Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Петр Павленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раздается команда:
— Егоров, Кантария, Юсупов, Иванов, Зайченко, к знамени!
Гвардейское знамя сталинградцев с черно-оранжевыми ленточками ордена Славы выносят к бойцам.
Кантария, Егоров, Иванов развертывают его. Портрет великого Ленина, освещаемый вспышками орудийных выстрелов, колеблемый легким ветерком, обращается к западу.
Знамя проносят по узким окопам.
Гвардейцы преклоняют колени и благоговейно целуют знамя.
Вдруг стихло.
Иванов и его товарищи уже готовы к атаке. Они вылезли из окопа и лежат на бруствере.
…В эфире тихо. Чей-то голос произносит:
— Вперед!
И, точно эхо, это слово подхватили и на разные лады стали повторять и варьировать в воздухе:
— Вперед, пехота! Вася, давай!.. Истребители, в воздух! Есть в воздух!.. Вперед, на Берлин!.. До встречи в Берлине!. Который час, Зина?.. Семь… Чего семь — вечера, утра?.. Утра, конечно… Солнце взошло… А у нас, Зина, никакого солнца не видать, такой дым.
Иванов поднялся, крикнул:
— Вперед! — и пошел с гранатой в руке.
Восторженные крики бойцов перекрыли грохот снарядов.
— Ура-а-а! — разносится по равнине.
Теперь уже немного рассвело. Иванов оглядывается и не узнает ничего. Деревья, еще ночью покрытые розовым цветом, стоят голые, с обломанными ветвями. Сбитые воздушными волнами лепестки цветов розовым снегом устилают землю. Исчезли и поля озимых. Там, где еще вчера изумрудно зеленели пашни, сегодня чернеет вздыбленная, перепаханная снарядами, взбитая вихрями земля.
Перегоняя пехоту, несутся орудия, танки. Не желая уступать дорогу танкам, карьером летят тачанки с пулеметами. На броне танков мелькают надписи: «За Родину!», «За великого Сталина!», «Суворов», «Кутузов», «Учительница Румянцева», «Сталевар Иванов».
Иванов, читая надписи, хватается за грудь, кричит что-то, но танки с адским грохотом скрываются вдали. На белых стенах придорожных домов виднеются свежие надписи углем.
Иванов подскочил, начертил штыком: «Иду напролом» и побежал вперед.
Промчался танк с надписью на броне: «Заправился до самого Берлина!»
Промчался другой: «Заправился до полной победы!»
Пехотинцы провожают их завистливым смехом.
Немецкую землю покрыли танки, пушки, минометы, «катюши» и тысячи, тысячи людей. Весь этот грозный поток несется по дорогам и полям. С самолета кажется, что бежит сама земля.
Кабинет Гитлера в рейхсканцелярии. Здесь Гитлер, Геббельс, Борман, Геринг и Кребс. Настроение растерянное, подавленное. Поминутно звонят телефоны.
Гитлер нервно шагает по кабинету. Геббельс, Борман и Кребс склонились над картой берлинского оборонительного района.
Геринг, вытянув ноги, полулежит в кресле, тупо уставившись в одну точку, как бы ничем не интересуясь.
Адъютанты поминутно входят в кабинет и что-то докладывают Кребсу.
Гитлер останавливается, вопросительно смотрит на Кребса.
К р е б с. Русские прорвались на правом фланге сто первого армейского корпуса, на участке дивизии «Берлин». Потери велики.
Г и т л е р. Фольксштурм на защиту Берлина! Всех под ружье! Германия в опасности. Сейчас победят только те, кто беспредельно предан мне, те, кто верит в победу! Геббельс, вам в тяжелые дни хочу вручить судьбу Германии и поручаю высокую миссию: быть имперским комиссаром обороны Берлина.
Г е б б е л ь с. Мой фюрер, я не пожалею жизни, чтобы оправдать ваше доверие.
Входит Линге и передает бумаги Кребсу. Тот передает их Гитлеру и говорит:
— Русские прорвались на участке триста третьей пехотной дивизии. Но у Зееловских высот девятой армии удалось удержать натиск русских. Наши просят подкреплений и боеприпасов.
Гитлер подходит к карте, смотрит, затем приказывает:
— Введите в бой мотодивизию «Курмарк».
К р е б с. Последний резерв, мой фюрер!
Г и т л е р. Да, да, «Курмарк».
Кребс отдает распоряжение адъютанту.
Адъютант выходит, но тотчас вернувшись, докладывает:
— Русские прорвались на стыке между одиннадцатым танковым и пятьдесят шестым танковым корпусами. Наши просят подкреплений. Тяжелые потери. Положение тревожное.
— Удержать русских во что бы то ни стало! — кричит Гитлер.
Г е р и н г (вставая с кресла). Введите в бой восемнадцатую мотодивизию.
К р е б с (адъютанту). Ввести в бой восемнадцатую мотодивизию!
Адъютант уходит, входит Линге.
Л и н г е. Одиннадцатый танковый и пятьдесят шестой танковый корпуса отходят к Берлину.
Г и т л е р (в бешенстве). Немедленно расстрелять командующего. Отдайте приказ не отступать ни на шаг, даже если американские танки будут у них за спиной. Бросьте на закрытие прорыва дивизию «Нордланд».
Линге уходит. Навстречу ему — Геббельс.
Г е б б е л ь с. Хайль! Мой фюрер, отличные новости. Между Черчиллем и Эйзенхауэром разногласия в вопросе направления главного удара их сил. Конфликт! Американцы отказываются наступать на Берлин вследствие расстройства тыла. Ваш гений это предвидел!
Г и т л е р. Я их всех столкну лбами. Они перегрызутся у меня на глазах. Я натравлю англичан на американцев, а их обоих — на русских. Верьте мне — мы выиграем войну. Победа где-то рядом.
Г е б б е л ь с. И вторая новость, мой фюрер. Девятая армия контратаковала русских. Русские задержаны на Зееловских высотах.
Г и т л е р. Русские никогда не возьмут Берлина. Я сам буду его защищать. Оттяните к Берлину войска, сражающиеся на Эльбе. Поторопите американцев. Пусть они мне остановят русских. Армия Венка пусть идет на защиту Берлина. Немедленно! Я вам говорю — русские не будут в Берлине!
Черчилль в кулуарах палаты общин. Из зала заседаний доносится гул голосов. Несколько парламентеров и журналистов окружают премьер-министра Великобритании. Здесь же Бедстон, возвратившийся из поездки к Герингу.
Черчилль дает интервью:
— Русские не возьмут Берлина. Они понесли огромные потери, господа. Это надо понять. Русские армии, великолепно сочетая военную силу и мастерство, менее чем за три недели продвинулись от Вислы до Одера, гоня перед собой немцев… Их мощь иссякла — это естественно.
Ж у р н а л и с т (отходя). Из сегодняшней беседы я извлек лишь один интересный прогноз, что русские не возьмут Берлина.
— Даешь Берлин! — слышится голос Иванова.
Бой на Зееловских высотах.
Длинная гряда крутых, почти отвесных высот, утыканная надолбами, переплетенная колючей проволокой, усеянная минными полями, поднимается впереди. «Тигры» и «Фердинанды» сотнями вкопаны в землю.
— Сталинградцы, вперед! — зовет Иванов.
Шинель горит на нем. Он сам, как пламя.
Юсупов и Зайченко ползут на животах, разряжая минные поля. Стоит нестерпимый грохот. Танк «Учительница Румянцева» идет, стреляя, сминая все на своем пути.
— Даешь Берлин! — кричит Иванов, бросая гранату в немецкий окоп.
За ним торопятся Юсупов и Зайченко.
Груды горящих немецких танков. Исковерканные орудия. Горы вражеских трупов.
По трупам громыхают наши танки. По трупам врагов солдаты на руках тащат орудия. Все истомлены напряжением.
— Вперед, вперед! — кричит Иванов.
И вдруг на горизонте новая волна немецких танков. За первой — вторая.
— Окончательный смерть! — хрипит Юсупов, работая лопатой. — Алексей, залезай под земля!.. Один спасений — земля!
Кто-то ползет назад.
— Не сметь! Не сметь! Вперед! На Берлин! — кричит Иванов и упрямо ползет вперед, сопровождаемый друзьями.
Они проползают между горящими немецкими танками.
— Алеша, стой! — говорит Юсупов. — Сегодня дело не пойдет!
— Пойдет! — упрямо твердит Алексей. — Назад повернешь — убью.
— Зачем! Пойдем вперед! — отвечает Юсупов.
Из-за дымящегося немецкого танка неожиданно выскакивает немецкий унтер-офицер. Кулак Иванова сбивает его с ног. Юсупов наваливается на офицера. Зайченко скручивает ему руки.
— У-у, гад! — Иванов поднимает кулак. — Сколько танков, говори! — хрипит Иванов.
— Мольшать! — кричит фашист. — Ты есть пленный. Рус, сдавайся!..
— Я? Ах ты, чижик, сукин сын!.. У Берлина стою и сдаваться буду?
— Кто Берлин? Ты?.. Никогда!.. Только с поднятый рука!.. Мы будем драться, пока не придут американцы… Тогда… Хайль Гитлер!
— Ах, ты!.. Американцев захотели? Юсуп, веди его.
Юсупов ведет пленного:
— Пойдем, пойдем! Хороший «язык», Алеша, будет — эсэсовец, танкист. Пойдем, пойдем!
— Ах ты, бисова душа, — произносит Зайченко.
— Очень интересный «язык»! Очень! Руки вверх! — приказывает Юсупов пленному.
А волна немецких танков уже накатывается от горизонта.
На наблюдательном пункте командующего Первым Белорусским фронтом, в узкой щели на высоте, затянутой зеленой сетью, у стереотрубы стоит Жуков.