По ту сторону жизни, по ту сторону света - Виталий Иванович Храмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И это притом, что это метательное копьё не требует для эффективного своего использования какого-либо сложного навыка. В отличие от тех же лука или меча. Да и пращи. Праща не приживается. Только у нас, в «Усмешке Смерти» имеются отдельные подразделения пращников. Остальные стрелковые сотни вооружают дуговыми самострелами. Обычными или новыми, маленькими, с короткими цельножелезными стрелками.
Нам пригоняют табуны боевых кобыл. Чтобы мы обратно делали из щитоносцев ударную, и не очень ударную, но конницу. Изыскивая внутренние резервы. Наверное, верхи нового порядка решили, что конницы много не бывает. И похожих на степняков-кочевников конных Змей не хватает новому порядку. Вот мои и учатся. С переменным успехом. Пока гоним «через стремя» всех поголовно. А там проведём селекцию. Кто у нас будет «гусаром летучим», кто – «лыцарем», кто – «четвероногой пехотой», что на марше верхом, а в бою пешком.
Корма для коней поставляются тоже «новые». Не стога сена, не мешки овса, а брикетированные комбикорма. Там сено запрессовано с мукой зерновых первичного, самого грубого помола, с рыбной и костной мукой, с попадающимися кусочками сушённых фруктов, овощей и корнеплодов. Потрошишь этот тюк, который места в обозе занимает не очень и много, а кони всё это трескают с превеликим удовольствием. И не только кони. Те же тяговые быки, основная тяговая сила «службы тыла» нового порядка, не брезгуют.
Кстати, про комбикорма. Трехметровые порождения Змеи, оказывается, кормятся только каким-то особым видом комбикорма. Какие-то мясные брикеты. Ну, и в лучших традициях любой армии, особенно прогрессивно-революционной, снабжаемой безлико-централизованно, если у кого-то что-то особенное стоит на довольствии, а у остальных – нет, то рано или поздно эта диковинка будет в котлах и остальных. Если что-то стоящее. А мясной рацион разве не стоящее?
А вот с «Усмешкой Смерти» осечка случилась у обычных причинно-следственных связей. Кочарыш по-прежнему бдил за дисциплиной во вверенном нам подразделении, потому с первой же «утечкой» этих мясных брикетов от снабженцев этих боевых сущностей, этих уродов, арестовал всю попавшую в Усмешку Смерти партию мясных брикетов, весь заплечный мешок разом, и принёс мне. С тем самым философским вопросом: «Эта жрачка – хорошо? Или, как обычно, плохо?»
– Смотри, что ребята добыли! Мясо какое-то, – хвалится Кочарыш, крутя надкусанный брикет в руке. – Не пойму только, что за мясо. Я всяко едал, даже крыс. А вот такого как-то не припомню. Вкус незнакомый. Может, это из Скверных тварей наварили? Им-то, демонам, что? А вот мне бы не хотелось оскверниться. Глянь! Мясо же! Сладкое какое-то. Сластят его, что ли? Так, конечно, жёсткое. Как вяленое. Но разварить – самое оно будет.
Закончив сварку очередных прутков, я сдвигаю свой шлем, исполняющий обязанности маски сварщика, на затылок, и внимательно всматриваюсь в брусок мясных консервов.
– Скверны не чую. Остаточную магию чую. Слушай, брат, они используют какую-то разновидность стазиса. Нам бы тоже не помешало такое. Продукты храниться будут дольше, портиться меньше. Маги у нас есть, силу народ в «кошкином доме» исправно вырабатывает.
– Понял тебя, Батя! – кивает Кочарыш, тыкая мне в лицо бруском. – Попробуй. Так-то мне понравилось. Всяко лучше старой конины!
Откусываю. Пытаюсь понять, что это? Как приготовлено, что можно из этого использо…
Глаза мои вылезают на лоб. Яростно, в крайнем отвращении, плююсь. Меня тошнит. Кочарыш смотрит на меня с ужасом, в спешке суёт пальцы в рот, тоже срыгивает в реку. Я прополаскиваю рот водой из фляги, но не помогает. Кочарыш тянет бурдюк с вином, вытирая усы и бороду рукавом, забыв о всяких нормах приличия.
– Это человечина! – с крайней мерзостью сплёвываю я.
– И всё? – удивляется Кочарыш. – И всего-то? И чё?
– Ты не понимаешь? – изумляюсь я.
Кочарыш пожимает плечами, пряча глаза.
И тут я призадумался. Крепко призадумался. Если сам Кочарыш, больше всего «пропитавшийся мною», не понимает, от остальных требовать что-либо вообще глупо.
Как оградить мне моих людей от поедания хорошего, дешёвого, но человеческого мяса? Карательными мерами? Если сами «каратели» не будут понимать обоснованности карательных мер, то всё это обернётся пустым «пуком». Уговорами? Смотри выше. Сотни лет людей уговаривают, что пить, курит – нехорошо. Помогло? Тысячу лет часть человечества убеждают, что свинину есть – «харам!». Категорически нельзя! Святотатство! А они сало ночами точат. «Аллах спит! Аллах не видит!» И водяру с русскими жрут, потому как «в чужой монастырь со своим Кораном – не лезь!».
Что же делать? Делать-то что? Что же придумать? Как их убедить? Что-то в голову ничего дельного не приходит. И прибегать к мерам по стимулированию мысленной активности не хочется. Каждый раз после этого как-то мерзостно. Чужая же жена!
– Так, дорогой мой! – говорю я Кочарышу, с омерзением спихивая застрявший меж прутков арматуры брусок человечины в реку. – Есть это нельзя. Это проклято. Всех, кто будет жрать эту проклятую, отравленную еду, ждёт ужасный конец. Смерть их будет не мгновенной. И не скорой. Но будет она жестокой, долгой и мучительной.
– А зачем же этих демонов этим кормят? – изумляется Кочарыш. Вроде поверил.
– Так вот ты сам и ответил. Они же демоны. Не люди. Что можно демонам, то людям нежелательно. Кроме того, их всё равно на убой гонят. Ты так же хочешь? И концы им не нужны. Отсохнут и ладно. А тебе?
Кочарыш схватился за штаны.
– Пригодится, – отвечает он. Но в его глазах я вижу сомнение. И это приговор всем моим словам.
– Давай так. Я выведаю, что за хрень эта вот хрень? – говорю я, отбирая мешок у Кочарыша и вытрясаю его содержимое в реку. – И всем вам доведу. А пока поверь на слово. Кто меня ослушается – прокляну! Надеюсь, помнишь, как я умею проклинать?
Кочарыш уверенно кивнул. И махнул рукой:
– Ну и хрен с ним, с этим мясом! Авось, не одичали ещё настолько, чтоб людей жрать!
– То-то же! – уверенным кивком подтвердил я, этим возвращая шлем с его светофильтром на место, работы полно.
Только вот в душе моей поселился червячок, что стал тут же грызть меня поедом. Потому не было у меня уверенности, что этого разговора достаточно. Надо было что-то предпринять! И дельное, а не простые
