Буддийская классика Древней Индии - Валерий Павлович Андросов

Так говорил Благодатный, и радовались пятеро подвижников, слушавшие Его. И когда эта проповедь была возглашена, сознание (читта) пятерых подвижников полностью очистилось и освободилось от мирских привязанностей.

[ЗАКЛЮЧЕНИЕ]

Традиционно считается, что все пятеро уже в этой жизни не только получили плод «вступивших в поток» (т. е. окончательно вставших на Путь), но и достигли высшей, четвёртой стадии совершенства — стали архатами и обрели нирвану.

[ТОЛКОВАНИЯ]

Собственно говоря, день Первой проповеди правомерно называть первым днём распространения буддизма, а последующие дни — началом образования буддийской общины, сангхи. Современные буддисты Южной Азии отмечают эти события в начале сезона дождей, т. е. в июне — июле. Они датируют их 588 г. до н. э., когда Шакьямуни уже было 35 полных человеческих лет. Согласно последним научным изысканиям, традиционные даты жизни Будды нужно «омолаживать» примерно на 200 лет, что является вполне реальным историческим временем для первых ростков буддизма в долине Ганга.

В данном тексте были возвещены три важнейших учения буддизма. Во-первых, уже упомянутые в Первой проповеди пять видов привязанности сознания и психики к существованию. Кхандха, или скандха (санскр. skandha; букв. «скопление, совокупность») — группа того или иного вида дхармо-частиц потока сознания особи. Буддисты насчитывают пять групп, которые суть пять видов «прилипания» сознания к объектам сансары, как внешним, так и внутренним, например к собственному эго. В первую группу входят дхармо-частицы чувственного содержания (рупа) потока сознания, в основном это пять органов чувств и их объекты; вторая группа — ощущения (ведана) приятного, неприятного и нейтрального; третья — представления (санджня), или знаково-понятийное содержание сознания; четвёртая — кармические силы и влияния (санскара) прежних деяний; пятая — [чистое] познание (виджняна). Считается, что эти группы обусловливают существование Я особи, препятствующее познанию подлинной бессамостности (анатман), преходящести (анитья), Просветлению (бодхи) и окончательному освобождению (мокша, нирвана).

Анитья (санскр. anitya; пали апiсса; невечность, непостоянство) является центральным и определяющим понятием буддизма (наряду с анатманом и духкхой). Непостоянны все внешние и все внутренние элементы потока сознания, т. е. объективное и субъективное содержание познания. Таков основной принцип взаимозависимого происхождения явлений. Но анитья — это не метафизическая догма, а особого рода интуиция, которой характеризуется вступивший в поток (шротапанна — первая ступень святости в буддизме) и обрести которую необходимо каждому изучающему наследие Будды. Глубокое проникновение в непостоянство, в процессы возникновения и исчезновения любого объекта созерцания и, следовательно, воспитание в себе непривязанности суть шаги на Пути освобождения.

Не менее важна в буддизме идея отсутствия вечной души. Анатман (санскр. anatman; пали anatta; отсутствие самости и вечной души, букв, не-атман) — главное доктринальное понятие буддизма, которое создало совершенно иную ориентацию для человеческой мысли, не свойственную другим культурам. Во-первых, анатман означает отсутствие любых нетленных начал как во всех существах (в том числе в Боге-творце), так и во вселенной. Следовательно, согласно Будде, всё непрерывно течёт и ежемгновенно меняется. Но в духовной практике под «всё» буддисты понимали поток сознания — единственное данное нам непосредственно и подлежащее преобразованию и усовершенствованию. Во-вторых, понятие «анатман» осмысливается и истолковывается так, что любая индивидуализация самости причиняет вред нравственным устоям, ведёт к низким рождениям и умножению Страдания. Значит, духовному освобождению благоприятствует как раз отказ от личного Я, от понятия Моё и от всяческого выделения индивида (пудгала-найратмья), а также умение интуитивно созерцать состояние анатмана.

В «Дхаммападе» (160–161) говорится: «Я есмь господин [собственного] Я. Разве другой господин сможет быть таковым? Только покорением [собственного] Я обретают господина, что чрезвычайно трудно. [Собственное] Я причиняет зло, которое моим Я порождённое, от моего Я возникшее» ([Dhammapada 1977: 30], ср. [Дхаммапада 1960: 86]).

Учение об отсутствии души, или вечного Я, создавалось в противовес брахманистским философско-религиозным идеям об атмане как некой неизменной сущности, сохраняющейся в процессе череды рождений особи. В Махаяне понятие «анатман» получило дальнейшее развитие в учениях об отсутствии самосущего (нихсвабхава), о пустоте (шуньята) и о несамостоятельности и бессущности дхармо-частиц (дхарма-найратмья)[41].

«Сутта об огне»

(«Адитта-[парияйя]-сутта»)

[ВСТУПЛЕНИЕ]

После провозвестия Закона в Сарнатхе и Варанаси Шакьямуни отправился обратно к месту Просветления в Урувилву и Гаю, дабы обратить Кащьяпу с братьями и учениками. Они были признаны оком Просветлённого «пригодными» ко вступлению в общинное братство. В пути Будде пришлось заниматься и не совсем обычными делами. По-видимому, бог зла — Мара — продолжал чинить свои козни Победителю. На сей раз Просветлённого и Его последователей встретили два змея, которые в индийской мифологии именуются нагами и издревле являются весьма почитаемыми в Индии персонажами религиозных представлений.

Наги изображались зачастую в виде полулюдей-полузмей и символизировали внутренние, скрытые от глаза силы природы. Чаще всего местом постоянного пребывания нагов считались глубины Мирового океана. Змеи, встреченные на дороге Буддой, изрыгали дым и огонь[42]. Просветлённому пришлось применить свои сверхъестественные силы. Он не только победил и покорил змеев, но и обратил их в свою веру. Таким образом в круг буддийской религиозности вводился один из наиболее популярных в народе культов — культ змее-почитания.

Правда, согласно палийской традиции («Махавагга», I, 15, см. [Vinaya Texts 1881–1885, pt. I: 119–122]), встреча со змеем произошла по просьбе Кащьяпы, обратить которого оказалось не так просто. Исследователи отмечают, что этот эпизод разительно контрастирует на фоне палийских жизнеописаний, противоречит образу и характеру «палийского Будды», но зато вполне соответствует необыкновенным чудесам и магическим творениям, сообщаемым более поздними компиляциями санскритских авторов [Thomas 1952: 91]. Мне думается, что нельзя полагаться только на одну традицию. В более широком контексте жития Первоучителя проявление Им сверхъестественных способностей в этом эпизоде отнюдь не выглядит чужеродным элементом.

Только после чудесной победы Просветлённого над яростным царём нагов Кащьяпа стал прислушиваться к словам Шакьямуни. До этого Кащьяпа ревностно творил брахманский ритуал, священнодействуя у негаснущего жертвенного огня. Более того, он уже считал себя архатом, т. е. освобождённым от крута рождений и достойным нирваны. Всё-таки Будда переубедил его, и главная заслуга в этом принадлежит не только продемонстрированным чудесам, но и проповедническому мастерству Учителя[43]. Из проповедей, возвещённых в этих местах, одна является особенно выразительной и называется «Сутта об огне».

[ПЕРЕВОД]

— О подвижники, всё пребывает в огне. Почему же, о подвижники, всё пребывает в огне?

Глаз, о подвижники, есть огонь. Цвет и форма (рупа)[44] [которые видит глаз], есть огонь. Сознание, воспринимающее увиденное, есть огонь. Горит даже то, чем соединяются глаз с цветом и формой. И ощущение (ведана) приятное, неприятное или безразличное, которое мы получаем от этого соединения, оно тоже есть огонь.

Какого же рода этот огонь? Я заявляю,