И нас качают те же волны. Провинциальный детектив - Лидия Луковцева

Мать Зои Васильевны – женщина прямая и категоричная, напрочь лишенная дипломатических талантов, но всеми подругами нежно любимая тетя Валя – к Юле «неровно дышала»: «Молодец девочка, не воротит рыло от своих пролетарских корней!»

Самое время пришло для Людмилы Ивановны решить проблему одиночества. Статная, стройная блондинка Мила мужским вниманием обделена никогда не была. Одного прораба сразу после отъезда Юли на учебу даже рискнула привести в качестве мужа. Прораб, мужчинка хлипкий (как охарактеризовала его тетя Валя – «соплей перешибешь»), пленил Милу глубоким бархатным баритоном и игрой на гитаре. В двух предыдущих семьях у прораба было трое детей, и он слегка притомился и от детей, и от жен, и от необходимости добывать деньги на алименты.

Приятной во всех отношениях Людмиле Ивановне статус одиночки добавлял шарма. А как она слушала его пение! «Клен ты мой опавший», «Не жалею, не зову, не плачу»… Особенно ей нравилась песня про капитана дальнего плавания, которого предала жена. У них сложился прекрасный дуэт:

…фотография в каюте,Что висела и не зналаТайных дум оригинала,И лгала во время странствийО любви и постоянстве.

А эта его худоба, его неухоженность, его видная невооруженным глазом несчастливость… А его слова! «Таких, как ты, больше нет», «если бы тебя не было, тебя нужно было бы придумать!»… Пошлые штампы из мужского охмурительного арсенала звучали небесной музыкой. «Ты устала от жизни, тебя просто нужно отогреть…»

Но процесс обогрева и отдохновения прораб начал с себя, любимого, и расслабился слегка, решив, что достиг земли обетованной. А Людмила Ивановна, вынужденная на территории в 18 квадратных метров общаться более тесно, поняла, что прораб, мягко, очень мягко выражаясь, выпить не дурак. С катастрофической скоростью вдруг стали заканчиваться ее лосьоны, духи и туалетная вода, а от прораба приятно пахло ее парфюмом, но почему-то изо рта.

Кроме того, были в его характере и другие черты, которые женщина станет терпеть только после долгих лет супружества, пережив процесс притирки. Их брак длился два года, слава богу, совместно нажитого имущества не наблюдалось, делить ничего не пришлось.

На встрече, устроенной по случаю возвращения в лоно коллектива блудной подруги, Мила вопрошала: «Девочки, вот как вы думаете, все бабы дуры или только русские? Ну, сколько уже можно ту лапшу с ушей снимать?!»

Людмила Ивановна, оптимистка с большой примесью романтичности, снявши лапшу с ушей, еще не раз позволяла ее снова туда навешивать – душе всё чего-то нужно было, душа всё чего-то хотела, а порой даже требовала.

– Наверно, карма у меня такая. Наверно, венец безбрачия, – иногда горевала Мила.

– Крыша у тебя такая – съехавшая! – злилась Люся. – Ну что ты этих козлов жалеешь! Зайка, как там у твоих писателей? Хочешь – пиши, не хочешь – не пиши! Нарисовался на твоем горизонте крендель – сразу реши, хочешь или не хочешь «писать».

– Если можешь не писать – не пиши, если не можешь не писать – пиши, – уточняла Зоя Васильевна.

– Как я могу решить, не узнав человека? – отбивалась Мила. И, надо признать, резон в ее словах был. – А как его узнать, не сойдясь ближе? Я же не рентген! Не все же такие прозорливые, как ты!

Людмила Петровна мрачнела, Зоя Васильевна ежилась, Людмила Ивановна спохватывалась: Люсина прозорливость – это было табу.

– Ты, Милочка, подбираешь мужиков по принципу «каждый следующий отомстит за предыдущего», – шутила Зоя Васильевна.

– По крайней мере, есть что вспомнить! А вы?! Ну ладно, ты неплохо с мужем прожила, блюдешь память о нем, помнишь только хорошее. А Люська?! Один раз под дых получила и скрючилась на всю оставшуюся жизнь! Сохнет, чахнет, и никак не выпрямится, все свою душевную травму лелеет, тетешкается с ней. Сколько там той жизни осталось!

– Я, Милочка, все помню, и хорошее, и плохое, но мне пятьдесят восемь! Не поздновато ли начинать еще одну жизнь, с чужим человеком?

– Чтоб он своим стал, надо с ним пуд соли съесть, а вы даже попыток не делаете найти этого чужого человека да сольцы с ним покушать!

– Бр-р-р!!! – передергивалась Люся, – чужой мужик будет по моему двору да по огороду шляться, требовать первое, второе и компот!..

– Но он же, наверно, и помогать тебе будет, – предполагала Зоя.

– Вот именно: наверно! Совсем не факт! Да еще, чего доброго, и в одну постель с ним ложиться!

– Ты дура, да? – вздыхала Мила.

– Допустим! Ты вот умная, и попыток у тебя было несколько, а что в итоге? Одна, как и я. Неужели в этом козлином стаде одного-единственного козлика, мало-мальски приличного, для тебя не нашлось!?

– Я и говорю же: карма! А потом – лучше сделать и жалеть, чем жалеть о том, что не сделано!

Тем не менее, несмотря на еще несколько попыток Милы устроить свою судьбу, больше ее кровные восемнадцать метров мужские особи на законных основаниях не топтали.

– Наверно, правду говорят, что настоящего мужчину придумали женщины, чтобы пугать ими своих мужей, – вздыхала Мила.

А трудовая ее биография была связана с кондитерской фабрикой, где пребывала она в должности бухгалтера до 90-х, как их сейчас называют, лихих.

Об их продукции и сейчас ностальгировали люди, когда-то ее вкусившие: ах, чернослив и изюм в шоколаде, «Гуси-лебеди», «Жемчужина дельты»! Но когда начался планомерный развал, захват и распродажа всех мало-мальски рентабельных предприятий, их сладкое производство чаша сия не миновала.

Сначала фабрику выкупили иногородние варяги, начало их оккупации ознаменовалось увольнением большей части специалистов со стажем и сокращением зарплаты. Затем, вывезя ценное оборудование, варяги перепродали разбомбленное производство «греку-бизнесмену», как утверждала молва – обычному армянину из Ростова. «Грек» довершил черное дело, и сейчас фабрика угрюмо взирала на мир заколоченными накрест окнами, а в двери проходной был пробит лаз, в который ныряли наркоманы, по своим жизненно важным делам.

И вот в свои 45 без малого Людмила Ивановна осталась, как говорится, без куска хлеба, без перспектив его заработать и с необходимостью платить за квартиру. Слава богу, Юля уже заканчивала учебу, подрабатывала по специальности и могла обойтись без маминой помощи.

Учебные заведения всех уровней, профилей и форм собственности «пекли», потрафляя спросу, юристов – экономистов – бухгалтеров. Людмила Ивановна, в поисках работы не пропускавшая ни одного объявления ни в одной местной газете, порой со смеху покатывалась: требовались бухгалтеры – девушки, приятной внешности, не старше 25 лет, с опытом работы не менее пяти лет. Разве что одному требованию – на предмет приятной внешности могла соответствовать наша дама, но в те времена в народившемся племени бизнесменов не находился любитель сорокапятилетней ягодки с большим бухгалтерским опытом.

Был «Гербалайф», было выращивание грибов – вешенок (до продажи дело не дошло, грибы почему-то не росли в купленных на последние сбережения мешках с мицелием), затем была должность сторожа на строительном объекте у частника… Сейчас Людмила Ивановна порой сама себе удивлялась: как она тогда не побоялась и рискнула влезть в эту клоаку – рыночную торговлю?! Однако рискнула, влезла – от безысходности и отчаяния, наверно. Назанимала нужную для старта сумму у хороших людей (слава богу, нашлись такие, еще сохранившие какие-то сбережения, ведь как правило – у хороших людей их не бывает).

По части оформления необходимых бумаг и взаимодействия с серьезными организациями особых проблем не возникло – спасибо начальному бухгалтерскому образованию и трудовой деятельности, а знания компьютера рынок не требовал. Для начала, по подсказке новых товарок, съездила Людмила Ивановна в Пятигорск, набила барахлом три клетчатых сумки – сундука, под их же чутким руководством (такие же бедолаги, экс-учителя, медики и прочая бюджетная мелочь, либо попавшая под сокращение, либо работающая де-юре, а де-факто зарплаты не получающая). И начался новый этап ее жизни – рыночной торговки, а если применить эвфемизм – индивидуального предпринимателя. Те же товарки, освоившиеся уже в новых реалиях, помогли адаптироваться и ассимилироваться.

Дело у нее пошло, обнаружилось чутье в искусстве одевать не столько себя, сколько других. Да и вкусы ее неизбалованных покупательниц были неприхотливы – лишь бы поярче, да с люрексом. Уже и долги были розданы с благодарностью и презентами, уже и ассортимент товаров расширился, уже кое-какие накопления появились, как Юля надумала рожать.

Ладно бы еще одного, справились бы как-нибудь, но двое младенцев с малым весом, плюс роженица с кесаревым – какая же мать станет наблюдать это в отдалении? И новоиспеченная бабушка ликвидировала свое индивидуальное предприятие, сдала квартиру двум студенткам, поручив подругам быть инспектирующей стороной, и отбыла в град Петров осваивать свою новую роль.