Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - Максим Горький
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1904
Из цикла «Повседневность»
Каменщик («Камни, полдень, пыль и молот…»)
Камни, полдень, пыль и молот,Камни, пыль и зной.Горе тем, кто свеж и молодЗдесь, в тюрьме земной!
Нам дана любовь — как цепи,И нужда — как плеть…Кто уйдет в пустые степиВольно умереть!
Камни, полдень, пыль и молот,Камни, пыль и зной…Камень молотом расколот,Длится труд дневной.
Камни бьем, чтоб жить на свете,И живем, — чтоб бить…Горе тем, кто ныне дети,Тем, кто должен быть!
Камни, полдень, пыль и молот,Камни, пыль и зной…Распахнет ли смертный холодДвери в мир иной!
<Декабрь 1903>
Из цикла «Современность»
Кинжал
Иль никогда на голос мщенья
Из золотых ножон не вырвешь свой клинок…[36]
М. ЛермонтовИз ножен вырван он и блещет вам в глаза,Как и в былые дни, отточенный и острый.Поэт всегда с людьми, когда шумит гроза,И песня с бурей вечно сестры.
Когда не видел я ни дерзости, ни сил,Когда все под ярмом клонили молча выи,Я уходил в страну молчанья и могил,В века, загадочно былые.
Как ненавидел я всей этой жизни строй,Позорно-мелочный, неправый, некрасивый,Но я на зов к борьбе лишь хохотал порой,Не веря в робкие призывы.
Но чуть заслышал я заветный зов трубы,Едва раскинулась огнистые знамена,Я — отзыв вам кричу, я — песенник борьбы,Я вторю грому с небосклона.
Кинжал поэзии! Кровавый молний свет,Как прежде, пробежал по этой верной стали,И снова я с людьми, — затем, что я поэт.Затем, что молнии сверкали.
1903
Юлий Цезарь[37]
Они кричат: за нами право!Они клянут: ты бунтовщик,Ты поднял стяг войны кровавой,На брата брата ты воздвиг!
Но вы, что́ сделали вы с Римом,Вы, консулы, и ты, сенат!О вашем гнете нестерпимомИ камни улиц говорят!
Вы мне твердите о народе,Зовете охранять покой,Когда при вас Милон и КлодийНа площадях вступают в бой!
Вы мне кричите, что не смеюС сенатской волей спорить я,Вы, Рим предавшие ПомпеюВо власть секиры и копья!
Хотя б прикрыли гроб законовВы лаврами далеких стран!Но что же! Римских легионовЗначки — во храмах у парфян!
Давно вас ждут в родном Эребе[38]!Вы — выродки былых времен!Довольно споров. Брошен жребий.Плыви, мой конь, чрез Рубикон!
<Август 1905>
Добужинский М. В.
Гримасы города.
Акварель, гуашь. 1908.
Государственная Третьяковская галерея.
Паломникам свободы
Свои торжественные сводыИз-за ограды вековойВздымал к простору Храм Свободы,Затерянный в тайге глухой.
Сюда, предчувствием томимы,К угрюмо запертым дверям,Сходились часто пилигримыВозжечь усердно фимиам.
И, плача у заветной двери,Не смея прикоснуться к ней,Вновь уходили — той же вереУчить, как тайне, сыновей.
И с гулом рухнули затворы,И дрогнула стена кругом,И вот уже горят, как взоры,Все окна храма торжеством.
Так что ж, с испугом и укором,Паломники иных временГлядят, как зарево над боромВесь заливает небосклон.
1905
Довольным[39]
Мне стыдно ваших поздравлений,Мне страшно ваших гордых слов!Довольно было униженийПред ликом будущих веков!
Довольство ваше — радость стада,Нашедшего клочок травы.Быть сытым — больше вам не надо,Есть жвачка — и блаженны вы!
Прекрасен, в мощи грозной власти,Восточный царь АссаргадонИ океан народной страсти,В щепы дробящий утлый трон!
Но ненавистны полумеры,Не море, а глухой канал,Не молния, а полдень серый,Не агора́[40], а общий зал.
На этих всех, довольных малым,Вы, дети пламенного дня,Восстаньте смерчем, смертным шквалом,Крушите жизнь — и с ней меня!
18 октября 1905
Грядущие гунны
Топчи их рай, Аттила.[41]
Вяч. ИвановГде вы, грядущие гунны,Что тучей нависли над миром!Слышу ваш топот чугунныйПо еще не открытым Памирам.
На нас ордой опьянелойРухните с темных становий —Оживить одряхлевшее телоВолной пылающей крови.
Поставьте, невольники воли,Шалаши у дворцов, как бывало,Всколосите веселое полеНа месте тронного зала.
Сложите книги кострами,Пляшите в их радостном свете,Творите мерзость во храме, —Вы во всем неповинны, как дети!
А мы, мудрецы и поэты,Хранители тайны и веры,Унесем зажженные светыВ катакомбы, в пустыни, в пещеры.
И что́, под бурей летучей,Под этой грозой разрушенийСохранит играющий СлучайИз наших заветных творений?
Бесследно все сгибнет, быть может,Что ведомо было одним нам,Но вас, кто меня уничтожит,Встречаю приветственным гимном.
<Осень 1904,
30 июля — 10 августа 1905>
Фонарики[42]
Столетия — фонарики! о, сколько вас во тьме,На прочной нити времени, протянутой в уме!Огни многообразные, вы тешите мой взгляд…То яркие, то тусклые фонарики горят.Сверкают, разноцветные, в причудливом саду,В котором, очарованный, и я теперь иду.Вот пламенники красные — подряд по десяти.Ассирия! Ассирия! мне мимо не пройти!Хочу полюбоваться я на твой багряный свет:Цветы в крови, трава в крови, и в небе красный след.А вот гирлянда желтая квадратных фонарей.Египет! сила странная в неяркости твоей!Пронизывает глуби все твой беспощадный лучИ тянется властительно с земли до хмурых туч.Но что горит высоко там и что слепит мой взор?Над озером, о Индия, застыл твой метеор.Взнесенный, неподвижен он, в пространствах — брат звезде,Но пляшут отражения, как змеи, по воде.Широкая, свободная, аллея вдаль влечет,Простым, но ясным светочем украшен строгий вход.Тебя ли не признаю я, святой Периклов век!Ты ясностью, прекрасностью победно мрак рассек!Вхожу: все блеском залито, все сны воплощены,Все краски, все сверкания, все тени сплетены!О Рим, свет ослепительный одиннадцати чаш:Ты — белый, торжествующий, ты нам родной, ты наш!Век Данте — блеск таинственный, зловеще золотой…Лазурное сияние, о Леонардо, — твой!..Большая лампа Лютера — луч, устремленный вниз…Две маленькие звездочки, век суетных маркиз…Сноп молний — Революция! За ним громадный шар,О, ты! век девятнадцатый, беспламенный пожар!И вот стою ослепший я, мне дальше нет дорог,А сумрак отдаления торжественен и строг.К сырой земле лицом припав, я лишь могу глядеть,Как вьется, как сплетается огней мелькнувших сеть.Но вам молюсь, безвестные! еще в ночной тениСокрытые, не жившие, грядущие огни!
1904
