В тени регулирования. Неформальность на российском рынке труда - Коллектив авторов

В экономической литературе, посвященной развитию малого бизнеса, часто обсуждается вопрос о том, существует ли оптимальный уровень самозанятости. Или, если поставить вопрос по-другому, можно ли считать тот или иной уровень самозанятости надежным индикатором состояния экономики, уровня ее технологического развития, степени формализации/деформализации рынка труда? Несмотря на то, что дискуссии по этому поводу продолжаются, большинство исследователей полагают, что чрезвычайно высокий показатель самозанятости – когда ее доля достигает, а то и превышает треть от всех занятых – является достаточно веским свидетельством архаичности структуры экономики и нехватки рабочих мест в формальном секторе. Занятие мелким и мельчайшим бизнесом в таких странах становится практически единственным способом получения дохода. В то же время если сравнивать страны с близким уровнем экономического развития, то выраженная дифференциация стран по этому показателю свидетельствует о существовании различных институциональных препятствий для занятия мелким предпринимательством.

Для проведения сравнительных исследований между странами с развитой рыночной экономикой обычно используют показатель несельскохозяйственной самозанятости, прежде всего в силу того, что аграрные отрасли экономики не играют важной роли в хозяйстве этих стран[193]. На наш взгляд, для переходных экономик не менее важен показатель общей самозанятости, поскольку во многих из них сельское хозяйство является ведущим сектором экономики. В этих условиях динамика соотношения между общей и несельскохозяйственной самозанятостью выступает в качестве одной из важных характеристик происходящих структурных сдвигов.

На рис. 11.2 представлены показатели общей и несельскохозяйственной самозанятости в 23 странах с переходной экономикой в 2010 г. Данные за весь период 2000-х годов отражены в табл. П11-1 в Приложении.

Примечание: страны ранжированы по уровню общей самозанятости.

Рис. 11.2. Доля общей и несельскохозяйственной самозанятости в странах с переходной экономикой, 2010 г., %

Источники: результаты национальных обследований рынка труда.

Как видно из приводимых данных, в пореформенный период самозанятость в переходных экономиках стала важным источником рабочих мест. Ее распространению в немалой степени способствовало то, что в экономике этих стран активное развитие получили так называемые сектора с низкой добавленной стоимостью (торговля, услуги), которые не требуют высоких первоначальных инвестиций и высококвалифицированной рабочей силы.

В целом по странам с переходной экономикой доля самозанятости в общей численности работающих превышает 27 %. Особенно широко она распространена в бывших советских республиках (страны Балтии мы относим к ЦВЕ), где доля самозанятых составляет 40 % – показатель, который более характерен для развивающихся стран. Отметим, что сказанное не относится к России, которая по уровню самозанятости (7,4 % в 2010 г.) больше похожа на европейские постсоциалистические страны.

В Центральной и Восточной Европе на условиях самозанятости работает лишь пятая часть занятого населения. Хотя, конечно, и в этом регионе существует значительная межстрановая вариация. В экономически менее развитых Сербии, Румынии, Македонии, Боснии и Герцеговине вне сектора наемного труда находятся 28–34 % всех работающих, тогда как на другом конце располагаются страны Балтии и Венгрии с показателем 8–12 %.

Разрыв в уровнях самозанятости между европейскими постсоциалистическими странами и бывшими республиками СССР в первую очередь объясняется различиями в структуре их экономик. Как следует из рис. 11.3, в странах СНГ примерно две трети всех самозанятых сосредоточены в сельском хозяйстве. Слабые темпы структурной перестройки, характерные для большинства стран СНГ, являются причиной того, что на протяжении 2000-х годов этот показатель не претерпел серьезных изменений. В странах ЦВЕ, напротив, структура самозанятых существенно изменилась. В этом регионе с 2000 г. по 2008 г. доля сельскохозяйственной самозанятости упала с 40 до 25 %.

Рис. 11.3. Самозанятые в сельском хозяйстве по отношению ко всем самозанятым, 2000 г. и 2008 г., %

Однако особенности структуры экономики, в частности, доля сельского хозяйства, не могут служить единственным объяснением межстрановых различий в уровне самозанятости. Если посмотреть на долю несельскохозяйственной самозанятости, то в этом случае разрыв между двумя группами стран даже возрастает. В странах ЦВЕ она, как правило, не превышает 10 %, тогда как в СНГ и Грузии на условиях самозанятости трудятся около пятой части всех работников несельскохозяйственных отраслей. Как показывает рис. 11.2, самозанятость является основным состоянием на рынке труда в несельскохозяйственных отраслях в целом ряде стран бывшего СССР – Таджикистане, Молдове, Грузии.

Чрезвычайно высокая доля самозанятых может свидетельствовать о том, что значительная часть самозанятых занимается «предпринимательством по необходимости» (necessity entrepreneurship), когда основной целью индивида является обеспечение текущих потребностей, а проблемы дальнейшего роста своего дела, развитие новых направлений деятельности, получение доступа на неосвоенные рынки даже не рассматриваются в качестве цели [OECD, 2011].

В странах ЦВЕ при среднем уровне несельскохозяйственной самозанятости, равном 10 %, показатели для отдельных стран колеблются в пределах 7-17 %. Эта величина не только значительно ниже по сравнению со странами СНГ, но и по сравнению со странами Западной Европы (рис. 11.1). Разрыв становится еще более существенным (он увеличивается более чем в 2 раза), если проводить сравнение со странами Южной Европы, которые гораздо ближе им по уровню экономического развития. Здесь возникает вопрос, не является ли «отставание» постсоциалистических стран по масштабам распространения самозанятости следствием особенностей их институциональной среды, которая, если не препятствует, то, по крайней мере, не стимулирует развитие малого предпринимательства? Низкий уровень самозанятости в странах с переходной экономикой может также объясняться психологическим наследием командной экономики, которая подавляла в людях готовность к принятию на себя риска.

Какова была динамика самозанятости в период быстрого экономического роста, который пришелся на 2000–2008 гг.? Как демонстрирует рис. 11.4, в странах с переходной экономикой уровень общей самозанятости снизился в эти годы на 2,8 п.п. Для восточноевропейских стран понижательная динамика была характерна для всего рассматриваемого периода. В странах СНГ снижение общей самозанятости наблюдалось начиная с 2004 г. На фоне относительно умеренного сокращения среднего показателя выделяются Румыния, Литва и Казахстан, где доля общей самозанятости упала на 8-11 п.п. Среди стран, в которых общая самозанятость выросла, особняком стоят Словакия и Грузия: доля рабочих мест для самозанятых в них увеличилась достаточно существенно – на 6–8 п.п.