Непримкнувший. Воспоминания - Дмитрий Шепилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так тысячи и десятки тысяч людей: старейшие большевики, члены ЦК, прошедшие при царизме тюрьмы и каторги, народные комиссары, прославленные полководцы, ученые, конструкторы, писатели, секретари обкомов и райкомов, директора заводов и дипломаты, комсомольские вожаки – таинственно исчезали в какое-то зловещее, каменное небытие. И ни один человек за многие, многие годы не бежал, никакая весточка не проникала из этого страшного кощеева царства до самой смерти Сталина.
А часто, вслед за главой семьи, аресту подвергались его жена, родители, взрослые дети. Младенцы отрывались от кормящих матерей и терялись затем в каких-то лабиринтах государственных сиротских учреждений.
Под покровом ночи тянулись бесконечные вереницы старых товарных вагонов с запертыми дверьми, за которыми копошились и стонали люди. Стенали от недоедания, свинцовой духоты и грязи, а еще больше от невыносимых душевных мук о разоренных домашних очагах и физического исчезновения своих любимых.
Это двигались на восток, в безвестную жуть пустынных районов Казахстана, сибирской тайги и рудников Колымы члены семей «врагов народа».
Еще вчера они были скромными и трудолюбивыми учительницами, врачами, экономистами, домашними хозяйками, актрисами, престарелыми и уважаемыми пенсионерками, счастливыми студентами. Сегодня охранники именовали их «шпионами» и «контриками». А днем, когда составы до наступления темноты прятались от людских глаз, на глухих запасных путях вышколенные немецкие овчарки бдительно следили за каждым вагоном, нагруженным живыми мертвецами.
И самое удивительное, что в эти кровавые годы разгула ежовщины среди не только «вольных», но и среди всех этих репрессированных, оболганных, обесчещенных людей царило убеждение:
– Это какая-то провокация. Это недоразумение. Это не дошло до Сталина. Это обманули Сталина. Надо писать Сталину. Как только Сталин узнает, все будет исправлено, а виновных покарает меч справедливого социалистического государства.
И действительно, Сталин периодически «узнавал» о преступлениях своих фаворитов и отправлял на плаху сегодня Ягоду, завтра Ежова, послезавтра Абакумова… Это еще больше возвышало Сталина в глазах партии и народа и создавало вокруг него ореол непогрешимости, справедливости и гуманности. И понадобились многие годы для отрезвления, для того, чтобы понять, что это сложившаяся годами сталинская школа террора, доведенная до совершенства технология политического интриганства и человекоистребления.
Сталин использовал ораторский и организационный талант Бухарина – Рыкова – Томского, чтобы уничтожить Троцкого–Каменева–Зиновьева и других своих оппонентов слева. Затем он уничтожал своих вчерашних фаворитов и соратников как противников справа. Он привел в действие ежовский смертоносный огнемет, чтобы истребить цвет партии и науки – всех, кого он в своей патологической подозрительности считал своими нынешними или потенциальными противниками. Ежов становился всесильным фаворитом. И как только мавр завершал свое дело, его немедленно истреблял другой подготовленный фаворит, а Сталин надевал на себя белоснежную тогу разоблачителя и поборника справедливости.
Этой кровавой школой иезуитства в совершенстве овладел наиболее аморальный Санчо Панса Сталина – Хрущев, и применял ее впоследствии весьма успешно.
Вскоре чумная волна ежовщины докатилась и до нашего круга родных. Она ворвалась сначала в семью Галины Михайловны Паушкиной – сестры моей жены. В 2 часа ночи 10 ноября 1937 г. в скромную комнатку на Палихе, где Галя жила вместе со своим мужем Эммануилом Ратнером (оба были работниками Госплана СССР) ввалилась группа сотрудников ГПУ. В процессе обыска все было раскидано и перевернуто. Затем Эммануилу предложено было одеться, и в окружении охраны ГПУ он исчез. И больше его не видели.
Мы и через тридцать лет не узнали, как прошли его последующие дни. К этому честному и чистому коммунисту, каждой частичкой своего существа преданному партии и своей социалистической Родине, применена была универсальная формула – «враг народа».
Где и как он встретил свои последние часы? Какие муки претерпел? Об этом не осталось никаких следов. Через двадцать с лишним лет прокуратура официально сообщила Гале, что Эммануил Ратнер посмертно полностью реабилитирован.
В январе 1938 г. был арестован отчим моей жены Гаральд Иванович Крумин. Член ВКП(б) с 1909 г., превосходно образованный марксист, он был главным редактором газеты «Экономическая жизнь», а затем «Известий». Общеизвестна его переписка с В.И. Лениным. Незадолго до ареста Г. Крумин был исключен из партии за связь с «врагами народа» – так к этому времени были заклеймены бывшие члены Политбюро Я. Рудзутак и Р. Эйхе, казненные Сталиным.
Вслед за мужем исключена была из партии и мать моей жены Анна Николаевна Унксова, работавшая секретарем Воскресенского райкома партии в Московской области. Будучи дворянкой (и врачом по профессии), она в 1918 г. вступила в коммунистическую партию и с этого времени с какой-то фанатической одержимостью служила своей партии, своему народу, идеалам марксизма-ленинизма и знамени мировой социалистической революции.
И А.Н. Унксова, и Г.И. Крумин принадлежали к тому изумительному поколению большевиков, воспитанных Лениным, которые шли в авангарде Великой Октябрьской революции. Я всегда поражался и преклонялся перед их бескомпромиссной преданностью идеям революционного марксизма и самоотверженностью в труде. Оба были совершенно лишены каких-либо личных имущественных интересов. Вечно в творческой работе, вечно с какой-то романтической приподнятостью, горением, безграничной влюбленностью в жизнь, в деловые и трудные будни советского созидания.
Уезжая на воскресный день в Серебряный Бор на отдых, Гаральд Иванович торопливо напихивал в саквояж и «Капитал» Маркса, и «Финансовый капитал» Гильфердинга, и ленинские работы о значении золота и о кооперации, и несколько брошюр советских экономистов.
– Гаральд Иванович, сколько же вы набираете книг, какой же это отдых?
– Для меня работа с книгами – высшее наслаждение. К тому же созрели некоторые мысли. Хочу на выходных написать статейку о социалистическом накоплении, и на основе нового исторического опыта еще раз показать банкротство троцкистских авантюристов.
Когда Анне Николаевне было далеко за пятьдесят лет, она добилась зачисления ее в Институт красной профессуры и дни и ночи корпела над твердынями науки. В полосу революционных брожений в Германии она рвалась туда двигать вперед мировую революцию. Когда начались события в Испании, она (к своему французскому) быстро овладела испанским языком и настойчиво просилась послать ее в страну Сервантеса. Она преклонялась перед мужеством и героизмом Испанской компартии и, горя нетерпением, выпрашивала у меня еще машинописные или в гранках работы Мао Цзэдуна.
И вот теперь оба они – и Гаральд Иванович, и Анна Николаевна – были распяты.
А 20 января 1938 г. схвачена была и Галя. Начались безысходные муки члена семьи «врага народа». Камера во внутренней тюрьме на Лубянке. Мучительные допросы с требованием разоблачения «врагов народа». Бутырская тюрьма. Удушье арестантских эшелонов. Лесной лагерь с проволочными заграждениями, конвоиры с собаками…
Так началась наша жизнь – жизнь родственников «врагов народа».
В этот мучительный период я работал в Центральном Комитете партии.
В 1933 г. я окончил Институт красной профессуры, затем в течение двух лет работал начальником политотдела крупного животноводческого совхоза в Западной Сибири. Это была великая полоса социалистического переустройства деревни. Здесь, в Сибири, на краевой партийной конференции я впервые в жизни избран был в состав краевого комитета партии, первым секретарем которого был Роберт Индрикович Эйхе. Рабочий-слесарь по профессии, он вступил в большевистскую партию в 1905 г. Эйхе прошел большую школу политической закалки в царских и белолатышских ссылках, тюрьмах, концлагерях. После революции много лет своей жизни отдал он организации продовольственного дела в стране и благородной миссии социалистического переустройства Сибири.
С преобразованием политотделов в деревне в обычные партийные органы я был назначен заместителем заведующего сектором науки Сельхозотдела ЦК КПСС. Отделом заведовал талантливый большевистский организатор и пропагандист, член партии с 1913 г. Яков Аркадьевич Яковлев. Он начал свою большевистскую организаторскую и пропагандистскую деятельность в студенческом кружке Петербургского политехнического института, а затем в рабочих кружках за Невской заставой. В феврале 1917 г. Яков Аркадьевич был арестован. После Февральской революции он организовывал рабочую милицию и солдатские комитеты. На нелегальной работе в Киеве и Харькове в качестве председателя подпольного революционного комитета и одного из руководителей противопетлюровского восстания он ковал победу социалистической революции на Украине.