Плачущий ангел - Александр Дьяченко

Девушка уехала домой, и Серёжа вдогонку письменно сделал ей предложение. С каким волнением наш товарищ ожидал ответа. Он весь осунулся, похудел, безпокойно ходил взад и вперед по горке, где мы работали. Потом он рассказывал, как сошёл с автобуса, а к нему подходит незнакомая старушка и говорит: «Не волнуйся, сынок, завтра жди письмо». И действительно, на следующий день мой друг Серж получил согласие.

Свадьбу справляли в общине в молельном доме. Перед этим молодые расписались в ЗАГСе. На прозвучавшее там предложение поцеловать невесту, Серёга ответил просто: «Погодите, пока она мне ещё не жена, вот как пресвитер нас благословит, вот тогда и поцелую». Вот такой с нами работал замечательный парень.

Люба, так звали Серёжину жену, была консервативна и на дух не переносила телевизор. Когда муж под предлогом просмотра благочестивых видиокассет, приобрёл «злое око» (а сам прилип к экрану и смотрел боевики), Любаша проходила в комнату, только повернувшись к телевизору задом. В конце концов, Серёжа вынужден был отдать его в воскресную школу.

Вы знаете, что баптисты не употребляют спиртных напитков? – Но это еще не значит, что они не могут выпить. – Могут, и ещё как!

Кстати, когда Сержу надоели приставания наших коллег выпить с ними водочки, а пили уже не ворованный спирт, а покупную водку. Серёга молча взял у них бутылку и налив себе полный стакан, спокойно его выпил. Потом оглядел умолкшую публику, налил второй стакан и точно так же отправил его вслед за первым. А затем, не закусывая, и даже не покачнувшись, пошёл домой. Больше я потом уже не слышал, чтобы кто-то из ребят предложил ему выпить с ними.

Так вот, приехали к Серёге в гости четверо Любашиных братьёв, понятное дело, – тоже баптистов. А Люба в это время уже с двумя детишками и свекровью поехала навестить своих родителей. Братья были все как на подбор, они приходили к нам посмотреть, чем занимается их сродник. Все они были метра по два ростом, и в плечах хороши, так что Серёга на их фоне даже слегка терялся.

Пятеро мужиков в одном доме. Разумеется, сколько ни молись, а в магазин они пойдут обязательно. Взяли по бутылочке на брата и посидели вечерком. На следующий день ребята собирались уезжать обратно. А Серёга, наводя порядок, обратил внимание на количество пустых бутылок и не досчитался одной. «Братья, где ещё один пустой сосуд? Если Люба его найдёт, то всем нам мало не покажется». Народ подумал, представил последствия, и стал методично осматривать каждый уголок в квартире. Представляю, как пятеро здоровенных мужиков ползали на коленках по полу в поисках компрометирующей их бутылки. Вот так сестричка держала братцев в руках.

Одновременно с восстановлением нашего храма и Серёжина община стала строить у себя в городе дом молитвы. Серёжа приспособился торговать по электричкам книжками, изданными «библейским обществом», продавал их и на работе. Все до единой копейки из заработанного, он отдавал на стройку. К этому времени у него уже было трое ребятишек.

Кстати, он рассказывал мне об их американском благодетеле. Тот раза два в год приезжал к ним, показывал фотографии своих домов, подробно рассказывал об их стоимости, хвалился, что внучке машину купил за 300 тысяч долларов, а на стройку выделит 2-3 тысячи в год, да потом справками и отчётами мучает. Вот Серёжа и искал заработать на молельный дом.

– Серёга, – спросил я его, – а ты не боишься, что дом, который ты строишь, лет через пятнадцать превратят в какой-нибудь клуб собаководства?

И он мне ответил так, что я запомнил его слова на всю жизнь, и до сих пор руководствуюсь ими:

«Меня Бог не спросит за то, во что этот дом превратят люди, но он меня обязательно спросит за то, что я строил».

Через несколько лет, давно уже уволившись со станции (железной дороги, "железки", где трудился будущий батюшка Александр Дьяченко 10 лет), я на улице встретил одного из наших ребят. Мы обрадовались друг другу, разговорились, и стал я расспрашивать о сослуживцах.

– Живём хорошо, – отвечал он мне, – кредиты сейчас дают на (ж/д) станции всем старослужащим. Я вот машину себе новую взял, другие расширились, кто в двушку, кто в трёшку переехали, один из наших сейчас коттедж строит.

– А как Серёга? – спрашиваю, – он-то в трёшку наконец перебрался?

Товарищ, вздохнув, сказал: – А Серёга сошёл с ума.

У меня сердце ёкнуло: «Как сошёл? – А как же Любаша, дети?»

– Серж на днях уже шестого из роддома привёз. Представляешь? Люба, понятное дело, с детьми нянчится, а Серёга один работает. Какой ему кредит? Мы тут и так, и так прикидывали, ничего не получается. Так и живут вдевятером в двушке. А он и седьмого родит, я тебе точно говорю, – совсем тронулся мужик.

Я слушал моего товарища и с радостью думал:

«Господи, как хорошо, что у нас ещё остались такие «сумасшедшие», как наш друг Серёга».

Спас Оплечный

Чем дальше идёшь, тем больше поражаешься, а потом привыкаешь, и больше не поражаешься, потому что входишь в параллельно идущий поток земного и Небесного.

Как говорит мой знакомый батюшка: "мы живём на земле, а работаем на Небе"

По-разному приходят в храм иконы, и в связи с радостными событиями, и в связи с грустными. У каждой своя история, и тоже, иногда радостная, а порой грустная, как и у людей, с судьбами которых они связываются неразрывно.

Икона в интерьер не вписывается

- Батюшка, Вас просят выйти, - это зовет меня алтарница, матушка Вера, - там молодая пара пришла, хотят с Вами поговорить, по-моему, они икону принесли, - уточняет она.

Выхожу из алтаря.

Молодой человек показывает мне образ Пресвятой Богородицы середины XIX века в старинном киоте. Образ хорошей сохранности, словно написан всего с десяток лет назад.

- Батюшка, - обращается он ко мне, - у нас бабушка умерла, а её икона нам досталась. Вот мы и решили принести её в храм.

Конечно, радостно, что приходят такие замечательные образы, но почему они принесли её нам, а не оставили у себя как память о родном человеке. В ответ слышу:

- Эта вещь, к сожалению, не вписывается в интерьер нашей квартиры. Мы уж и так и так смотрели, ну нигде не подходит.

- Ребятки, а ведь эту икону держали в руках как минимум ещё пять - шесть поколений ваших предков. Она связывает вас с ними. Может, всё-таки передумаете, оставите у себя?- спрашиваю с робкой надеждой.

- Нет, нет, батюшка, мы уже решили, ну не выбрасывать же нам её, правда? Так что забирайте, - категорично завершили они разговор.

И ещё один образ обретает пристанище в нашем храме.

Семейная реликвия и другие иконы - подкачали и наказаны

Как-то соборовал ещё нестарую женщину, лет сорока. Она умирала, и я понимал, что дни её сочтены. Муж показывал мне иконы, что хранились у них в доме, и среди них - маленький металлический образ Пресвятой Богородицы.

«Это не просто иконочка, батюшка, это наша семейная реликвия, с ней мой дед прошёл ещё первую мировую войну и ни разу не был ранен. Его мать, а моя прабабушка, благословила ею перед уходом на фронт. А потом уже моя бабушка благословляла моего отца, когда его призвали воевать с фашистами. И ведь тоже, смотрите, как ему повезло, за всю войну ни одного серьёзного ранения».

Было видно, что он сам-то человек нецерковный, да и неверующий на самом деле, но мой приход к ним, видимо был для него последней надеждой. После исповеди, соборования и причастия умирающей, когда я уже уходил, Геннадий, так звали её мужа, протягивая мне пожертвование на храм, с надеждой спросил:

- Ну что, батюшка, она останется жить?

- На всё воля Божия, я ничего не могу вам сказать определённо, но думаю, что то, с каким сердцем причащалась ваша жена, позволяет надеяться, что её душа будет жить.

Деньги я у него не взял.

Женщина умерла, а через несколько дней, проходя мимо их дома, я увидел Геннадия. Он жёг костёр. Люди обычно сжигают личные вещи усопших. Он заметил меня и крикнул, чтобы я подошёл. Когда я подошёл к костру, то увидел, что горят иконы, те, что стояли в их доме.

- Не знаю только, что делать с этой «железкой», - он протянул руку, на ней лежала их семейная реликвия, тот самый образ Пресвятой. - На помойку выбросить, рука не подымается. Утопить? - Не знаю.

- Отдайте её мне, попросил я.

Он легко, и даже как-то с видимым облегчением избавился от образа.

- Он будет находиться у меня в алтаре, и в любой момент вы сможете его забрать назад.

Как хорошо, что я не взял тогда его деньги.

Где-то, спустя год, я увидел его на велосипеде, он ехал мимо храма на дачу.

- Геннадий, - окликнул я его. - Ваша иконочка у меня, не хотите ли забрать?

Он отрицательно помотал головой.

- Тогда я отдам её в надёжные руки, вы не против?

- Делайте с ней что хотите, - ответил он, не останавливаясь и не сходя с велосипеда.

Сейчас она находится у одного моего друга. Ему приходится много ездить, встречаться с людьми. Когда я передавал ему образ, то рассказал его историю. Мой друг взял в руки икону, благоговейно поцеловал её и положил в карман пиджака напротив сердца. Я знаю, что он с ней никогда не расстаётся.