Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий - Александр Владимирович Шувалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Общая характеристика личности
«Так и в характере И.А. Г. с годами сказались отрицательные черты неврастенической неуравновешенности и даже признаки настоящей мании преследования. Но в то же время уже в детстве были заметны в Г. задатки огромной впечатлительности и исключительной наблюдательности, составлявшие основное в элементах его творческого духа». (Чеисигин, 1997, с. 283.)
К вопросу о психическом заболевании
«В литературных и светских кружках Петербурга давно ходили толки о том, что автор “Обрыва” заподозрил своего ближайшего сверстника Тургенева в похищении у него замысла лица Базарова, так как его собственный нигилист был им задуман давно, раньше появления “Отцов и детей”. И в начале семидесятых годов эта идея особенно сильно бродила в его душе… Я слышал от тех же лиц, что в половине семидесятых годов писательская подозрительность все в том же направлении дошла до того, что Гончаров видел во многом, выходившем тогда из-под пера парижских натуралистов, приятелей Тургенева, подкопы под него; находил у них даже свои сюжеты и замыслы лиц». (Боборыкин, 1986, с. 494.)
«Чем-нибудь из этих своих свойств Тургенев, вероятно, бессознательно уязвил и Гончарова, и на этой почве у последнего выросла так называемая навязчивая идея, подобная той, которой, как ныне оказывается, страдал драматург Стриндберг. Такая идея, как известно, сначала является лишь временами, отгоняемая рассудком, но затем рассудок перестает с нею бороться, и она овладевает вполне сознанием своей жертвы и образует своего рода безумный круг представлений, в котором уже все ей подчиняется и ею внушается… Так было и с Гончаровым, который вообще отличался мнительностью. Это состояние его, как видно из писем к
С. А. Никитенко, дошло до своего апогея в 1869 году…» (Кони, 1989, с. 67–68.)
«Бред преследования». (Мендельсон, 1927, с. 68.)
[Из письма от 31.12.1855 г.] «Хандра гложет до физического расстройства… [Из письма от 25.05.1868 г.] Забудьте навсегда все, что я говорил о своих галлюцинациях, и я забуду и отныне никогда — что бы ни случилось со мной — ни слова не произнесу о моих снах. Это бред и останется бредом. Мне теперь уже покойнее, а будет, бог даст, и совсем покойно… [Из письма 1869 г.] Живу ночью, а днем сплю, потому что страдаю бессонницей и крайним раздражением нерв и приливами…» (Гончаров, 1952, с. 293, 367, 386.)
«Начиная с шестидесятых годов, переписка его и воспоминания о нем разных лиц свидетельствуют, что в его характере, ранее более спокойном и общительном, все сильнее проступали чисто неврастенические и ипохондрические свойства… Ему мерещатся всюду происки врагов, им овладевает настоящая мания преследования. Его неотступно томит боязнь, что против него где-то ведется какая-то сложная интрига мнимых друзей, над ним в тиши издевающихся, и все они задаются целью, в особенности Тургенев, Ауэрбах и др., выкрасть содержание его романа, чтобы опередить в печати. В этом расстройстве им овладевают, наконец, мысли о самоубийстве…» (Чешихин, 1997, с. 308, 313.)
«Страдал несомненной душевной болезнью». (Ганнушкин., 1971, с. 761.)
«…Жил он одиноким, почти анахоретом, в довольно скучной обстановке, все время в одной и той же сумрачной квартире на Моховой, во дворе, в первом этаже, в которую не проникало Солнце». (Барсов, 1986, с. 516.)
«Перед нами крупнейший писатель, и притом представитель редкого литературного бесстрастия, который вместе с тем сплошь да рядом находился на границе настоящего безумия. Происходя из патологической семьи, некоторые члены которой даже кончили жизнь в доме для умалишенных, Гончаров был психопатически-мнительным человеком (главным образом в связи с состоянием погоды), одержимый по временам определенно-выраженной манией преследования». (Венгеров, 1993, с. 138.)
Особенности творчества
«Эйдетизм как предпосылка к художественному творчеству». (Кузнецов, Лебедев, 1972, с. 169.)
«…Лица не дают мне покоя, пристают, позируют в сценах, я слышу отрывки их разговоров — и мне часто казалось, прости господи, что я это не выдумываю, а что все это носится в воздухе около меня, и мне только надо смотреть и вдумываться». (Гончаров, 1952а, с. 140.)
«…Устойчивость воображения надо допустить в писателе Гончарове: известно из его автобиографии, что он имел обыкновение вынашивать целый роман в голове, даже с разделением на главы. Лишь тогда Гончаров садился писать и, конечно, писал очень скоро». (Энгель-мейер, 1911, с. 28.)
«“В моей работе, — писал он Стасюлевичу из Мариенбада, — мне нужна простая комната, с голыми стенами, чтобы ничто даже глаз не развлекало, а главное — чтоб туда не проникал ни один внешний звук, чтобы вокруг была могильная тишина и чтобы я мог вглядываться и вслушиваться в то, что происходит во мне, и записывать. Да, тишина безусловная, и только”…Наконец, на творчество его влияли и физические недуги. Нервная восприимчивость, сидячая по необходимости жизнь и сильная склонность к простуде отражались на его настроении иногда в чрезвычайно сильной степени». (Кони, 1989, с. 59–60.)
Существует мнение, что на творчестве И.А. Гончарова его психическое расстройство никак не отразилось. «Романы Гончарова дажеутомляют своей нормальностью. Между тем это был полусумасшедший человек с тяжелейшими депрессиями и маниями». Сделаем только одно дополнение: сам творческий процесс у Гончарова, как мы видим, безусловно испытал патологическое влияние. В диагностическом плане, видимо, можно думать о хроническом бредовом расстройстве, так как симптомы психического заболевания писателя в наибольшей степени соответствуют этим критериям. При шизофрении бред обычно имеет более причудливое и нелепое содержание, шире представлены галлюцинации, формальные расстройства мышления и признаки снижения личности.
ГОРОВИЦ (Horowitz) ВЛАДИМИР САМОЙЛОВИЧ (1904–1989), американский пианист, представитель романтического стиля исполнения. Родился в России, с 1928 г. в США.
«Горовиц был бисексуалом, ипохондриком и страдал временами маниакально-депрессивными расстройствами… В 1953 году к депрессии Горовица, вызванной недоброжелательными отзывами в печати, прибавилась боязнь того, что один из участившихся приступов колита случится с ним во время выступления. Все это обусловило исчезновение пианиста на двенадцать лет из поля зрения публики. В начале 80-х годов чрезмерная зависимость от лекарств сказалась на игре Горовица, и он вынужден был сделать перерыв в выступлениях —
