ни при каких трудностях. Ты постарше — на тебе особая ответственность, как на мужчине. Береги её, жалей, но не балуй. Сам тоже смотри за собой построже: с тебя, как с семьянина, будет больший спрос. Передавай ей привет от нас. Хотелось бы её увидеть, но, видимо, не удастся до вашего приезда. Целуем. Отец. Мать».

Шумной свадьбы не было. Просто друзья и подруги Тамары посидели за праздничным столом. Нас поздравили командир полка, его заместитель и, конечно же, Степан Илларионович Шулятников. Командир эскадрильи от всего сердца приветствовал мой выбор и пожелал по профессиональной привычке хорошей «слётанности» в семейной жизни.

Герман Титов со своей женой Тамарой Васильевной.

Ряды холостяков, живших в гостинице, таяли. Вслед за мной женились и другие товарищи. И только Михаил Севастьянов и Николай Юренков ждали своих нареченных. Но дружба их со мной не прекратилась. Вместе ходили на полёты, вместе выступали на концертах художественной самодеятельности. Кроме чтения стихов, увлекался я и акробатикой. Выступал в партерной группе. Вместе ездили в гости к шефам на хлебозавод. Давали там концерты, рассказывали о полётах на реактивных самолётах, о перспективах развития советской авиации. Немало друзей появилось у нас на хлебозаводе. И это радовало, обогащало нас, заставляло глубже понять смысл общего труда строителей коммунизма.

В библиотеке.На рыбной ловле.Велосипедная прогулка. На охоту…

А лётная учёба шла своим чередом. Мы приступили к выполнению трудных упражнений по сложному пилотажу, к полётам парой самолётов. Я всегда с удовольствием летал в зону. Мне нравилось в безбрежном небе выписывать фигуры сложного пилотажа. Следуя советам командиров, я старался добиваться чистоты пилотирования, энергичного выполнения каждой фигуры. Так же действовали и другие лётчики нашего звена. Вскоре приказом по полку звено было объявлено отличным.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});