Метод Шерлока Холмса (сборник) - Джун Томсон

– По какому праву вы вторглись сюда? Если вы сейчас же не покинете дом, я уведомлю сэра Реджинальда и он прикажет вышвырнуть вас вон!

Я заметил, что Холмс усмехнулся, будто наглость Адамса его забавляла. Впрочем, на инспектора Булстоуна она не произвела ни малейшего впечатления.

Кинув на Адамса суровый взгляд, он обратился к мисс Крессуэлл:

– Вы узнаете этого человека, сударыня?

– Да, узнаю, – холодным, четким голосом промолвила она. – Это Эдвин Фэрроу, который украл у моей хозяйки, миссис Найт, драгоценности и намеренно пичкал ее морфием, судя по всему собираясь заставить ее изменить завещание в свою пользу.

Булстоун прочистил глотку и, сделав несколько шагов вперед, официальным тоном произнес:

– Эдвин Фэрроу, вы арестованы за причинение вреда здоровью миссис Найт и кражу принадлежащих ей ценных вещей.

Развязка этой драмы последовала быстро, будто была заранее отрепетирована. После того как сержант Кокс защелкнул на запястьях Адамса наручники, два констебля подхватили его под руки и вывели из дома, чтобы отвезти в полицейский участок в Чичестере. Там он дождался прибытия инспектора Булстоуна и его коллег, которые переправили его в Лондон. Позднее Адамс и его сообщник, некий Артур Кроссмен, предстали перед судом по обвинению в убийстве миссис Годфри Хэмилтон, пожилой вдовы, прикованной к постели, и приговорены к повешению.

Мы с Холмсом и мисс Крессуэлл вскоре тоже распрощались с мистером Мэйтлендом, который собирался остаться в поместье до тех пор, пока Адамсу не подыщут подходящую замену. Престарелый джентльмен наконец попал в надежные руки своего внучатого племянника и миссис Графтон.

Однако в деле Холбрук-холла все-таки оставались две небольшие загадки, которые по-прежнему мучили меня. Одну из них Холмс сумел прояснить в тот же день, по возвращении на Бейкер-стрит.

– Скажите, Холмс, – спросил я, – почему первая же анонимка, представленная Мэйтлендом, полностью убедила вас в том, что это дело рук Адамса?

Холмсу пришлось опустить «Ивнинг стандард», которой он только что заслонился от меня.

– Вот это, дружище, – лаконично ответил он, указав на газету.

– «Ивнинг стандард»? Не понимаю, как…

– Нет, не сама газета! – нетерпеливо воскликнул он. – Газетный шрифт! Я хорошо разбираюсь в шрифтах, которые используются ежедневной прессой[39]. Взглянув на анонимку, я сразу понял, что Мэйтленд не мог послать этого письма, а значит, преступником является Адамс. Если помните, текст послания был составлен из отдельных слов и букв, вырезанных из некой газеты, в которой я немедленно распознал «Дейли газетт»[40] – популярное издание, делающее упор на сенсациях и скандалах. Выбор Мэйтленда, который, скорее всего, читает «Таймс» или «Морнинг пост», вряд ли пал бы на эту дешевую газетенку. Вот почему я был уверен, что анонимку состряпал именно Адамс, куда больше похожий на любителя подобных изданий.

С этими словами он вновь раскрыл газету, давая мне понять, что разговор окончен.

Вторая загадка, связанная с этим делом, долго тревожила мое воображение, но постепенно стерлась из моей памяти, пока о ней случайно не напомнил мне сам Холмс.

Однажды вечером мы лениво беседовали, перескакивая с предмета на предмет и рассуждая то о проектах военных кораблей, то о перелетных птицах. Наконец разговор зашел о том, насколько характер и склонности человека определяются врожденными качествами и как много зависит от воспитания.

Я доказывал, что необычайная наблюдательность Холмса и его способность к дедукции, вероятно, являются результатом систематических тренировок.

К моему изумлению, Холмс неожиданно завел речь о своей юности и о предках, хотя прежде за все годы, что мы были знакомы[41], ни разу не упоминал об этом. В частности, он выдвинул предположение, что артистические способности достались ему от его бабушки, которая приходилась сестрой французскому художнику Верне[42].

На мой вопрос, откуда он знает, что свойства эти наследственные, а не благоприобретенные, Холмс сделал еще более поразительное заявление, которое я полностью привожу здесь.

– Потому что мой брат Майкрофт наделен ими в еще большей степени, чем я. – И стал рассказывать мне про своего брата, о котором прежде никогда не упоминал, утверждая, что тот еще более наблюдателен, однако при этом начисто лишен энергии и честолюбия. Позднее, расследуя похищение чертежей Брюса – Партингтона[43], Холмс добавил к портрету брата еще кое-какие штрихи. Выяснилось, что, занимая довольно незначительный пост финансового контролера, Майкрофт благодаря своей изумительной способности запоминать и сопоставлять огромное количество разнообразных фактов сумел сделаться для правительства незаменимым человеком. В сущности, он и был само британское правительство!

Будучи допущен в комнату для посторонних посетителей клуба «Диоген», я был поражен тем, насколько братья несхожи между собой. Мой друг обладал аскетической наружностью, у него было худое лицо и орлиный нос индейца. Его брат, напротив, был дороден, даже грузен, круглолиц, его широкие крупные руки напоминали моржовые ласты. Однако при ближайшем рассмотрении я уловил между ними некое сходство, заключавшееся главным образом в тонком, проницательном выражении лиц, свидетельствовавшем о том, что оба брата отличались мощным интеллектом.

Вскоре после того, как мы вошли, к вящему моему удовольствию, разрешилась наконец и вторая загадка Холбрук-холла. Во время нашего разговора Майкрофт Холмс невзначай коснулся этого дела, упомянув, что Холмс советовался с ним всего неделю назад.

– Адамс, конечно? – спросил Майкрофт Холмс, и мой друг ответил:

– Да, Адамс.

И тут я все понял. Мне вспомнилось, как странно замялся Холмс на слове «мой», перед тем как выговорил слово «осведомитель». Вероятно, он собирался произнести «мой брат».

Меня чрезвычайно обрадовало, что мне самостоятельно удалось прийти к этому небольшому дедуктивному умозаключению. Довольный, я откинулся на спинку сиденья и стал наслаждаться шутливой пикировкой братьев, которые, подойдя к окну и увидав двух прохожих, принялись наперебой рассказывать о них, проявляя при этом чудеса наблюдательности[44].

На один миг мне почудилось, что и у меня есть что-то общее с этими выдающимися личностями, которые своей наблюдательностью и дедуктивными способностями превосходили самых искушенных экспертов страны, если не мира.

Поэтому я был немало опечален, когда Холмс запретил мне обнародовать эту историю, поскольку сэр Реджинальд Мэйтленд еще жив и его репутация может пострадать, если правда выплывет наружу. Однако, будь у меня выбор, я с радостью поделился бы с читателями своим маленьким успехом на дедуктивном поприще, который доставил мне такую радость.

Дело о пропавшем кардинале

В одном из опубликованных рассказов[45] я как-то заметил, что 1895 год оказался особенно памятен для моего старого друга Шерлока Холмса. Он приобретал все большую известность и был буквально завален интересными делами, в числе которых были случай со знаменитым дрессировщиком канареек Уилсоном[46] и трагедия в Вудменс-Ли, отчет о которой я опубликовал под заглавием «Черный Питер»[47].

Возможно, самым необычным среди этих дел явилось расследование внезапной смерти кардинала Т́оски, предпринятое Холмсом по спешно изъявленному желанию его святейшества папы[48].

Помнится, случилось это в марте. К нам в квартиру на Бейкер-стрит заглянул нежданный посетитель – отец О’Ши, священник римской католической церкви. Это был пухлый, упитанный розовощекий человечек, судя по лучистым морщинкам вокруг глаз, – натура жизнерадостная и добродушная, хотя в тот день выражение его лица, подозреваю, было куда серьезней, чем обычно.

Священник пришел в сопровождении пожилой респектабельной дамы в черном, которую он представил как миссис Уиффен. Дама тискала в руке носовой платочек, будто лишь недавно утирала глаза и собиралась делать это вновь.

Первым заговорил отец О’Ши. Извинившись за внезапное вторжение, он зачастил своим ирландским говорком:

– Однако дело настолько важное, мистер Холмс, что я счел возможным пренебречь условностями и явиться к вам без приглашения.

– Что это за дело? – спросил Холмс, указывая посетителям на кресла.

– Оно касается вчерашнего исчезновения ватиканского кардинала Тоски, – ответил священник, а миссис Уиффен приложила платочек к губам и начала тихо всхлипывать.

– Ну-ну, моя милая, не надо плакать, прошу вас, – ласково укорил ее отец О’Ши. – Я уже говорил, вы не виноваты в исчезновении кардинала. Как же вы расскажете мистеру Холмсу о случившемся, если будете точить слезы, словно ива под апрельским дождиком?