Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946 - Шарль де Голль

Лучи славы вновь озаряют наши знамена, но думы и любовь Родины прежде всего обращены к тем, кто пал за ее спасение, как и к тем, кто сражался за нашу победу и выстрадал ее! Ни усилия ее солдат, матросов и летчиков, ни подвиги и свершения ее сынов и дочерей, ни страдания ее мужчин и женщин, оказавшихся в плену, ни один траур, ни одна жертва, ни одна слеза не были напрасными!

С чувством огромной радости и национальной гордости французский народ шлет свой братский привет доблестным союзникам, которые, как и он, во имя тех же целей долгие годы не жалели своих сил, он шлет привет их героическим армиям и полководцам, всем мужчинам и женщинам, которые во всем мире боролись, терпели невзгоды, трудились, чтобы наконец-то восторжествовали свобода и справедливость!

Честь и слава! Честь и слава во веки веков нашим армиям и их военачальникам! Честь и слава нашему народу, который не сдался и не дрогнул в дни самых тяжелых испытаний! Честь и слава объединившимся народам, кровь, страдания и надежды которых слились с нашей кровью, с нашими страданиями, с нашими надеждами, и которые сегодня празднуют победу вместе с нами!

О! Да здравствует Франция!

Речь, произнесенная генералом де Голлем 15 мая 1945 в Консультативной ассамблее

За великой войной последовала великая победа. Германия, фанатически лелеявшая мечту о мировом господстве, стремилась к тому, чтобы материально, политически, духовно превратить свою борьбу в тотальную. Значит, и победа должна была быть тотальной. Так и произошло. Германский Рейх полностью уничтожен — и как государство, и как держава, и как идеология. Еще раз доказано, что для любого народа, каким бы решительным и сильным он ни был, необузданные амбиции подчинить себе другие народы могут привести к более или менее ослепительным и продолжительным успехам, но итогом всегда будет крах.

Едва высохли чернила на дважды подписанном — в Реймсе и Берлине — акте капитуляции, и поэтому еще не пришло время углубляться в перипетии только что закончившейся драмы. Масштабы событий, их, a fortiori, последствия могут быть правильно оценены лишь с высоты времен. Но ясно одно: в этой войне Франция поставила на карту свое существование как нация, физическую и духовную судьбу будущих поколений французов и партию выиграла.

Если Франция оказалась перед лицом самой страшной из всех возможных опасностей, то иначе и быть не могло. Стратегически французские земли, по своей природе, были призваны сыграть решающую роль. Именно на территории Франции сначала прозвучат победный клич врага, а затем решилась его судьба. Нетрудно представить себе, как развивались бы события, если бы немецкие войска получили в свое распоряжение французские владения в Африке. И именно наша Северная Франция явилась исходной базой для освобождения Европы! С политической точки зрения, без уничтожения Франции была немыслима реализация чудовищных планов немцев превратить Европу в империю, населенную лишь рабами и их хозяевами. С падением Парижа Италия и Испания сразу же стали пособниками темных сил, Балканы были обречены, появилась возможность попытаться завоевать Россию. Наконец, с точки зрения нравственной, именно от Франции зависело, превратятся ли зловещие идеи, определявшие динамизм, организацию и методы действия национал-социализма, во всемирную идеологию или будут заклеймены как проявление человеческой деградации, порождающей гнет и преступления. По сути, такое сочетание географических, материальных и духовных факторов сделало из Франции то, что она собой представляет, и уготовило ей в мировом конфликте место на переднем крае событий, подвергнув ее неимоверным опасностям.

И что же? Ни военная катастрофа, ни крах государственных структур, ни ложь, ни насилие не смогли задушить национальный инстинкт и лишить наш народ его исторического призвания.

Уже 3 сентября мы одни, вместе с Англией, вынули из ножен шпагу, чтобы встать на защиту попранных прав, в данном конкретном случае — прав польского народа. Мы, однако, отдавали себе отчет в неравенстве сил. Мы трезво оценивали нашу относительную слабость, вызванную огромными невосполнимыми и не возмещенными потерями, понесенными в предыдущую войну. Нам было хорошо известно о состоянии гибельной разобщенности, которое переживали демократические страны. Мы прекрасно знали, что можем рассчитывать лишь на очень ограниченную помощь. Против вторжения немецких механических частей нас не защищала никакая естественная преграда. Враг засыпал нас разного рода заверениями, обещаниями, предложениями, а внутри страны множились доктрины отречения, которые могли сломить нас и заставить занять нейтральную позицию. Но мы не стали дожидаться, пока на нас нападут и завоюют, и сознательно пошли на самый страшный риск, каким когда-либо подвергала себя наша страна. Мы приняли этот вызов, не стремясь к завоеваниям, не ища реванша, не затуманивая себе голову тщеславными помыслами. В своих действиях мы руководствовались извечной верой, которая сотворила из нас авангард цивилизации, основанной на правах народа и на уважении к человеческой личности. За все это нам пришлось заплатить дорогой ценой, и даже если сегодня наши действия и наши заслуги кажутся менее значимыми, мы не сожалеем, что первыми подали пример.

Однако, неожиданный сокрушительный удар, нанесенный нашей военной машине немецкими механизированными войсками, бессилие политического режима, несоответствующего године тяжелых испытаний, отказ от национальных интересов во имя сомнительной славы на закате жизни — все это погрузило Францию в мрачные времена чужеземного ига. В условиях подобного падения, чтобы продолжать бороться и победить, она могла рассчитывать только на глубинные, спонтанные силы народа. Речь шла о том, сможет ли она, не имеющая ничего, противостоящая не только внешнему врагу, кичащемуся своими победами, но и собственной власти, пусть узурпированной, но выкрашенной под цвет закона, дожить до того часа, когда из ее нутра забьет живительный источник, способный поддержать ее в борьбе и помочь ей возродить из глубины пропасти новое государство, ее былую мощь, ее национальное единство. Прошедшая за двадцать веков своего существования через тяжкие испытания, наша Родина никогда еще не находилась в столь отчаянном положении. И среди всех стран, территории которых были захвачены торжествующей Германией, ни одна не была до такой степени разграблена, как наша, поскольку их законные правители смогли найти способ сделать свои богатства недоступными для врага.

Борьба началась в благоприятный момент — именно тогда, когда боевой дух французов еще не угас. Те, кто сразу же приняли в ней участие, ни на секунду не расставались с той горячей, неусыпной, освещающей путь верой в победу, которая позволяет преодолеть все препятствия и может родиться только в душе народа. Но, чтобы цель была достигнута, эта борьба не должна была превратиться в разрозненные действия отдельных отрядов французов по оказанию помощи другим державам. Она должна была стать борьбой общенациональной, единой, самостоятельной, суверенной. Она должна была вестись на всей территории, как в метрополии, так и за ее пределами, должна была возвыситься над любыми частными, клановыми, партийными интересами, следовать только тем законам, которые были приняты самой Францией. В этой борьбе нельзя было ни перед кем и ни в малейшей степени поступиться правами и интересами нации, прерогативами государственной власти. Она должна была объединить, по мере ее развития, всех граждан, все силы, все территории. Это требовалось для того, чтобы к ее завершению Франция прочно стояла на собственных ногах, вела собственный бой, собственным мечом, на единой территории, с единой справедливостью и единым законом для всех. Я не сомневаюсь, что строгая и настойчивая централизация действий могла показаться слишком тяжелым бременем для тех или иных групп, которых центробежные силы толкали к параллельным и, стало быть, сепаратистским выступлениям. Я знаю, что кое-кого из союзников эта воля к самостоятельности и независимости не раз задевала за живое. Но было необходимо во что бы то ни стало, любой ценой, добиться того, чтобы наша борьба была единой и неразобщенной ради сохранения единой и неразобщенной Франции. И когда наши генералы и в Реймсе, и в Берлине приняли вместе со своими американскими, советскими и британскими товарищами безоговорочную капитуляцию Рейха и его армий, то это означало, что Германия сложила оружие и перед Францией.

Но к этому нас мог привести лишь один путь — путь сражений. Развитие военных действий требовало от нас бросать на врага все новые и новые силы, чтобы разбить и уничтожить его. Кроме подвигов и пролитой крови наших солдат, не было другого цементирующего материала для национального сплочения, не было другого способа проявить нашу волю к победе и внести свой вклад в общее дело. И я должен сказать, что никогда еще, ни в одной войне, нашей стране не приходилось испытывать столь огромных трудностей. В течение долгого времени официальный аппарат государственной власти, управления, командования не был рассчитан на ведение военных действий или, по крайней мере, был связан по рукам и ногам специальными распоряжениями; возможности вооружаться собственными силами полностью отсутствовали; связь между сражающимися внутри Франции и теми, кто держал в руках обломок меча за ее пределами, пресекалась жесточайшим образом, вплоть до казней патриотов; нередко возникали сложности с помощью, поступающей от наших союзников, — таковы были условия, в которых Франции приходилось вносить, наращивать и делать более весомым свой военный вклад в достижение победы.