Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI - Дмитрий Быстролётов

— Кажется, все.

— Постойте, вот еще одна особенность. Каждый шеф кантона не просто не знает подчиненной ему территории и населения, но не желает знать, и ничем не интересуется.

— Я это уже заметил. Разговоров об Африке они не любят, всегда отвечают с раздражением и неохотно: «Ах, здесь нет ничего интересного. Поговорим лучше о Франции!»

— Совершенно точно. А если им дают поручения собрать какие-нибудь данные, что-нибудь исследовать, то…

— Это будут материалы, касающиеся налогов или мобилизации людей на работу.

— Ага, вы уже делаетесь африканцем!

Консул выбил трубку, сладко потянулся, закрыл глаза и томным голосом проговорил:

— Ну, я честно заслужил отдых, ван Эгмонт. Пожелайте мне приятного сна.

Но я потряс его за руку.

— Э-э, нет. Вы нарисовали безотрадную картину жизни во французской африканской колонии и на этом теперь обрываете разговор. Это нечестная игра! А как, по-вашему, выглядит жизнь в английских колониях? У меня создается впечатление, что вы просто струсили, уважаемый консул. Указывать чужие недостатки легко, а свои — неприятно и трудно. Но именно в этой половине разговора вы можете блеснуть наблюдательностью и объективностью! Ну давайте же всерьез закончим разговор!

— Вам уже случалось бывать в британских колониях в Африке?

— Я недавно пересек Золотой Берег.

— A-а, Гану. Хорошо. Вспомните, как выглядел на границе французский офицер?

— Вспоминать нечего. Как обычно: плохо выбрит, неряшлив и, кажется, не вполне трезв.

— Я в этом уверен. Как выглядели его солдаты?

— Босые, грязные, истощенные, без всякого следа воинской выправки, конечно.

— Именно — «конечно». Ну, а какими вам показались первый британский офицер и его солдаты?

— Офицер подтянут, идеально выбрит и подчеркнуто щеголеват. Позади него стояли, вытянувшись в струнку, солдаты в чисто выстиранной и тщательно разутюженной одежде. Их медные пуговицы сияли. Просмотрев мои документы, офицер сквозь зубы небрежно проронил солдату: «Пропустите, пожалуйста». Это «пожалуйста» меня потрясло. Первое «пожалуйста», которое я слышал в устах белого, говорившего с негром, да еще офицера — рядовому. Это странно режет уши после пребывания во французских и бельгийских колониях.

— Ну вот и все. Нужно ли мне добавлять еще что-нибудь?

— Нужно.

— Ладно. Видели вы английских чиновников и духовных лиц, раздающих зуботычины и пинки своим чернокожим слугам?

— Нет.

— А встречали ли вы на дорогах колонии избитых в кровь людей? Видели ли сцены истязаний поселян черными солдатами?

— Нет.

— Вы помните, как вели себя работающие на полях туземцы при появлении вашей машины во французской колонии?

— Кто мог, тот бежал. Не успевшие скрыться окаменевали, вытянув руки по швам.

— Правильно. А в Золотом Береге?

— Поднимали головы, делали нам приветливый знак рукой и снова принимались за работу.

— Верно. Ну теперь все?

— Нет. Я знаю, что у вас рукоприкладство запрещено, и избитый негр имеет право жаловаться с некоторой надеждой на успех. Но…

— Вы видели у нас газеты, издаваемые неграми для негров? Суд и черных юристов в белых париках и мантиях? Негров в собственных автомобилях? Что вам еще надо?

— Мне надо получить общее представление об устройстве английских колоний, чтобы сравнить их с французскими и понять причины такой бросающейся в глаза разницы. Расскажите в нескольких словах об этом, пожалуйста.

Консул минуту думал, глядя в горячую серую пелену вокруг нас. Потом начал:

— Жить и работать в колониях у нас считается почетным и выгодным. На любое место всегда имеется много кандидатов, и попасть в колонию не так-то просто. Нужна протекция, нужны связи. Министерство колоний дает разнарядку на количество специалистов, которых для каждой колонии нужно подготовить. Кандидаты проходят длительный курс обучения местному языку и детально знакомятся с религией, политическим положением, культурой и обычаями той страны, куда их затем направят на всю жизнь до выхода на пенсию. Перед отъездом молодой чиновник дома женится и приезжает сюда с семьей. У нас нет гаремной системы. Чиновник получает дом и землю, он оседает здесь помещиком, который будет медленно, но неуклонно богатеть и одновременно выполнять возложенные на него обязанности. За все свои ошибки он неизбежно ответит — прежде всего, перед населением. Он никуда не скроется и при нечестной работе сам сделает свое пребывание невыносимым. Его роль в колонии не похожа на роль французского «администратора». Французы страдают пристрастием к логике и догматическому гуманизму. Поэтому они разбили свои территории в Африке на районы, исходя из площади или числа населения, — «для удобства управления и для блага населения». Таким образом, отдельные племена попали в разные административные районы, внутренние границы смешали все религии, рассекли отдельные культурные, исторические и хозяйственные организмы на части, перемешали и соединили в новые административные единицы несоединимое. Принцип управления у французов — прямой. У нас управление по возможности косвенное. Прежние султанства и королевства мы сохраняем и управляем ими через местных владык, сами по возможности оставаясь в тени, стараясь как можно меньше сталкиваться с населением. Наш чиновник занят всемерной опекой местного монарха, религии и старинных традиций. Его обязанность — на глазах всего населения демонстративно подчеркивать свое глубочайшее уважение к жирному и потному повелителю района и к его сотне жен. Тем временем супруга чиновника раздает женщинам и детям Библии, лекарства и нравоучительные книжонки с картинками. А деньги и рекрутов поставляет нам сам монарх, мы здесь не причем, у туземцев нет оснований сердиться на нас. При этом чиновник обязан назубок знать тонкости местных дворцовых интриг, религиозной и национальной борьбы — хе-хе, они нам не вредят, совсем наоборот! Мы стараемся вовремя потушить освободительную и классовую борьбу, и пока что с этим наш аппарат успешно справляется.

Консул помолчал.

— Теперь о нравах нашей колонии. Если французы чувствуют себя в Африке героями, великомучениками и обманутыми, то англичане знают, что они здесь живут легче и счастливее, чем дома. Те стремятся удрать домой, а эти — как можно дольше продлить свое пребывание. Служебные качества чиновников гарантируются строгим фильтром дома, материальной и моральной заинтересованностью чиновни-ков-помещиков и чиновников-предпринимателей. Всякий сброд — пьяниц, проходимцев, проституток, вдов, инвалидов и сирот — мы немедленно удаляем из наших колоний. Английские поселенцы — занятые люди. В частной жизни они — маленький осколок нашей жизни дома, в Англии: жены старших чиновников обсуждают нелепые наряды и скандальное поведение супруги губернатора, жены младших чиновников злословят насчет жен старших чиновников, в семьи которых они, конечно, не вхожи, коммерсанты сами делятся на прослойки, и все вместе с почтением глядят на чиновничество. Кушают, пьют, занимаются спортом. Работают. Копят деньги и не спешат на пенсию. Все?