Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса - Леонид Васильевич Милов

несколько мокроватых”, а также на унавоженных суглинках[108]. XVIII век лишь во второй половине в результате народной практики создал тот сорт пшеницы, который более или менее был адекватен природно-климатическим условиям России.Пшеница-ледянка

Этот сорт – так называемая “ледянка” (особый вид яровой культуры). Важнейшим достоинством ее является ее сверхранний посев. Причем на землю, приготовленную (т. е. вспаханную и заборонованную) еще с осени. К такой агротехнике в русском земледелии был приспособлен дотоле лишь один мак. Ледянка “сеется весною, как скоро снег сойдет и земля несовершенно еще растает, на приготовленной еще осенью земле”[109]. Отсюда и ее наименование – “ледянка”. В районе Каширы урожайность ее на хорошей земле достигала иногда чрезвычайного уровня (сам-8 и больше). Но, что особенно важно, – “ледянка” могла расти на хорошей, но не унавоженной земле[110]. Сверхранний посев делал ледянку способной не заглушаться травами, меньше болеть. Главное же ее достоинство – оптимальная приспособленность к экономическим условиям трехполья. Как и любая пшеница (озимая и яровая), ледянка требовала хорошей вспашки земли. В общем потоке бешеного темпа весенних работ двойная затрата труда на обработку земли для яровой пшеницы была часто просто непосильным бременем. В условиях роста эксплуатации барщинного крестьянства, вызванного развитием товарного помещичьего хозяйства во второй половине века, весенний цикл работ крестьянина был настолько напряжен, что часто приводил к угрозе воспроизводству самого крестьянского хозяйства. Единственным оптимальным резервом трудовых ресурсов была осенняя послеуборочная пора, поскольку молотьба довольно часто не была сопряженной с сезонно-погодными условиями и затягивалась вплоть до самой зимы. Постепенно именно этот резерв и начинает использоваться распространением во второй половине века в Центральной России и на Северо-Западе так называемой зяблевой вспашки. Однако это был длительный процесс. Пшеница-ледянка в принципе великолепно укладывалась в этот резерв напряженного цикла работ трехполья. В 60-е – 70-е годы XVIII в. посевы пшеницы-ледянки отмечены в Переславль-Залесской провинции (“пшеница, называемая ледянка, красная и скороспелая”), Тульской, Тверской и др. губерниях[111]. Однако А.Т. Болотов отмечает, что в 60-е годы XVIII в. эта разновидность пшеницы только начинает распространяться.

В осенний резерв времени крестьянина-земледельца вторгается прежде всего помещик. Поэтому и посевы пшеницы-ледянки – это прежде всего элемент зернового хозяйства помещика, как и вообще всех видов пшениц. А.Т. Болотов отмечал, что в Тульской провинции крестьянские посевы пшеницы-ледянки были лишь в некоторых деревнях, да и то преимущественно у оброчных крестьян[112]. Несмотря на это, в целом появление и распространение пшеницы-ледянки было выдающимся агрикультурным достижением этой эпохи.

Достоинства пшеницы-ледянки оттеняют недостатки озимой и яровой пшеницы как очень прихотливых, капризных, “нежных”, как говорили в XVIII в., хлебов. Прежде всего эти “хлеба” требовали исключительно хороших, плодородных, тучных земель или земель, добротно унавоженных. В условиях, когда в Нечерноземье преобладали малоплодные, минимально удобренные земли, это создавало большие трудности и приводило в итоге к минимальным высевам и притом главным образом яровой пшеницы, т. е. озимая не могла еще конкурировать с рожью. В черноземных краях, где уровень плодородия почвы был более высоким, более или менее широкому распространению как озимой, так и яровой пшеницы препятствовала слабая устойчивость тогдашних сортов этой культуры к болезням и сорнякам (головня, костер, так называемый пух). А.Т. Болотов с горечью писал в 60-х годах о том, что хорошие всходы озимой пшеницы чаще всего были благополучными до стадии колошения, “но потом заглушаются пухом, костером и другими худыми травами”[113], или “недозрев или в самый налив ложится на землю и большая половина сопревшая с пустыми колосьями приходит”[114].

Конкретных сведений об удельном весе посевов озимых и яровых пшениц практически нет. Но вот, редкая удача позволяет нам убедиться в слабом распространении пшениц даже в Черноземье. В Топографическом описании Воронежской губ. есть данные от 7 июля 1785 г. по Воронежскому у. “Хлеб сеется: рожь с овсом в равной пропорции, а противу оной (т. е. этой доли посева, – Л.М.) греча [сеется] в третью [часть от посева овса или ржи], пшеница Яровая – в десятую, озимая – в одиннадцатую часть”. Иначе говоря, это 10–15 % от ярового и от озимого клина. “Просо, ячмень, мак и семя конопляное и льняное противу всего онаго хлеба – в малом количестве”[115].

Ярким исключением была группа уездов Орловской губ. Здесь условия для сева пшеницы были, видимо, наиболее благоприятны. Наблюдатели в один голос расхваливали здешние черноземы. В Мценске “довольно хлебородных нив тучных, полей рубных(?)”[116]. О Ливенском уезде: “земли в нем самые лучшие и к урожаю хлеба способные”[117], особое внимание уделялось посевам пшеницы, “которую наипаче умножать стараются”[118]. О Елецком уезде: “земля чернозем и в своем роде лучшая, а притом мало еще обработанная”[119]. В Малоархангельском у. первенствовали озимая пшеница и озимая рожь[120]. В 80-х годах Орловский край был своеобразным “аграрным Клондайком”. Здесь было множество степей, нетронутых ковыльных просторов, где носились сайгаки и дикие козы (а на Брянщине – дикие вепри)[121]. Близость р. Оки как удобной транспортной артерии способствовала стремительному освоению земель прежде всего под пшеницу, которая требовала более тщательной обработки почвы. И здесь под озимые сорта пшеницы землю “троили”, то есть пахали трижды[122]. Таких условий, пожалуй, больше нигде не было кроме юга донских степей и некоторых районов Северного Кавказа.

Слабая устойчивость к болезням, необходимость тщательной обработки почвы способствовали слабому распространению яровой пшеницы в крестьянском хозяйстве Заволжья и Оренбургского края. П. Рычков подчеркивал: “Чтобы хорошо пшеница родилась, двойная работа земледельцу надобна: ибо с начала весны наперед всего вспахав и выбороня землю, должны ее покинуть, дабы она прела, что называется здесь пар. Потом ту ж землю еще пашут, сеют и боронят в другой раз, чего при другом хлебе весьма редко наблюдают, но, спеша севом, оставляя пар (т. е. не делая его, – Л.М.), довольствуются одним паханием”. Таким образом, посевы пшеницы были и в этих краях, но занимали третьестепенное место прежде всего из-за большой трудоемкости возделывания. Были и чисто местные препятствия расширению пшеничных посевов – даже новые земли под пшеницей быстро выпахивались (“после 2-х или 3-х севов требует пшеница новой роспашной земли”)[123]. Снова пшеничное поле и здесь одолевали головня, куколь и т. п.

Все это приводило в XVIII в. к реальному проявлению традиционного критерия целесообразности, который синтезировал такие параметры культуры, как продовольственные достоинства, стабильность урожайности, затраты труда и рабочего