Апостол Павел - Мария-Франсуаза Басле

Встреча и откровение Иисуса на дороге в Дамаск у автора «Деяний» ассоциируется с видением рая: имеется очень большое сходство между его описанием обращения Савла и описанием Преображением Христа в помощь «столпам Церкви» (Петру, Иакову и Иоанну)[315]. Таким образом, Павел становится в ряд с Двенадцатью апостолами с момента получения им сверхъестественного опыта, даже если его обращение имело несколько иную природу[316].

Повествования «Деяний» изображают Божественное таким образом, чтобы их могли понять греки, которым они были адресованы. Религии с таинствами, особенно религии Элиуса и Изиса содержат ритуал посвящения на путь от тьмы к свету; ex-voto[317] язычников рассказывают об опыте слепоты, то есть об опыте жизни, прожитой в «ночи веры»[318] и заканчиваются мистическим откровением. Наконец, Анания в точности исполняет роль греческого мистагога[319], который «открывает глаза» как в прямом, так и в переносном смысле, о чем говорится в безличном (грамматически)[320] повествовании «Деяний», где Анания — главный персонаж, поскольку именно при его посредстве, а не на прямую, как тогда, когда Иисус сам открыл Савлу о его избрании, Павел начинает понимать свою миссию и судьбу, которая его ожидает. Второе видение, которое совершилось для его пользы и которое дополнило видение самого Павла, почти что копирует ритуал посвящения язычников[321].

Описание, данное автором «Деяний», затрагивает также очень точно некую иудейско-христианскую среду, возможно, ту, которая приняла в Дамаске новообращенного. Судя по тому, что автор «Деяний» употребляет различную терминологию, он обращался к первоисточникам, которые не ограничиваются воспоминаниями о Павле. Он редко приводит точные факты в повествованиях «Деяний», кроме, может быть, отрывка от первого лица, где упоминается имя Анании, который крестил Савла, имя Иуды, имевшего жилище в доме, и — что невероятно! — название улицы, где находился этот дом: улица Прямая (Деян., 9:11). Должно быть, автор знал жителей Дамаска, но такие детали действительности он дает, когда есть прямой свидетель, а воспоминания людей об улицах и домах могут рассказать именно о местных преданиях![322]

Итак, действия и слова Анании, описанные в «Деяниях», напоминают сектантские писания первого столетия нашей эры, ессейские или похожие на ессейские, которые передают рассуждения секты «Территории Дамаска» о Новом Завете. Здесь практиковалось крещение через погружение в купель после возложения рук и принятия Святого Духа, что в точности соответствовало порядку крещения, который установился после обращения Павла, по словам автора «Деяний». Как и в сектах баптистов, такое крещение являлось обрядом покаяния и обращения, чтобы впредь придерживаться праведного пути. Но главным было действие Духа в очищении и освящении человека: именно Дух внушал необходимость перемениться, увидеть злое в себе; именно Дух очищал от неправды и давал чувство искупления; именно он побуждал впоследствии жить в прямоте и смирении. И наконец, он позволял видеть Свет жизни: для секты «Территории Дамаска» «видеть» значило понимать Божий замысел и избирать для себя Его волю. Но откровение не следовало немедленно за обращением: люди «Территории Дамаска» были «как слепцы», «люди, ищущие дорогу на ощупь», пока не явится наставник, чтобы, по их словам, «раскрыть» их глаза, чтоб они могли видеть[323].

Эти параллели освещают метафорическое содержание пути, на котором «Деяния», и только они, изображают Савла во время между призывом Бога к нему на пути в Дамаск, встречей с Ананией и крещением; пути, который, возможно, послужит назиданием новообращенным в духе веры ессеев.

«Когда обращаются к Господу, тогда завеса падает»[324]. Момент обращения Савла был снятием всего лишь первой завесы в ряду «упавших завес», который протянулся по всей жизни апостола, где важные моменты сопровождались снятием очередной завесы, что иногда отражалось а его письмах[325]. Первое открытие в Дамаске заставило признать Павла Божьего Сына и посвятить себя Христу на всю жизнь. Второе «снятие покрова» произошло четырнадцать лет спустя: оно утвердило Савла в его призвании апостола язычников и побудило публично выступить против обрезания, что он и сделал в Иерусалиме перед «столпами Церкви». «Снятие покрова» — это познание, данное в откровении, или побуждение к действию; это, может быть, интеллектуальный опыт, подразумевающий новое восприятие Моисеева Закона в Духе Господа, то есть с большей свободой[326].

О видении Павел упоминает только один раз: он говорит о видении, посетившем его за четырнадцать лет до того, как он написал свое Второе послание к Коринфянам в 54 году; таким образом, оно может обозначать начало его миссии в 40–41 годах[327]. Он описывает его одновременно как видение и как откровение, «апокалипсис» Небесного Царства. Павел не находит слов, чтобы передать пережитое им в тот момент людям. Он употребит греческий термин (optasia), обычно применяемый к посвященным или к неизречимой реальности, термин, который употреблялся в мистических писаниях язычников и лексике Семидесяти[328], а также встречается в Евангелии от Луки и в «Деяниях». Кроме знакомых терминов, для описания события Павел располагает только темами и словарем Апокалипсиса. Его видение — это «вознесение на небо», отречение от своей собственной личности; это потрясающее переживание, которое он опишет так: «Я был вознесен Христом!»

В иудейских апокалипсисах мистик обычно восходит на небо через вознесение или успение. В Книге тайн Еноха текст похож на тексты первых христиан, а рассказ Савла очень близок Книге тайн Еноха: его «третье небо» — то же самое, что у Еноха райское место[329]. В иудейском тексте — это место откровения через ангелов; место награды, которая ожидает праведников в потустороннем мире; место, приготовленное для них согласно свидетельствам Павла в «наследство вечное». Но Павел, в отличие от иудейских авторов не передает слов откровения: когда он пишет грекам Коринфа, он ведет себя, как посвященный грек, как «мистик», которому не позволено повторить «невыразимые слова». Кроме того, можно предположить, что в сочетании с иудейской мистикой пережитое Павлом было ответом на досужие домыслы о таинстве творения и вездесущего Бога[330]. Книга тайн Еноха дает некоторые пояснения относительно условий, возможных для видения: о видениях во сне очень много говорится и в Библии и в апокалипсических писаниях. Сам Павел остается уклончивым и даже сомневающимся по отношению к природе пережитого — физически или духовно? — опыта: «В теле ли? Не знаю. Вне тела? Не знаю. Бог знает».

Уже долгое время историки пытаются решить проблему, состоящую в том, чтобы сопоставить этот автобиографический рассказ с упоминающимися в книге «Деяний» явлениями и видениями, о которых говорится часто внутри речи самого Павла.

После обращения в одно из первых пребываний в Иерусалиме Савлу было явление Христа во время его молитвы в Храме[331]. Он применил к этому своему переживанию термин «исступление», скорее свойственный медику, выбравшему это определение для того, кто вне себя. Рассказ построен по образцу греческой аретологии[332], где явление божественного — результат молитвы смятенного верующего. Это явление было для Павла предостерегающим: оно предупредило его об опасностях, которые подстерегают его в Иерусалиме, и ему дано было повеление покинуть город. Этот эпизод, приведенный в «Деяниях», очень важен: обращенный гонитель был утвержден в своем призвании проповедовать и стать апостолом язычников. Явление занимает главное место в замысле «Деяний», так как делает из Павла прямого свидетеля воскресения Христа, получившего свое поручение непосредственно от него.

Павел свидетельствует об этом событии, но вовсе не приписывает его своему первому пребыванию в Иерусалиме[333], что совсем неудивительно, так как именно в Послании к Галатам он стремится доказать свою апостольскую независимость. Дата, кажется, совпадает с той, когда Павла посетило упомянутое им эсхатологическое видение, хотя между этими двумя переживаниями нет ничего общего. Наконец, сами обстоятельства этого явления переданы в «Деяниях» весьма приблизительно. В другой речи, приписываемой Павлу, оно в самом деле сходно с его встречей на пути в Дамаск и относит Павла к миссионерству.

Создается впечатление, что «Деяния» имели целью представить призвание Савла как «богоявление», как зрелищное проявление божественного, каким его ожидали греки, но которое Савл ощутил и понял, как иудей, то есть как сокровенное откровение. Впрочем, автор приспосабливает к этой схеме первые мистические опыты, пережитые Павлом в соответствии с воспоминаниями и свидетельствами, которые мы, к несчастью, уже восстановить не можем. Видения Анании и Савла, по его словам, послужили толчком к крещению обращенного и изображены одинаковым образом: молитва и пост вызывают видения, когда божественное вступает в контакт с верующим, отвечает его переживаниям и выражает свою волю, что является характерным для греческого понимания богоявления.