Бумаги Иисуса - Майкл Бейджент

Однако в изложении составителей Нового Завета распятие умышленно лишено политического контекста. Это доказательство того, что цензоры последующих эпох сознательно старались отделить Иисуса и его жизнь от исторической эпохи, в которой он родился, жил и умер – какой бы ни была его смерть. В своем усердии эти цензоры совершили еще более разрушительную ошибку: они отделили Иисуса от еврейского контекста. И сегодня огромное количество христиан понятия не имеют о том, что Иисус никогда не был христианином: он был рожден иудеем и прожил свою жизнь как иудей.

Примерно через поколение после распятия Иисуса – или, по крайней мере, его исчезновения с исторической сцены – Иерусалим и Иерусалимский Храм были потеряны для иудаизма. Центром иудаизма стала раввинская школа в Иавнее. В это же время начались манипуляции историей жизни Иисуса, в результате чего возникла религия, центром которой стал Иисус, а не Бог. Здесь мнение многих древних хроникеров расходятся, однако именно на этом основаны все альтернативные теории. Еврейское происхождение Иисуса стали рассматривать в контексте усиливавшегося языческого влияния, которое принесли с собой принявшие христианство греки и римляне. В последующие столетия это языческое влияние увело христианство довольно далеко от иудаизма.

Среда для распространения христианской веры сильно изменилась: теперь оно предназначалось не для иудеев, а для язычников – тех, кто верил в многочисленных богов и богинь, таких как Митра, Дионис, Изида и Деметра, – и поэтому нуждалось в новой «упаковке», имевшей антиеврейский оттенок. Почва для пересмотра истории и триумфа искусственного «Иисуса веры» над «Иисусом истории» – человеком, который говорил о Боге и передавал божественное послание, но не объявлял себя Богом – созрела.

Настоящим чудом можно считать тот факт, что одно из Евангелий, старательно отделяя Иисуса от иудаизма, все же сохраняет часть «исторического Иисуса» и фрагменты его учения о божественном:

«Тут опять иудеи схватили каменья, чтобы побить Его. Иисус отвечал им: много добрых дел показал Я вам от Отца Моего; за которое из них хотите побить Меня камнями? Иудеи сказали Ему в ответ: не за доброе дело хотим побить Тебя камнями, но за богохульство и за то, что Ты, будучи человек, делаешь Себя Богом. Иисус отвечал им: не написано ли в законе вашем: Я сказал: вы боги? Если Он назвал богами тех, к которым было слово Божие…»[86]

За время, прошедшее с момента произнесения Иисусом этих слов, до того, как они были записаны – приблизительно в конце первого века н. э., – Иисуса превратили в христианина. Но быть христианином – значит исповедовать учение, весьма далекое от иудаизма. Это особенно заметно в диалоге между одним из отцов церкви Иустином Философом, жившим во втором веке н. э., и еврейским философом по имени Трифон. Последний приводит весьма разумные доводы:

«…те, которые утверждают, что Он был человек и по избранию помазан и сделался Христом, – говорят справедливее…»[87]

Далее Трифон развивает это положение, возражая Иустину:

«Отвечай же мне сперва о том, как доказываешь, что есть другой Бог, кроме Творца всего, а потом докажи, что Он родился от Девы».[88]

Если оставить в стороне подробности диспута и ответы Иустина – неопределенные и неубедительные с точки зрения Трифона, – то становится очевидной непреодолимая пропасть, разделившая эти две религии. Те, кто уверенно двигался в направлении, которое со временем превратится в ортодоксальное христианство, уже не были способны к компромиссу. Для Иустина имела значение только вера в Христа, и эта вера могла принести спасение всем, хотя они «не субботствуют, не обрезываются и не соблюдают праздников».[89]

Совершенно очевидно, что еврейский закон был отброшен – вместе с настоящей историей Иисуса.

Глава 5

Сотворение Иисуса веры

Современные христианские иллюстраторы любят изображать Иисуса, бредущего по просторам Древнего Израиля – солнце золотит его светлые кудри, но не обжигает нежную кожу. Они представляют его в образе христианского миссионера, окруженного учениками, причем некоторые из них уже пишут свои Евангелия, чтобы увековечить священные слова живого Бога.

Мы уже указывали на очевидный изъян этой картины: Иисус был евреем. Он был смуглым уроженцем Палестины, а не белокожим жителем Северной Европы. Однако в таком образе Иисуса есть и еще одна серьезная ошибка, столь же существенная, но менее известная: в те времена не существовало такого понятия, как Евангелие, не говоря уже о Новом Завете; в те времена не было христианства. Священные книги, которыми пользовались Иисус и его ученики, были священными книгами иудаизма – это очевидно для всякого, кто читает Новый Завет и замечает, насколько хорошо Иисус знает иудаистские тексты, с какой легкостью он их цитирует, а также предполагает, что слушатели тоже знакомы с ними. Разумеется, при условии, что описанные в Евангелиях события происходили на самом деле.

Нас всегда убеждали, что разные Евангелия были написаны в конце первого века н. э., и поэтому мы с большим удивлением обнаружили, что в начале второго века н. э. Новый Завет еще не существовал. Не появился он и в конце века, хотя некоторые теологи того времени, озабоченные тем, что они считали «истиной», пытались создать его. Однако несмотря на все усилия богословов христианству пришлось ждать еще почти два столетия, прежде чем появился признанный всеми текст. Чего же они ждали?

Эта задержка с появлением официального собрания христианских текстов ставит под сомнение глубоко укоренившееся за последние 1500 лет убеждение, что каждое слово Нового Завета есть правдивое изложение слов самого Бога. Для независимого наблюдателя более вероятным выглядит предположение, что Новый Завет был не только намеренно приписан Богу, который вряд ли одобрил бы расширенное толкование веры, но также специально сфальсифицирован группой людей, которые из корыстных побуждений и властолюбия желали контролировать божественные проявления.

Так уж случилось, что эта задержка произошла в период, когда теология почувствовала потребность в централизованной ортодоксии. До того, как были приняты ключевые решения относительно божественной сущности Иисуса, у церковных иерархов не было официальных критериев для определения, какие именно тексты представляют их новую религию.

И что еще важнее, многие современные люди считают тексты Нового Завета священными и неприкосновенными. Они верят, что это слова самого Бога, единственный путь к спасению, слова, которые нельзя изменить или понимать как-то иначе, нежели чем буквально. Никто никогда не объяснял им, что вовсе не таким было намерение первых составителей рассказов об Иисусе, включенных в это собрание. На самом деле в первые 150 лет существования христианства единственным авторитетом оставались тексты, которые мы теперь называем Ветхим Заветом.[90]

Ярким примером отношения первых богословов к этим тестам служат произведения христианского писателя второго века н. э. Иустина Философа. Для него так называемые Евангелия были просто воспоминаниями разных апостолов, которые можно было зачитывать в церкви и использовать для укрепления веры, но которые никогда не считались Священным Писанием. Термин Священное Писание использовался по отношению к книгам закона и книгам пророков – то есть Ветхому Завету. Совершенно очевидно, что Иустин «никогда не считал Евангелия, или Деяния апостолов, священными книгами».[91] Иустина в конечном итоге признали святым, но современного христианина, осмелившегося отстаивать его взгляды, сочтут радикалом.

Тем не менее в конце первого и во втором веке новой эры действительно начали записывать предания об Иисусе. Собирались его высказывания и истории из его жизни, но ни одно из таких собраний в те времена не считалось официальным или утвержденным Церковью. Кроме того, не подлежит сомнению, что тексты, вошедшие в наш Новый Завет, появились именно в этот период. В конце первого и во втором веке н. э. сама концепция «христианства» выкристаллизовалась из мессианского иудаизма, что тут же привело к логическим затруднениям, причем нередко весьма существенным.

Во втором веке до н. э. наблюдалось интересное явление: арамейское слово мешиха – мессия – начали использовать для обозначения истинного правителя Израиля. В частности, им называли грядущего царя из рода Давида.[92] Надежда на появление потомка Давида нашла выражение в книгах пророков Ветхого Завета. Таким образом, использование христианами термина кристос, или Христос – греческого перевода арамейского слова мешиха – наряду с транслитерацией на греческий как мессиас (современный «мессия»), связано с иудейской традицией, о которой прекрасно знали во времена Иисуса.[93]