Абджед, хевез, хютти... Роман приключений. Том 4 - А Адалис

— Растереть лицо и руки снегом! В аптечке должен быть спирт.

Сергей и Галина яростно старались оживить бездыханные тела. Вдруг Галина ахнула:

— Сережа, а Сережа! Мой-то зовсим як покойник, и дырка в голови…

Сергей наклонился. Тонкие, извилистые губы трупа были плотно сжаты. В уголке глаза чернело отверстие от револьверной пули.

— Тут уж дело конченное. Поглядим-ка, может быть, этот выживет.

Они расстегнули высокий воротник и куртку. Борис подбежал с раскрытым флаконом:

— Нашатырный! — коротко буркнул он.

Спирт подействовал. Англичанин чихнул и открыл глаза.

— Уэр эм ай? — задал он слабым голосом традиционный вопрос, радостно напомнивший Козодоевскому о множестве прочитанных романов.

— Он спрашивает, «где я?» — торжественно перевел Борис.

Сергей сочувственно усмехнулся:

— Это не мешало бы и нам знать.

— Во всяком случае скажем, что у нас, — заволновался Козодоевский и без запинки ответил: — в России.

По лицу англичанина пробежала слабая улыбка. К общему удивлению, он заговорил на ломаном русском языке. Борис по инерции продолжая объяснять:

— Он рад. Он доволен. Он счастлив.

Внезапно голос англичанина изменился. Глаза потухли:

— Уикли? — резко спросил он.

— Что?!

— Мой товарищ Уикли?

Спасители переглянулись. Наконец, Сережа указал на труп.

— Он мертв.

Англичанин с трудом повернул голову и выругался со стоном облегчения:

— Годдам, это не Уикли!

Найти человеческое тело, погребенное, может быть, под десятками тысяч тонн снега, могла помочь только счастливая случайность. Она, впрочем, не заставила себя ждать.

Под сравнительно неглубоким снежным покровом, рядом с новеньким термосом и отлетевшим аэропланным колесом, лежал юноша в военной форме. Его левая щека была залита кровью, а руки судорожно сжаты.

Когда наконец удалось привести Уикли в сознание, его первым словом был бессмысленно счастливый смех, скоро перешедший в слезы. Теперь все было в порядке. Борис неожиданно перецеловался с потерпевшими крушение.

Мучительно поразмыслив, Сергей, по старой следовательской привычке, скрестил руки на груди. Свой вопрос он задал прямо с ударением и расстановкой:

— Вы не шпионы?

— Я работал в Петроград и Архангельск, товарищ. Сергей начинал понимать:

— У кого?

— А вы кто?

— Коммунист.

— С вами.

У Сергея быстро и четко забилось сердце. Он впился глазами в лицо офицера:

— Ваша кличка?

— Револьвер.

— Броунинг?!

— Да.

Сергей вспомнил комнату с разбитым окном в Коминтерне. Он хотел пожать руку Арту, потом раздумал и бросился к нему на шею.

Глава восьмая

КОНЕЦ И НАЧАЛО

Уикли, обмотанный марлей, и пятнисто-рыжий от иода Борис полулежали около ярко горевшего костра. Борис, запинаясь на трудных местах, рассказывал Уикли о Москве, о России, о путешествии на восток. Джонни поддакивал и улыбался. После катастрофы и неожиданного спасения все представлялось ему в розовом свете. Чины, ордена остались далеко позади, тем более, что здесь, как говорит новый товарищ, чуть не на земле валяются богатства! Нужно только вовремя нагнуться. К тому же на родине он не мог получить большого чина, так как не имел ни связей, ни знатных родственников, ни состояния. В груди у него поднималось новое чувство освобождения. «Все к лучшему». Так и проще и легче.

Наконец, пришли с охоты Сережа и Арт. Сережа тащил убитую козулю, Арт чему-то весело смеялся. Козуля перешла к Галочке.

К тому времени, когда жаркое было готово, все уже разместились у огня тесной дружеской компанией. Лейтенант, выпустив изо рта густой клуб доброго английского дыма, начал свою повесть, специально отложенную до ужина.

(В сентябре 1914 года он был послан английским военным министерством во Фландрию, где ему пришлось служить в разведочной бригаде. В мае следующего года счастье изменило ему: аппарат, подбитый из германского зенитного орудия, был вынужден снизиться за линией неприятельских окопов. По счастливой или несчастной случайности, Арта направили не на привилегированные «квартиры для военнопленных», а в концентрационный лагерь близ города Марбурга. Там жили на пленном пайке русские, татары, французы, кавказцы. Восемь месяцев Арт провозился на вражеских полях с всесильной картошкой. Близкое знакомство с немецким крестьянством, постоянное пребывание в интернациональной толпе открыло ему глаза на смысл войны. В одну из темных ночей, под покровом вьюги, француз Форбуа, русский Манцев и англичанин Броунинг выбрались из лагеря, оставив за собой разрезанную колючую проволоку. Лютая зима 1916 года была свидетельницей их отчаянных усилий спастись от жандармов и облав. В начале 17-го они перешли австрийскую границу. Арт начал учиться у Манцева русскому языку. В августе беглецы подобрались к Карпатам и, наконец, вздохнули свободно, смешавшись с безликой толпой беженцев. Только тогда Арт узнал, что Россия без царя, что там революция. Война разлагалась. На фронтах падала дисциплина. В ноябре трое беглецов выехали из Австрии с бесконтрольной партией пленных, и Россия поглотила их. Тут тоже металась война, но другая — близкая и понятная — война против войны: народ старался побороть угнетателей. Запад, восток, юг вспыхивали восстаниями. В Киеве Форбуа заболел тифом и умер. Манцев и Арт уехали в Харьков. Здесь англичанин связался с компартией. Весной он добрался до Москвы, где проработал несколько месяцев. Именно в Москве, на работе, с ним и повстречался несколько раз Сережа Щеглов. Позднее Арт был командирован на северный фронт. В Архангельске русскую революцию укрощали англичане. В одном из боев Броунинг попал в плен к «своим», успев предварительно уничтожить компрометирующие бумаги. Он с трудом уверил английское командование, что специально пробирался через всю Россию в Архангельск в армию его величества. После неудавшейся капиталистам оккупации Арт вернулся в Англию и, по-старому, попал на авиационное дело. В конце концов, военное министерство послало его в Индию, где Арт тайно мечтал повести советскую агитацию.

Остальное — жизнь в Индии и бегство — было уже известно слушателям по отрывочным признаниям).

Сережа ласково посматривал из-под сдвинутых бровей на нового товарища. Когда тот кончил, Сергей только поближе придвинулся к нему и тихо положил руку на широкое спортсменское плечо. Теперь очередь рассказывать была за русскими.

Сергей не был мастер литературно повествовать. Он уступил эту честь тонко улыбавшемуся Борису и только время от времени вставлял: «не пересаливай, черт» или «и вовсе не так страшно было». Борис рассказывал картинно и увлекательно, настолько картинно, что англичанину пришла мысль «погулять еще до Москвы по этой майнридовщине», а Сережа и Галочка почувствовали прилив новых сил. Что касается автора рассказа, он еще с утра воспрянул духом при мысли, что находится отныне в обществе сильных и вооруженных людей. Воспоминание о таинственных намеках купца и попа пробудило у него охоту к странствиям. Когда, откашлявшись после своего блестящего выступления, он выдул залпом фляжку воды и вытер пот со лба, у всех пятерых оформилось одинаковое решение: «Вперед во что бы то ни стало!» Лейтенант аккуратно выколотил свою трубку, потом встал, прошелся и вернулся к Борису: