История Востока. Том 2 - Леонид Васильев

Не все и не всегда полностью отдавали себе отчет в этом. Что касается коммунистов первого поколения, то в них было немало от революционного порыва и искренней веры в то, что они несут своим народам освобождение. Именно эта вера и эта искренность сыграли едва ли не решающую роль в том, что в годы серьезного политического и социального кризиса, вызванного второй мировой войной и японской оккупацией Китая и Юго-Восточной Азии, поднявшиеся на борьбу с оккупантами крестьянские массы в ряде случаев пошли за коммунистами, что и привело после победы революций в этих странах к созданию там сходных с СССР режимов марксистского социализма.

Итак, в качестве генерального ориентира для развития деколонизованного Востока оказались в середине XX в. две основные модели – еврокапиталистическая и марксистско-социалистическая в ее сталинской модификации. Обе продемонстрировали успехи, причем вторая сделала это в условиях, весьма близких к тем, что были характерны для Востока. Нельзя сказать, что в СССР не было крутой ломки структуры и решительных радикальных преобразований всего образа жизни страны и людей. Было и то, и другое, да и много еще такого, о чем в то время мир не знал или только смутно догадывался. Но одно четко отличало сталинскую модель от еврокапиталистической: она принципиально выступала против свободного рынка и свободной частной собственности, т.е. выступала как раз против того, что было чуждым традиционному Востоку и требовало от него болезненной структурной ломки, правда, уже давно начатой, а кое-где и приведшей к ощутимым позитивным результатам. Сталинскую и еврокапиталистическую модели развития следует считать своего рода полюсами широкого диапазона возможного выбора пути для стран Востока. Между этими полюсами лежал веер направлений промежуточного характера. Что же сыграло решающую роль в выборе пути развития? Какие факторы и обстоятельства повлияли на выбор?

Религиозно-цивилизационный фундамент как фактор выбора

Об этом фундаменте уже немало было сказано в третьей части книги. Теперь вопрос необходимо поставить в несколько иной плоскости: как та или иная из восточных цивилизаций содействовала выбору пути развития в середине нашего века? Для этого следует провести небольшой сопоставительный анализ.

В мире ислама – явственный акцент на религиозно-детерминированное социальное поведение при покорности каждого воле Аллаха, соблюдении строгой обрядово-этической дисциплины. Заметны фанатизм и фатализм правоверных, забота о благосостоянии социума (уммы) с неким подобием социального страхования (закят).

Для индо-буддизма характерен акцент на религиозно-детерминированное индивидуальное поведение различающихся кармой людей с установкой на личностные усилия ради исключения из мира сансары и слияния с небытием. Материальное благополучие, социальная гармония и тем более идея равенства людей высшей ценности не имеют.

Дальневосточно-конфуцианская традиция-цивилизация характеризуется акцентом на социальную этику и административно-регламентированное поведение. Высоко ценятся стремление к гармонии, благосостоянию при постоянном личном самоусовершенствовании, а также идея равенства.

В мире ислама сфера человеческих отношений строго регламентирована, простор для самореализации минимален, социум довлеет над человеком безоговорочно.

В индо-буддизме нет такой степени подавления человека социумом, как в исламе. Но простор для индивидуальных поисков ограничен сферой потустороннего. Взаимоотношения людей регулируются строгими нормами общины и касты.

На Дальнем Востоке статус социума выше статуса человека, но за каждым признается право на самореализацию и самоусовершенствование в рамках общепринятой нормы. Поощряется состязательность, способствующая выявлению потенций каждого.

В мире ислама государство всесильно, общесгво и личность подчинены ему абсолютно. Частная собственность признается, но ограничивается.

В индо-буддизме государство не сильно. Частная собственность престижем не пользуется.

На Дальнем Востоке государство, как правило, сильно. Социальным престижем собственники не пользуются, но условия для проявления-энергии и инициативы в сочетании с высокой культурой труда и постоянным самоусовершенствованием способствуют реализации частнособственнических потенций.

Генеральная установка всех трех восточных цивилизаций (да и африканцев Тропической Африки, не выработавших своей религиозно оформленной цивилизации) отлична от европейской с ее постоянной ориентацией на материальный успех индивида-собственника. На Востоке, включая Африку, преобладают ценности духовно-религиозные и этические. Но, сравнивая эти ценности между собой, мы вправе заключить, что на фоне исламской с ее религиозным фатализмом, жесткой обрядовостыо и всеобщей покорностью воле Аллаха, а также индо-буддийской с ее поисками спасения во внефеноменальном мире заметно выделяется дальневосточная с характерной для нее установкой на стремление к социальной гармонии в результате личной активности каждого, на реализацию производительной энергии и постоянное самоусовершенствование дисциплинированного индивида, действующего в пределах санкционированной нормы.

Дальневосточный индивид, резко отличающийся от ищущей спасения во внефеноменальном мире личности индо-буддийского мира и от скованного религией правоверного, не может, конечно, быть поставлен рядом с европейским гражданином-собственником, на страже прав и свобод которого стоят общество и государство. Однако стоит дать дальневосточному индивиду хотя бы некоторые из тех условий и гарантий, которыми обладают европейцы, и избавить его при этом от чрезмерной регламентации сверху, со стороны государства, как он при его культуре труда, социальной дисциплине с ориентацией на этическую норму, неприхотливости и умении довольствоваться малым не только сравняется с европейцем, но и кое в чем превзойдет его, – достаточно еще раз напомнить о феномене хуацяо.

Если коснуться сферы человеческих отношений, личности и социума, то опять-таки окажется, что ближе всего к европейскому стандарту стоит дальневосточная цивилизация, где при всей строгости социального регламента всегда поощрялись способности, соревновательность в условиях нерелигиозной ориентации и стремления к достижению благосостояния. Ислам с формальным равенством приниженных и задавленных социальным регламентом рабов Аллаха или Индия с ее кастами, да и буддизм с его ориентацией на спасение в мире потустороннего не оставляют много места для самореализации потенций индивида. Что же касается власти, то во всех цивилизациях Востока она имеет абсолютный авторитет и право контролировать собственника. Более того, структура выработала механизмы (речь о крестьянских восстаниях или общинно-кастовой системе в Индии), которые призваны компенсировать ослабление власти, особенно когда она находится в состоянии кризиса, и не дать собственнику использовать это в своих интересах. Здесь все три восточные цивилизации едины и равно противоположны европейской структуре, в чем и заключается основа структурных различий между Европой и Востоком.

Таким образом, из трех больших сфер, избранных для сопоставительного анализа, одна (третья) четко фиксирует принципиальное несходство Востока с Европой, а две другие позволяют заключить, что ближе остальных к европейскому стандарту стоит дальневосточный, тоща как далее всего от этого стандарта отстоит мир ислама. Мир ислама в некотором смысле наиболее гармонично ложится на самые отсталые структуры, как то можно видеть на примере значительной части современной Тропической Африки, Афганистана, ряда арабских стран, Индонезии, да и некоторых других регионов. Сталкиваясь с развитыми цивилизациями – будь то Индия, страны буддизма. Дальний Восток, – он не добивается аналогичного эффекта. Это может показаться противоречащим истории, ибо в пору своего распространения ислам быстро одолел районы древних ближневосточных цивилизаций. Однако ни Египет, ни Двуречье не имели религиозно-цивилизационного фундамента, сравнимого с индобуддийским или дальневосточно-конфуцианским.

Но мало сказать, что мир ислама как религиозноцивилизационный фундамент в наибольшей степени соответствует отсталым структурам. Он в наибольшей мере консервативен, обладает наивысшей инерцией и в наименьшей степени поддается внутренней трансформации. Причем это зависит не только от его доктринальной сущности, анализ которой в общих чертах только что производился, но также и от его внутренней силы как тотальной религии, охватывающей все стороны жизни, сливающейся воедино с политикой, с государством, доходящей в своем религиозном рвении до нетерпимости (джихад). В случае с шиитским исламом, где слитность с государством отсутствует, компенсацией выступает еще большая степень нетерпимости, питающаяся веками борьбы за самоидентификацию.